Кажется странно и смешно, что профсоюз владельцев грузовиков, едва появившись, бросил вызов правительству. Однако ситуация приобретала весьма опасный характер. Военные держались за рамками конфликта, ограничиваясь патрулированием городов во время комендантского часа. Они не хотели даже пальцем пошевельнуть, чтобы пустить в ход грузовики. Что это? Неспособность армии? Разве нельзя было посадить за руль солдат? Страна на глазах погружалась в губительную пучину хаоса.
Рамиро Агирре не напоминал о себе, а больше обратиться мне было не к кому. Поэтому я целые дни проводил в доме Флоренсии, обложившись газетами и журналами, не пропуская ни одной политической передачи радио и телевидения. Таким образом я имел хоть какое-то представление о том, что происходит снаружи.
Под вечер я шел в кафе недалеко от дома и там поджидал Фло-ренсию. Она была моим единственным живым каналом связи с внешним миром. Я всегда с удовольствием слушал все ее редакционные сплетни. Ее сослуживцы очень удивлялись, почему правительство так церемонится с бастующими владельцами грузовиков. Работники телевидения бывали даже в местах, где собрались забастовщики со своими машинами.
Там царило веселье, как на гулянье. Шоферы сбивались в компании, устраивали попойки, словом, отлично проводили время. Похожие сцены мелькали и в телепередачах по каналам, принадлежащим правым. Забастовщики выступали в них с развязными заявлениями откровенно провокационного характера, употребляя самые оскорбительные выражения, и вообще держались вызывающе.
Неподалеку от них, словно охрана, виднелись солдаты, тоже устроившиеся весьма удобно. Такое сосуществование стражей порядка и его нарушителей выглядело довольно странным и наводило на самые печальные размышления.
Наконец левые стали всерьез реагировать на события, будто оправились от шока. По призыву руководства Народного единства активизировались его низовые организации, сыгравшие, как известно, решающую роль в избрании Альенде, а также боевые и действенные «индустриальные кордоны», созданные из членов различных отраслевых профсоюзов.
Эти организации, приведенные в движение, пытались наладить доставку продуктов питания и сырья для заводов с помощью всех наличных транспортных средств.
В дело пошли грузовики, принадлежащие предприятиям, и личные автомобили администрации. В деревнях для восстановления нарушенных линий снабжения крестьяне использовали тракторы. И этот ответ народа становился с каждым днем действеннее, приобретая все больший размах.
Но контрреволюция, видимо, ожидала подобных мер. Вслед за владельцами грузовиков стали объявлять забастовку другие контролируемые правыми профсоюзы. В реакционной печати была опубликована соответствующая инструкции некоего командования «корпоративно-профсоюзного действия».
Да, деньги ЦРУ способны превратить тыкву в корпорацию, а баклажан в профсоюз. Список мероприятий командования «корпоративно профсоюзного действия» выглядел впечатляюще.
Последовательность прекращения работ
Во-первых, там шла речь о локауте. Руководители предприятий и зависимые от них инженерно-технические работники перестали выходить на работу. Они заперли ворота заводов и фабрик на ключ и полагали, что парализовали промышленность. Но рабочие не только открыли силой свои предприятия, но и пустили их в ход.
Позже была предпринята попытка сорвать работу больниц. Врачи из-за небольшой потери в зарплате готовы были прекратить оказание в стране всякой медицинской помощи. Но все больницы так или иначе продолжали функционировать. Неотложную работу в них выполняли врачи — сторонники Народного единства.
Вслед за медицинскими работниками выступили торговцы. Они вновь закрыли свои магазины. Но теперь уже специальные бригады, созданные Народным единством, организовали ларьки на улицах, продавая продукцию, непосредственно поступающую с фабрик. В связи с оживлением торговли в продаже появились даже те товары, которые в течение долгого времени скрывались спекулянтами—от ниток до гвоздей.
Потом поочередно прекращали работу адвокаты, инженеры, зубные врачи, пилоты авиакомпаний, парикмахеры, массажисты, хозяева кинотеатров, бухгалтеры, агенты по туризму, биржевые маклеры, таксисты. И от имени каждой из этих групп правые фабриковали декларации, одна крикливее другой.
Эти декларации смаковались реакционной печатью, передавались радио- и телевизионными станциями. Заявляя о прекращении работы на неопределенное время, подобные профессиональные группки требовали никак не меньше чем отстранения «незаконного» правительства. Заключение о его «незаконности» они выносили сами.
Наступление реакции вызывало в массах все большее возмущение. Трудящиеся выходили на демонстрации в поддержку правительства. Но «наступление хозяев» не ослабевало. Чтобы застопорить железнодорожное движение и вновь обострить нехватку товаров, стали совершаться диверсии. На автострадах рассыпались особым образом согнутые гвозди, так называемые «мигелиты».
Остановившиеся машины забрасывались камнями или обстреливались. Организация и проведение таких акций вменялась в обязанность бастующим владельцам грузовиков, и плата за них добавлялась к тем пресловутым сорока долларам ежедневной «компенсации».
В некоторых населенных пунктах были взорваны водопроводные станции, богатые виноделы выливали свою продукцию в сточные канавы, ското-владельцы на глазах у всех разливали молоко по дорогам, помещики жгли сельскохозяйственные продукты. А воинские подразделения в это время бездействовали в «боевой готовности», расположившись вокруг стоянок «бастующих грузовиков».
«Октябрьскими боями» называли в стране эти битвы, которые, как я вначале был убежден, являлись предвестником конца правительства Альенде.
Казалось, положение его безвыходно. И если существовало секретное соглашение между контрреволюцией и военными, то оно наверняка предусматривало создание подобной кризисной ситуации. А того, что в Чили сложилась именно такая ситуация, не мог отрицать никто. Однако энтузиазм масс и меры, предпринимаемые Народным единством, сводили на нет отчаянные атаки правых, и страна продолжала идти вперед.
Однажды вечером Флоренсия прибежала в кафе бледная как полотно. Оказалось, что в их телестудии обнаружена бомба большой мощности. Если бы она взорвалась, то можно только гадать, что осталось бы от здания и людей, которые в нем находились. Флоренсия была смертельно напугана и все время повторяла:
«Я так больше не могу!»
Мне стоило немалых трудов хоть немного успокоить ее.
В этот вечер я был к ней особенно внимателен, делал все, чтобы она могла отдохнуть и отвлечься от грустных мыслей. Она уже начала успокаиваться, но вдруг по телевизору объявили, что Альенде без каких-либо объяснений в последний момент отменил намечавшуюся на вечер пресс-конференцию.
Это вконец вывело нас из равновесия. Что происходит с правительством? Флоренсия рассказала, что партии Народного единства беспрерывно совещаются. Руководство Единого профцентра трудящихся заседает двадцать четыре часа в сутки. Высшее армейское командование посетило президента республики и находилось у него необычно долго.
— Все это очень странно,— заметила Флоренсия,— но с тобой все-таки мне не страшно. А одна бы я... бр-р-р!
Она впервые сказала мне «ты». Я сделал вид, что не заметил. А тут еще, отправляясь в свою спальню, она поцеловала меня особенно нежно.
Я остался в гостиной, решив еще поработать над своими записками. Но вскоре все бросил и включил музыку. Меня как-то выбило из колеи сегодняшнее поведение Флоренсии. И я снова погрузился в сладкие мечты.
«Она назвала меня на «ты». Что это может значить?»
Я уже не мог сосредоточиться ни на чем, даже на музыке. Прошел в свою спальню, снял с полки томик Борхеса .
Но сегодня даже Борхес не смог захватить меня. Каким чужим представлялся мне этот писатель, растративший свой талант на темы, так далекие от человека...