До поры до времени правительство Народного единства ничего не слышало о существовании такого профсоюза, так же как не знало о профсоюзе торговцев, который вдруг начал действовать, о профсоюзах адвокатов, зубных врачей, инженеров, счетоводов — о всех этих организациях, пущенных в действие в удобное для контрреволюции время.
Такая находка должна была заставить кое-кого в ЦРУ подпрыгнуть от радости. В самом деле, наконец-то появилось то, что можно противопоставить действительно боевой организации трудящихся, чем сдержать мощь абсолютной и единственной до сих пор политической силы в сфере производства — Единого профцентра.
Эти вновь возникшие профсоюзы, и особенно самим богом посланный союз владельцев грузовиков, тоже ведь можно было назвать организациями трудящихся. Реакция взяла руководство ими под свой контроль. Эврика! Дайте мне союз владельцев грузовиков, и я сдержу социализм!
Вначале меры, предпринятые правительством — чрезвычайное положение во всей стране и введение комендантского часа, — казались даже паническими в свете какой-то очередной забастовки. Но, взвесив возможные ее последствия, нетрудно было понять всю серьезность сложившегося положения.
Забастовка вела к парализации страны, она означала, что целые области останутся без продуктов питания, что вообще будут нарушены экономические связи в национальном масштабе: промышленность лишится сырья, населенные пункты останутся изолированными, замрет жизнь в портах и городах...
Той ночью, выходя из дома Флоренсии, я встретился с нескончаемой вереницей «бастующих» грузовиков, двигавшихся по набережной реки за город, где владельцы должны были поставить их «на прикол». Да, демократические права соблюдались скрупулезно — никто не нарушал этого парада!
В кабинах виднелись довольные лица водителей. Позже я узнал, что радость владельцев грузовиков была отнюдь не беспричинна — за каждый день простоя они получали по сорок долларов. Дельце было куда как выгодно! Они требовали от правительства снабжения их шинами, запасными частями и горючим — всем, недостаток чего остро ощущался в связи с прекращением поставок из США.
Они не начали бы этой забастовки — забастовки именно всеобщей,— если бы им не обещали щедрого вознаграждения. Сорок долларов чистоганом за каждый день ничегонеделания!
А цена каждого доллара на «черном рынке» доходила до трех тысяч эскудо — вот сколько «зарабатывал» владелец грузовика за день!
За абсолютное безделье он имел в сорок раз больше, чем за работу. Разве это не блестящий бизнес?
«Это коронный шаг ЦРУ»,— писала реакционная пресса с ноткой восхищения. И может быть, действительно этот трюк с забастовкой чилийских владельцев грузовиков останется в истории ЦРУ одной из самых зловещих операций.
«Ходы на этой шахматной доске,— думал я,—тщательно рассчитаны. Все правые силы мобилизованы, чтобы обеспечить «поддержку масс». За несколько дней до начала забастовки в первых числах октября 1972 года, когда правительство Альенде вступило в третий год своего правления, штабу контрреволюции удалось вывести на улицу все оппозиционные силы —крайне правых, христианских демократов, радикалов.
Помимо этого в демонстрации приняла участие некоторая часть крестьянства и даже рабочих. Кстати, рабочие маршировали под флагом новой профсоюзной организации — «Демократической конфедерации», что вызвало в толпе манифестантов аплодисменты.
Тут же в присутствии четырехсот тысяч человек было провозглашено- «Час действии против «незаконного» правительства настал!» Звучали призывы к свержению этого правительства в рамках конституции путем «гражданского сопротивления», то есть отказа подчиняться ему.
Одним из результатов гигантского митинга, продолжавшегося несколько часов, и стала всеобщая забастовка владельцев грузовиков.
Узнав, что редактор «Комбате» срочно вернулся из Перу, я явился к нему, чтобы предложить себя в распоряжение газеты. Я был на грани отчаяния от того, что остался не у дел в такой ответственный момент.
Рамиро Агирре, как всегда, очень торопился, он забежал в редакцию по какому-то делу и не мог уделить мне достаточно времени. Пока я распространялся о том, что кроме всего прочего выполняю поручение аргентинских товарищей, он просматривал черновики, лежавшие на его письменном столе.
Сейчас он казался совсем иным, чем прежде: это, конечно, было связано с трудностями, переживаемыми Народным единством. Забастовка владельцев грузовиков продолжалась уже три дня: в столице не хватало молока, через день город мог остаться без хлеба — подвоз муки прекратился.
— Понимаю, сейчас все обязаны что-то делать,— сказал Рамиро Агирре.— Вот ты и напиши о том, как мы реагируем на забастовку,— между прочим предложил он.— Ты ведь ведешь дневник, не так ли? Ну как, согласен?
Мы так и не смогли спокойно поговорить. Его куда-то вызывали, он выходил, возвращался и снова выбегал из кабинета. В конечном
счете оказалось, что ему надо было уезжать, и мы расстались, ни о чем определенно не договорившись.
В холле гостиницы я встретил Флоренсию. Она не могла дозвониться и пришла сама.
Схватив меня за руки и не давая вставить слова, она стала говорить о том, что чуть не умерла со страха, сидя в своей квартире.
— Умоляю вас, побудьте у меня, пока не кончится это чрезвычайное положение. Я боюсь провокации.— Она сильнее сжала мои руки.— И ради бога быстрее, скоро восемь, начинается комендантский час.
— Будь по-твоему,— сдался я,— подожди здесь, я захвачу кое-что из вещей...
Флоренсия посоветовала мне занять спальню Марты, поскольку та сама когда-то предлагала устроиться у нее.
— Хорошо, но чего ты все-таки боишься? — спросил я Флоренсию, ласково-покровительственно, словно ребенка, потрепав по щеке.— Знаешь, ты похожа сейчас на олененка. Ну так говори, как я смогу тебя защитить? У меня ведь даже оружия нет.
Она виновато ответила:
— Я очень боюсь бомб. Ночью все время слышатся взрывы. Могут подбросить и мне под дверь...
— Ну а я-то в этом случае чем могу помочь?
Действительно, забастовка владельцев грузовиков шла в звуковом сопровождении: всю ночь в городе раздавались взрывы, слышались пулеметные очереди и разрозненные выстрелы. Никто не знал, что и где происходит, а военные не утруждали себя тем, чтобы информировать население о событиях. И это молчание придавало происходящему зловещую таинственность.
Мы перекусили. Флоренсия сидела за столом задумчивая и подавленная. Вдруг она сказала:
— А Марту никак не могут переправить в больницу. Я звонила в Эль Кахон дель Майпо. Дорога блокирована забастовщиками в самом узком месте...
— А что же армия?
— Не знаю. Военные, правда, целыми днями растаскивают ма шины...
Разговор не клеился.
Мы разошлись по своим комнатам. Ночь прошла тихо, взрывов не было слышно.