Я не мог поверить, что все это соорудил мальчишка, без помощи взрослых.
— Как нынче белка?
— Есть.
Странный мальчуган! Он совсем не хотел разговаривать.
— Как звать то тебя?
— А что?
Я замолчал, недоумевая, почему же его смутил такой вопрос.
— Андреем, — вдруг через минуту бросил он.
— С тобой жить можно?
— Живите.
— Тесно не будет?
— Нет. Вы где работаете? — неожиданно спросил он, проявив интерес.
Надеясь заинтересовать его и заставить разговаривать, я отрекомендовался не как обычно — «начинающий писатель», а сказал: «Я - Писатель».
— А-а... — разочарованно протянул он.— Ложитесь спать.
Я лег.
Некоторое время слушал, как шумит ветер, стонут и трещат деревья.
Приоткрыв глаза, увидел костер, неподвижно сидящего Андрея и холодные, яркие далекие звезды.
Я уснул. Проснулся от холодка.
Дрова прогорели.
Посмотрел на часы — семь. Скоро рассвет.
После двенадцатичасового сна я чувствовал себя превосходно, вчерашней усталости как не бывало.
Испытывая понятное всем охотникам волнение и нетерпение перед близкой охотой, я вскочил, поправил костер, оделся, поставил кипятить чай.
Андрей спал.
Небо на востоке начинало светлеть, звезды мерцали уже не так ярко.
Ветер за ночь стих, тайга стояла безмолвная и еще темная. Было морозно — градусов около сорока. Закипел чайник.
— Андрей, вставай, — позвал я.
Никакого ответа. Я тронул спальный мешок. Пустой. Андрея не было. Все его вещи оставались здесь — продукты, постель, связки беличьих шкурок. Не было только ружья и хозяина.
Странно, очень странно. Я не знал, что и подумать.
Попил чаю, все прислушиваясь и поджидая.
Дождался, когда совсем расцвело. Ушел на охоту.
Охотился до вечерних сумерек. Пришел обратно на табор, натаскал дров, разложил костер.
Затем приготовил ужин, ободрал убитых белок. Андрея все не было. Я начинал тревожиться.
Но делать то нечего — поужинал и лег спать.
Звук шагов по снегу разбудил меня. Андрей наконец пришел.
Было видно, что он совершил большой переход, но не охотился: у пояса ни одной белки.
Он отряхнул с унтов снег и устало сел на постель.
— Где ты был?
— Так... — неопределенно ответил он.
— Не охотился сегодня?
Он не ответил. Я не решился больше ни о чем спрашивать.
Мы охотились вместе три недели.
Андрей все время был неразговорчивым, замкнутым.
Но по нескольку слов вечером, утром — и я все-таки узнал о нем кое-что.
Он был из таежного колхоза, хлеба у них не родились, колхозники занимались главным образом охотничьим промыслом.
Колхоз находился далеко на севере, мальчуган никогда не видел автомобиля, трактора.
Поезд посмотрел только нынче, когда провожал до станции отца, уезжавшего в Москву.
Самолеты видел часто: прилетают в район и летают над колхозом.
Отец и дед его — известные промысловики.
Оба несколько раз ездили на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку.
С шести лет стали брать на охоту и Андрея.
Дедушка говорит, что у него талант.
В прошлом году он тоже был премирован поездкой на выставку, но вывихнул ногу, отстал от своих колхозников, а добираться до столицы потом один побоялся.
— Охотиться очень любишь? — спросил я.
— Как не любить... Конечно, люблю — хмуро и по обыкновению неохотно ответил он.
— И любого зверя промышлять можешь?
— Знамо, могу.
— Ну, а изюбра? Зверь осторожный, хитрый...
— Велика премудрость, — ответил он.
Да, этот мальчуган был настоящим охотником, в этом я убедился уже на второй день.
Мы охотились без собак и в кедраче — самой трудной тайге для промысла.
Тут надо великолепно разбираться в следах, уметь отыскивать самые свежие, среди многочисленных старых.
Надо хорошо знать повадки зверька.
Без всего этого белку, затаившуюся в непроницаемо густой хвое кедра или отдыхающую в своем, почти не видимом с земли, гнезде, найти невозможно.
Проходишь весь день, и не убьешь ни одной. Я считался хорошим охотником и гордился этим. Но пятнадцатилетний Андрей не отставал от меня.
Тоненький, высокий, нескладный, он почти бежал по глубокому снегу, его скуластое лицо горело от мороза, волнения и охотничьего азарта.
Он срезал петли, безошибочно определяя, куда выйдет кормившийся здесь зверек.
Не замедляя шага и не сбиваясь, пробегал то пространство, где белка шла «верхом» (тогда следы на снегу терялись).
Наконец, особым чутьем, которым обладают только хорошие охотники, определял, что она где-то здесь, рядом.
Быстро оглядывал темные, запушенные снегом и инеем кедры, и уверенно подходил к тому дереву, на котором притаился зверек.
На ходу прицепляя убитую белку к поясу, он торопился дальше.
Со мной он был по-прежнему неразговорчив, но потому, как бодро обдирал зверьков, заряжал патроны, чистил ружье, починял одежду, даже мурлыкал про себя песенку, было видно, что ему радостно и весело это занятие.