Ночь. Что-то меня разбудило. Это было не понятное ощущение в животе. Тупая боль и поднимающаяся тошнота.
В то время мы с мужем были еще студентами и снимали комнату у одной коммунистки. Елизаветы Павловна была уже глубоким пенсионером, но с активной жизненной позицией. В её квартире собирались соратники по коммунистической партии, такие же пенсионеры - деды и бабки. За круглым столом под низко висящим абажуром они читали газеты, обсуждали политику и хаяли нынешнюю власть.
Наша хозяйка была из старой закаленной гвардии и теплотой души от неё не пахло. Мы, квартиранты занимали дальнюю комнату и ходить по ночам было запрещено.
Боль усиливалась, тошнота была уже в горле. Стало плевать на запреты хозяйки и я почти бегом, топая босыми ногами по полу, еле долетела до унитаза. Открылась рвота. Боль в животе не прошла, а только становилась сильнее и сильнее.
От шума Елизавета Павловна проснулась, открыла дверь в туалетную комнату. Увидев, что мне плохо, захлопотала и разбудила сладко спящего моего мужа.
"Вызывай скорую!" - скомандовала она.
Карета скорой помощи увезла меня в стационар. Мне было так больно, что каждая секунда ожидания, необходимая врачам для обследования, казалась вечностью.
Зашел врач и провозгласил вердикт:"Будем оперировать! Срочно!"
Ну оперировать, значит, оперировать. У меня уже была операция по хроническому аппендициту, который мучил меня несколько лет, и только когда он разорвался, перешёл в перитонит, тогда и отрезали, сказав при этом маме:"Какая вы молодец! Подняли всех на ноги. Еще бы два, два с половиной часа, был бы сепсис. Мы бы её не спасли".
Этот опыт меня успокаивал и давал надежду, что скоро все закончится, боль пройдет, что-то вырежут, и дальше я буду жить и радоваться.
В операционной было тепло и спокойно. Сказали посчитать до.... Я отключилась.
Не знаю через какое время, но стала что-то чувствовать. Тянущие ощущения в правой стороне брюшной полости. Потом слева. Ощущения усиливались меня это состояние стало беспокоить.
А! Вспомнила! Я же на операционном столе. Мне там что-то вырезают. Тянут справа - понятно! Там же внематочная беременность, заключила я. А что они делают слева? Что там-то так тянут? Ответа в моей голове не было.
Подошел анестезиолог. Приподнял мне веки. Я вспомнила, что у меня кроме живота, есть и глаза. Только сил открыть их у меня не было. Всё внимание я переключила на веки, пытаясь их приоткрыть. Тянущие ощущения стали острее и мне хотелось открыть глаза, чтобы врачи поняли, что я не в отключке и мне больно. Глаза не слушались.
Захотелось поднять руку и рукой приостановить их ковыряния в моём животе.
О, да! У меня же еще руки есть, пришло в моё сознание. Всеми внутренними силами я фокусировалась на правой кисти, чтобы ею пошевелить. Постучать им, врачам о металлический корпус хирургического стола и сообщить, что мне крайне дискомфортно и болевые ощущения возрастают.
Вот-вот, казалось мне, кисть уже двигается, только не так, чтобы стукнуть по столу. Этого движения не достаточно.
Голос анестезиолога озвучил показания аппаратуры: "130 на 90".
"Высоковато" - рассуждала я: "Наверное, так надо. Операция же."
Глаза и рука тут же занимали полностью мой мозг и я продолжала усилием воли пытаться ими пошевелить.
"120 на 80" - озвучил голос.
"О! Нормально!" - подумала я.
И тут же этот самый голос: "100 на 80,..., 80 на 60, ..., 60 на 40! Срочно реанимация, адреналин..."
Всё о чём я успела подумать:"Я умераю! Класс! Я умераю! Мне теперь не будет больно." Пришло состояние спокойствия и неземной легкости. Я по-прежнему всё слышала, только не чувствовала своего тела. А теперь и видеть стала. Я все вижу и слышу, что происходит в этой операционной, но как бы со стороны. А внутри спокойствие и даже радость от понимания, что я умерла. Мне захотелось сообщить врачам, которые так обеспокоены, что на столе умер пациент, чтобы оставили меня. Мне же классно. Не нужно реанимировать. Только сообщить я им не могла. Они меня в новом качестве просто не видели и не слышали.
Сколько по времени длилось это блаженство, я не помню и не знаю. Вечность. Прекрасную и быструю вечность я прожила.
И тут, словно бетонная плита упала мне на грудь. Меня, как будто, сжали со всех сторон прессами. "Меня вернули" - поняла я. "Зачем?!!! Кто вам разрешал?!!! Вы у меня спросили?!!!" - негодовала я мысленно.
Стало вновь больно. Теперь боль усилилась пониманием, что меня вернули, без моего дозволения вернули. Безысходность положения. Слезы потекли по щекам, а я даже стереть их не могу. Безысходность....
В реанимации меня продержали долго. Подходили врачи пытались меня разбудить. Просыпаться к жизни мне вовсе не хотелось. Мне хотелось вернуться туда, где легко и безмятежно. Теперь я осознала вес тела, его ограниченность и тяжесть. Мне не хотелось его на себе носить.
Врачи радовались, когда я очнулась, потом отключили аппарат искусственной вентиляции легких. Сказали, что я большая молодец, но не много их напугала.
А я слушать их не хотела. Они были для меня врагами. Я была беспомощна перед ними. Депрессия и апатия к жизни накрыли меня.
Время шло. Тело мое выздоравливало. Мне пришлось принять как данность, что если не суждено, не было дозволения свыше, то надо жить. Зато теперь я точно знаю что такое смерть. Я её не боюсь. Просто всему свое время.
Отношение к жизни тоже очень поменялось. Меня не держат ни шмотки, ни камни и кирпичи, мнение окружающих и все остальные "мерила" мира материального. Я живу с тех пор, заботясь, о чистоте души, чтобы в нужный час взлететь, а не провалиться в ад страданий.
С любовью к жизни, ваша Elena Lepilova.
Только прожитое. Только настоящее.
"