Обновленческий раскол 1920-х гг. усугубил трагедию советского периода в истории Русской Православной Церкви (РПЦ) и уже не вызывает сомнения то, что он был инспирирован ВЧК-ОГПУ с целью подрыва церкви изнутри и дискредитации духовенства в глазах верующих. Ситуация осложнялась тем обстоятельством, что обновленческий Синод был признан некоторыми восточными патриархами, в частности Константинопольским Патриархом.
Спорным для историков остается вопрос, было ли обновленчество 1920-х гг. генетически связано с либеральным церковным движением начала ХХ в. Сравнивая идеологию обновленцев и «группы 32-х» следует учитывать исторический контекст и условия, в которых развивались эти движения. Для церковных либералов начала ХХ в. («группа 32-х» — крайне левая на их фоне) важно было отстоять главный канонический принцип Церкви — ее соборность. Это позволило бы с одной стороны освободиться от «коварного попечения» о Церкви со стороны государства, с другой стороны — обрести свой собственный голос. Для обновленцев 1920-х гг. так называемая «реформа», ими задуманная, напротив, толкала Церковь в новую государственную кабалу, но теперь это была зависимость от государства атеистического. Церковные либералы начала ХХ в. не замахивались на канонические и догматические устои Церкви. Обновленцы 1920-х гг. именно это поставили во главу угла своей программы.
При оценке обновленчества следует учитывать, что в его рядах были и рядовые священники, далекие от политики, и карьеристы, и идейные модернисты. Характерна оценка обновленчества писателем В. Шаламовым, отец которого был священником и горячим сторонником обновленчества. Писатель подчеркивал, что у этого движения были «другие истоки и пути, чем пути реализации философских исканий русского священства» в начале ХХ в. [9, с.107]. Восторгаясь А. Введенским, лидером «Союза общин Древлеапостольской Церкви», В. Шаламов отмечал, как достоинство, светский характер его проповедей и выступлений на диспутах, не видя, при этом, ничего не каноничного в действиях церковных реформаторов, таких, например, как канонизация А. Введенским собственной матери [9, с.109]. Не смущала В. Шаламова христология А. Введенского, в рамках которой Христос — «земной революционер невиданного масштаба» [9, с. 111].
Почва для антицерковной идеологической диверсии, организованной VI отделом ОГПУ, была подготовлена именно таким радикально настроенным духовенством, о мировоззрении которого красноречиво свидетельствует дело гомельского священника, популярного проповедника, общественного деятеля, историка о. Федора Жудро. Арестованный за участие в Стрекопытовском мятеже, о. Федор в своем заявлении на имя товарища комиссара юстиции отмечал: «Ни по складу своих убеждений, ни по своим действиям я не принадлежал и не принадлежу к противникам революции. Знакомый с социалистической литературой еще со школьной скамьи, я ясно видел, что непреложные законы человеческого развития ведут к крушению капиталистического строя и утверждению социализма» [1, л.6]. Об умонастроении убежденных обновленцев 1920-х гг. могут свидетельствовать некоторые положения проповеди «левого священника» Федора Жудро: «Вспомним, как Христос относился к неравномерному распределению благ земных. «Горе вам, богатые, горе вам, пресыщенные»… Братие, нынешняя власть наша борется всеми силами с неравномерным распределением земных благ, так называемым капиталистическим строем, за коммунизм, за уничтожение собственности и обобщение имений. Не верьте же тем людям, которые говорят, что коммунизм — учение противохристианское» [1, л. 5]. Постановлением Гомельского губревтрибунала от 25 октября 1919 г. священник Федор Жудро был освобожден досрочно [1, л. 1-4; 7, с. 289].
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзене и будете в курсе новых публикаций и исследований!
О том, какие задачи ставились перед обновленцами советскими спецслужбами, говорит факт подготовки показательного суда над патриархом Тихоном (Белавиным). 29 апреля 1923 г. II обновленческий «Поместный Собор» в храме Христа Спасителя в Москве объявил об извержении патриарха Тихона из сана и лишении его монашества. Партийное руководство подчеркивало: «Мы осудили Тихона не как патриарха, не как священника, а как политического преступника, контрреволюционера, как врага рабоче-крестьянской власти. Решение собора должно показать, что все обвинения по нашему адресу в том, что мы притесняем религию, преследуем духовенство есть сплошная клевета». В то же время партийные циркуляры в отношении обновленчества отмечали, что покровительствовать «новой церкви» власть не собирается, несмотря на то, что она перестала быть контрреволюционной и осудила патриарха, назвав себя «Живой Церковью», однако «все равно является носительницей религиозного дурмана» [8, л. 55]. Последующие репрессивные меры, предпринятые как против сторонников патриаршей Церкви, так и против раскольников свидетельствуют о том, что большевистское руководство вообще не собиралось идейно сотрудничать с какой-либо церковью.
Связь лидеров обновленчества с советскими спецслужбами служит еще одним доказательством провокационного характера обновленческих «реформ». Многие обновленческие приходы существовали только потому, что священники-обновленцы получали регистрацию, а тихоновцы — нет. В 1928 г. с санкции ГПУ в распоряжение обновленцев Гомеля был отдан кафедральный Свято-Петро-Павловский собор [10, с. 96-97]. Поездка по Белоруссии идеолога обновленчества А. Введенского контролировалась лично Е.А. Тучковым, начальником VI отдела ОГПУ, в компетенции которого находилась агентурно-оперативная работа с церковниками [4, с. 48]. Однако афиширование контактов со спецслужбами было нежелательно, поэтому белорусское руководство ГПУ обратилось в VI отдел ОГПУ с просьбой убрать гомельского уполномоченного Сергия Канарского с занимаемой должности, поскольку «Канарский почти не прячет своей связи с органами ОГПУ и на работе применяет методы совсем недопустимые и компрометирующие органы ОГПУ» [5, с. 18].
Итогом работы Поместного Собора 1917-1918 гг. стало не просто восстановление Патриаршества, но закрепление канонических основ РПЦ, опираясь на которые стало возможным уже в условиях гонения со стороны большевистского руководства противостоять разложению и уничтожению РПЦ в СССР. После освобождения патриарха Тихона из-под ареста (июль 1923 г.) отпавшие в обновленчество иерархи и духовенство стали массово возвращаться под патриарший омофор. Немаловажную роль в этом процессе сыграла позиция мирян. Многие священники перешли к «тихоновцам» под давлением своих приходов. В протоколе совещания агитпропа (АПО) Гомельского губкома от 23 января 1926 г. отмечалось, что с 1922 г. в губернии побывало около 7 епископов (обновленцев) «и все они своим поведением (пьянство и т.д.) окончательно себя скомпрометировали в глазах верующих и были прогнаны» [6, л. 74]. Конфликты с весьма одиозными личностями из среды обновленцев, как, например, «епископ» Симеон Канарский, «архиепископ» Алексий Дьяконов, «епископ» Варлаам (Покровский), священник Николай Дудкин, не добавляли обновленцам популярности в народе. В гомельских губернских отчетах ГПУ и АПО констатируется, не без озабоченности, что обновленческие группы быстро распадаются: «Объясняется это тем, что служители религиозного культа шли в обновленчество целыми пачками» в надежде получить покровительство власти, но, «убедившись, что никакой выгоды не получали, быстро исчезали» [6, л. 74]. Не следует забывать, что большинство белого духовенства были аполитичны и многие, не разобравшись в хитросплетениях антицерковной политики большевиков, считая обновленческий Синод единственной легальной церковной властью (а так оно и было до освобождения патриарха), переходили в обновленчество, не разделяя его идеологию.
Путаницу в систему церковного управления добавляло то обстоятельство, что до революции Гомельское викариатство, образованное в 1907 г., входило в Могилевскую епархию. В 1919 г. была образована Гомельская губерния в составе РСФСР. Таким образом, границы административные и церковные не совпадали.