Андрюшка при этом закрывал глаза, ловко складывал свои ноздри, чтобы в них не попала вода, и видно было, что холодные души ему очень нравятся. Кормил я своего приемыша вымоченной и сваренной солониной и рыбой.
Мы перекочевали к югу. Взрослые тюлени во время линьки ежегодно приходят в эти места и устраивают здесь на льду залежки большими стаями.
Мы вернулись на берег через месяц с добычей в полторы тысячи шкур тюленей. Пока отец сдавал шкуры и рассчитывался, стали жить в селе. Около села было небольшое соленое озерцо, и там я поселил Андрюшку.
Плавать и нырять он научился сразу, но не хотел первое время оставаться один в озере, без меня. Когда я уходил домой, тюлень вылезал из озера, и, взвизгивая, ковылял по песку за мною следом. Только в темноте можно было спастись от Андрюшки.
Андрюшка был очень прожорлив. Целый день я сидел с удочками на пристани и выуживал ему бычков, таракашек, язей, лещей и прочих рыб. Когда я с добычей подходил к озерцу, тюлень высовывался из воды до половины и, шлепая передними ластами о воду, фыркал и издавал какие-то хриплые похожие на лай звуки. После этого погружался в воду до самых глаз и высматривал подачку.
Хорошо подзакусивши, Андрюшка любил понежиться на солнышке. Он мог лежать вверх животом, вытянув шею и зажмурив глаза. Однажды на спящего тюленя напала маленькая дворняжка из нашего села, Люська.
Андрюшка лениво открыл глаза, убедился, что враг не опасен, повернулся набок и снова задремал. Но Люська не унималась и с лаем скакала около тюленя. Терпение Андрюшки стало приходить к концу. Улучив момент, когда дворняжка приблизилась к нему вплотную, тюлень схватил ее за хвост острыми зубами. Перепуганная Люська с визгом помчалась домой, поджав укороченный хвост.
Другой раз на тюленя напал большой пес — Казибек — кровная сибирская лайка. Это был враг посерьезнее. Пес два раза успел рвануть когтями скользкий бок тюленя. Тогда Андрюшка стал пятиться к воде, фыркая и дразня собаку.
Раз! И оба — и тюлень и ошалевшая от злости собака— скатились в озеро. Тут псу пришлось совсем плохо. Андрюшка топил его, колотя передними ластами по голове, заплывая вперед, не пускал к берегу и, рассвирепев, откусил и выплюнул собачье ухо. Собака захлебывалась, скулила, визжала от страха и боли.
Когда наконец Казибек кое-как выбрался на сушу, ноги его дрожали, он долго отрясал мокрую шерсть, чихая и кашляя. После этого никто больше не беспокоил тюленя.
Между тем наступили жаркие дни. Андрюшка реже стал показываться на берегу. Опытные зверобои-старики советовали мне выпустить тюленя в море. Говорили, что он умрет здесь от жары. На отцовском старом плаще я перетащил друга из озера к морю.
Накормил его свежей рыбой, поцеловал несколько раз понастоящему в усатую морду и пустил в морскую воду. Андрюшка стал сразу нырять и фыркать, время от времени показывая на поверхности морду, а потом скрылся из виду.
Прошло два дня, и я примирился со своим горем. Но вот однажды, играя на берегу моря с ребятами, я услышал знакомое сопенье и фырканье Андрюшки.
Высунувшись из воды, он просил у меня есть. Я накормил тюленя, и с помощью ребят на том же отцовском плаще тюлень переехал обратно в озеро. Все село узнало об этом событии, около озера собралась целая толпа. Все хотели поглядеть на рунного и умного зверя.
Но срок истекал, нам нужно было возвращаться домой. Отец не позволял везти с собой тюленя: это было хлопотно и не по средствам. По совету сельского учителя, в Москву была послана телеграмма, а через неделю к нам приехал молодой человек и сообщил, что он ассистент Московского зоологического сада и что ему поручено привезти тюленя живым в Москву.
Он взвесил Андрюшку на весах, измерил длину и толщину, осмотрел зубы и ласты и стал готовить тюленя к дороге.