Сегодня будет дождь. С запада, все утро, слепое и бесцветное, ползут клубящиеся лохмы тяжелых от влаги облаков. Изрезанный кронами деревьев далекий горизонт походит на растянутую до предела тетиву колоссального лука, готовую в любой момент распрямиться с быстротой молнии. И тогда по трепетным ладоням листьев, сплетению травинок, обнаженных корней ударят тугие струи прохладной влаги...
Это хорошо, что приближается дождь. Значит, посетителей не будет и его, наконец, оставят в покое. Вдоль небольшого озерка, где на заросшей ряской отмели топорщились стебли цветущей рогозы, идти было приятно, даже радостно. Однако радость день ото дня становилась блеклей, едва уловимой. Потом совсем пропала.
...Первое время он не мог понять, как очутился здесь. Повсюду, куда хватало глаз, простирались леса: лиственные, хвойные, резко сменявшиеся тропическим буйством. С большим трудом он вспоминал названия растений, многие из которых оставались для него безымянными. Когда он скитался по безмолвным лесам, берегам сонно текущих рек, его не покидало ощущение, будто чего-то недостает. В кронах деревьев шумел ветер, рокотали далекие грозы. Может, сон все это? Полночный бред?
Когда перед ним впервые возник человек с ртутно-блестящей кожей, без ясных черт лица, он испугался. Сквозь тело жуткого чужака просвечивали стволы близких деревьев, густо оплетенных плющом. Казалось, они смотрели друг на друга целую вечность. Человек и этот, другой. А откуда он узнал, что есть такое слово «человек»? Приснилось, или сказал кто-нибудь?
Чужак осматривал его, сверкая ртутной кожей, сквозь которую просвечивались темные провалы огромных глазниц. «Здесь тебе будет хорошо», – подобно глухому отзвуку падающих камней раздалось в его сознании. Чужой голос становился все яснее, громче. Внезапно где-то внутри, возле сердца, вспыхнуло обжигающее пламя, ударило во все стороны тугой волной звуков, радужных бликов, незнакомых чувств...
Он стал простым садовником на крохотной планете, превращенной в грубоватую копию Земли. Посмотришь вокруг: вроде бы привычные глазу пейзажи. Густые сосняки утопающие в переплетении высохших сучьев, чахлый ольшаник, насквозь продуваемое ветром мелколесье. Но это все для него – непостижимым образом воскрешенного из небытия, смертельной пустоты.
– Так модно теперь, – говорил ему владелец диковинного мирка, созданного в окрестностях Плутона и перенесенного в созвездие Лебедя.
– Жестокая мода получается.
– Разве ты не рад жизни?! Бессмертие, вечное тело, разум, летящий по Галактике подобно свету...
– Рад, конечно. Только... мне не хочется так жить.
Хозяин вдруг изменил цвет кожи, которая сделалась перламутрово-черной. Оказалось, что по недавно принятому закону добровольная смерть являлась самым страшным преступлением. Выхода не было. Нужно подчиниться, выполнять прихоти этого бессмертного богача, ухаживать за лесами и реками. Превратиться в забавную экзотическую вещицу, дополнение к местным пейзажам. Здесь нельзя разводить огонь, ходить по траве, строить жилье, пить речную воду. Здесь нет птиц, ежи не шуршат лапами в опавшей листве, по ночам не горят в теплой траве зеленые капельки светляков. Купол чужого неба с витиеватыми цепочками незнакомых созвездий кажется задевает за кроны сосен.
В яркие, солнечные дни леса наполнялись многоликими существами, которых трудно назвать людьми. Они бродили здесь, облаченные в тела, полные чего-то нечеловеческого, отстраненно-холодного. Гибриды, звероподобные личности, синтетические люди, заключенные в несколько непроницаемых оболочек. Все они наслаждались атмосферой бесконечно далекой, уже ставшей чужой прародины. Потом поток жаждущих острых ощущений иссяк. Пошли долгие осенние дожди. Садовник разломал шарообразный дом, парящий над лугом. Какой же это дом?! Ненавистная скорлупа. Из обломков металлического каркаса удалось сделать подобие топора. В сухостое нашлось достаточно подходящих сосновых стволов...
Дом получился немного корявым, с маленькими окошками и низкой дверью. Крышу он накрыл болотной осокой. Работал до глубокой ночи, когда темнота и усталость смеживали воспаленные веки. Не замечая голода, питаясь ягодами и кореньями, он с упоением продолжал нарушать все мыслимые законы. Ему начали сниться сны. Прожитая глубина другого, родного времени. Сотни, тысячи лет уже исчезли, растворились в пустоте безвременья. Но воскрешенная память, простая человеческая память, оказалась неподвластна времени. Задыхаясь от слез, он видел картины прошлого: лица родных и друзей. За что его разлучили с ними? Как жить дальше, в этом бессмертном сонме монстров в искусственной коже. Боль, какая немыслимая боль...
Глубокой осенью, в один из унылых, наполненных знобящей сыростью дней предзимья, появился хозяин. Возник из тумана в белых одеждах. Впервые приходилось видеть его лицо, обычно покрытое множеством полупрозрачных пленок-кож. Обычное лицо тридцатилетнего мужчины без намека на волосы и морщины постоянно двигалось, будто пыталось отыскать подходящее выражение. Однако это напоминало неумелую настройку музыкального инструмента, суету дилетанта. Хозяин удивленно проговорил:
– Что ты наделал?! Зачем разрушил гармонию и красоту?
Только сейчас человеку стало по-настоящему страшно. Пришло осознание одиночества – неохватного, всепоглощающего. Тогда он начал говорить, наверное, даже кричать. И с каждым произнесенным словом, брошенным в лицо бессмертному монстру, страх уходил. Его побеждало другое чувство, настоящее, земное. В прошлой жизни ему казалось: люди, не знавшие этого чувства, были чужими на земле, носителями другого языка, так не похожего на язык любви.
– Вы способны воскресить давно исчезнувших людей, – кричал он, – а их чувства теперь вам непонятны, чужды. Заботитесь о бессмертии, бесцельной вечной жизни... Вы отняли у меня судьбу, но вернули несравнимо более ценное – любовь! Зачем видеть синеву чистого неба, наслаждаться цветением деревьев, если душа мертва?! Если человек одинок?
Последние слова были брошены в пустоту. Фигура бессмертного исчезла незаметно, как и появилась. Больше он не возвращался. Никогда.
Перед тем, как выпал снег, выдалось несколько удивительно солнечных дней. Багряная медь опавшей листвы трепетала от легких прикосновений ветра, сосны покрывались янтарными каплями пахучей смолы, прозрачные наряды облаков отражались в сияющих зеркалах озер. Хотелось неотрывно смотреть в небесную синь, купаться в ее глубине, лететь свободной птицей. Но радость день ото дня становилась едва уловимой, бесцветной. Впереди была лишь разлука. Сколько ей длиться, сколько? Он не знал этого…