У меня оставалось последнее желание. Я схватил Наташу за волосы и потащил ее на улицу. Там я велел ей встать на колени и стал писать ей на лицо, на грудь, на живот, на промежность. Закончив эту приятную для меня процедуру, я взял ведро с водой, которое стояло рядом, и окатил ее. Затем я кинул ей какую-то тряпку, чтобы она вытерлась и велел ей идти в дом. Сам я пошел поискать чего бы выпить. Когда я вернулся в дом, то обнаружил Наташу, лежащую на полу. Она уснула прямо на веранде. Я взял ее и отнес в комнату. Сразу же, после этого убрал обе пленки себе в сумку, отнес ее вещи из своей комнаты, залпом выпил полстакана водки и лег спать.
Проснувшись утром, я долго думал правда ли это, или мне приснилось. Если это правда, то где все остальные? Тут я вспомнил про пленки. Если это правда, то в сумке должны лежать две отснятые фотопленки. Я встал и полез в сумку. Там, действительно, было две отснятые пленки. Тогда к меня встал вопрос, а что помнит сама Наташа.
Я вышел из дому. На улице было жарко. На столе и вокруг него были разбросаны стаканы, тарелки, вилки. Среди прочего там валялись крохотные ажурные трусики и такой же лифчик. Поскольку, как я помнил, на Наташе ни трусиков, ни лифчика ночью не было, я решил, что это ее. Но больше всего я не мог понять где остальной народ.
Я вошел в дом и зашел в комнату к Наташе. Она уже не спала.
- Слушай, а где все? - вместо приветствия спросил я.
- Не знаю, - ответила она.
- А ты во сколько спать легла?
- Не помню.