.
Вениамин Блаженный , (1921-1999) поэт на фоне Тарковского, или Цветаевой, не великий, однако, значительный . Помню, как даже, Елена Шварц (которая по идее не любила род такой лирики) о Вениамине Блаженном говорила, что , он ,очень, трогательный, и скорее , очень чистый, чем великий поэт, и как признавалась, некоторые стихи В. Блаженного, ее трогают. Не случайно , и то, что среди поклонников поэзии Блаженного встречаются не только, люди, любящую поэзию, но и священники, ценящие его религиозность, и по моему, это только хорошо. Если кому то нравится Василий Блаженный, как поэт, это только прекрасно, (плохо, когда у человека , только, один Есенин , любимый поэт), не говоря о том, что поэзия Блаженного, этически лишь улучшит своего читателя, (черта, кстати, тоже, для двадцатого века, весьма редкая.) А, в этой статье, я коснусь того, чем интересен , и ценен , как поэт, В. Блаженный лично мне. Что, на мой взгляд, есть ценного, а что порой, не хватало Блаженному? Может быть, прозвучит это несколько субъективно, но я бы сказал, что Вениамин Блаженный писал стихи, как священник. Замечу, Пушкин писал иногда как пророк, да и Ходасевич, и Цветаева скорее писали, как пророки, (по крайней мере в своих , наиболее духовных, или надмирных проявлениях) , и никогда не писали как священники. А В. Блаженный писал стихи, не как пророк, а, скорее - как священник. В этом его чистота, хотя в этом и узость, или, лучше сказать, его поэтическая специфика.
Впрочем, разве это может быть недостатком? Говоря о своих личных вкусах, я люблю читать стихи священников, если они талантливы, в них есть что то особенное, может быть, даже, и что -то , такое, что и в стихах Блаженного, не смотря на то, что стихи священников могут быть талантливыми, но они не могут быть гениальными., ибо, священник , (говоря в идеале), все таки, ближе к святому, чем к гению. Священник же, пишущий гениально, скорее всего, перестанет быть священником, и станет чистым поэтом. Тем не менее, стихи священников, всегда интересны, как всегда и чисто интонационно , или, образно, узнаваемы. Может быть что-то , близкое, к мною замеченному, (допускаю, что и чисто, субъективно) есть и в поэзии Вениамина Блаженного., хотя, может быть, и нет, ибо, его поэзия , ни на кого, не похожа. К тому же, если бы Вениамин Блаженный писал , просто, как пишут обычные священники, он бы, наверное, не прославился как поэт, или был бы поэтом, которого любили бы лишь , одни священники. Однако, что -то его, его поэтику, выделяет, а что именно, об этом и пойдет речь чуть ниже.
Можно ли отнести поэзию Блаженного к религиозно-церковной?
На самом деле, авторов пишущих в благочестиво церковной традиции, в России, было не так и мало, и в девятнадцатом и в двадцатом столетьи, в котором хватало стихов по настоящему чистых, и талантливо написанных, но при этом, совершенно не выдающихся, то ли по причине аскезы, в форме следования чисто церковной традиции, то ли , по причине отсутствия какого либо мотива личного, который бы оживлял , как и евангельский сюжет , ставший жизненным, так и сюжет жизненный ставший сюжетом чисто евангельским. Про поэзию Блаженного, можно сказать, как про поэзию., в которой жизненные сюжеты стали , евангельскими, или говоря шире, библейскими. Однако, помимо этой черты, что- то выделяет поэзию Вениамина Блаженного, еще.
Что же именно?
Может быть то, что Вениамин Блаженный , в чьих жилах текла еврейская, библейская кровь, интересен тем, что в нем сочеталось исконно православная, даже юродивая традиция - с традицией чисто хасидической, еврейской , отсюда, и некоторое богоборчество поэта. Хотя, следует сказать, что даже некоторое богоборчество Блаженного - богоборчество противоположное богоборчеству Ницше, или даже раннего Маяковского, поскольку, даже в богоборческих стихах, поэт склоняется перед Творцом. Как верно кто- то из священников (поклонников Блаженного) заметил, в иудаистической традиции - можно даже и спорить с Богом, в качестве примера можно привести и книгу Иова.
В случае Иова и поэзии Блаженного, важен вначале диалог, потом спор.
Впрочем, поскольку, я коснулся иудаизма, сделаю небольшое, (хотя, и вряд ли, в данной статье, необходимое) отступление, заодно и коснувшись того, почему я не отношусь враждебно - к иудаизму . Не отношусь я враждебно к иудаизму, потому, что на мой взгляд, Господь, и допустил что бы монотеистических традиций было ,как минимум, три .
Для чего такое разделение возникло?
Может быть, для того, что бы не возникло соблазна единой религии Антихриста - под видом якобы мирового единого христианства , мирового ислама, или мирового иудаизма - при отсутствие какой либо, религиозной альтернативы, хотя на мой взгляд, лишь христиане могут быть лицом мира-, или самым последним словом - перед Господом. Потому, кстати, и сами и христиане разделились, на православных, католиков, и протестантов.
Даже само это разделение – предусмотрено небесами.
Точки зрения же людей, которые обвиняют иудаистов , в том что они отрицают Христа , мне кажутся предвзятыми. Почему? А потому, что можно молиться Христу, а можно молиться Князю Мира Сего, и духу мировой системы, искренне полагая, что ты молишься Христу. С точки зрения религиозной, это большее преступление, чем отрицание Христа. Впрочем, это, тонкий, хотя и сложный момент, касающийся тайны свободы и Бога. Бог даровал человеку свободу - не только уверовать, но так же и не уверовать, или даже, усомниться.
Для того, что бы быть христианином, мало быть воцерковленным.
Поскольку, если человек молящийся Христу лицемерен и жесток, и далек от раскаянья, он будет молиться не Христу, а его антиподу. И , напротив, можно и не зная Христа, служить Христу , потому, может быть, Господь и допустил атеизм в СССР. Никто даже в истинной религии не застрахован от лжи. Поэтому хорошо, что есть помимо Христианства, и Иудаизм, и Ислам, и хорошо, что есть и Вениамин Блаженный, и религиозная поэзия, тем более, что такой искренней религиозной интонации ни у одного поэта, не встретишь.
Человека спасает не только религия, но и поэзия.
Однако, я бы провел разницу в том, что если искусство (в хорошем смысле) выводит человека из равновесия, из застылости его взгляда, и обыденности, особенно говоря о поэзии, то религия дарит , возвращает равновесие. Но это равновесие - иное, иного мира и порядка, поскольку, это равновесие - обретаемое в Боге. Хотя, обретается такое равновесие – не сразу.
Тем более, что у Вениамина Блаженного есть и христианские, а есть и дохристианские мотивы.
Но и в этом понимании, Блаженный чисто русское явление, поскольку, все поэтичное, в России, сама ее неповторимая поэзия пришла в культуру от народа, народно-мифического бессознательного, архаичного, и дохристианского, смешавшегося с христианством. От склада русских сказок, и от архаичных былин, и мифов - и пришла в Россию поэзия. Этого нельзя не заметить, уже по одному Пушкину, как явлению, чисто русскому.
Повторюсь, Вениамин Блаженный был не только поэтом, но и набожным человеком.
В нем не только эти два начала гармонично сочетались, но, и не противоречили друг другу, может быть, потому, что в пути Вениамина Блаженного, нарушение чисто человеческого равновесия – при взгляде на мир, и на страдание божьей твари , (что в нем и пробуждало поэта), вело к иному равновесию , обретаемому в религиозной вере. Потому, его поэзия и так пронзительна, и жива.
Что еще необычного, я бы отметил в поэзии Вениамина Блаженного?
На самом деле, у Вениамина Блаженного, есть помимо стихов написанных классично, (на мой взгляд, несколько, многословно, а порой, и заунывно, при всей их проникновенности, и редкой чистоте), есть удивительные верлибры. Они впечатляют тем, что никто в сороковых такими верлибрами не писал. Кроме этого, его верлибры мне нравятся тем, что они написаны и цельнее и энергичнее, и многомернее его стихов написанных классическими строфами, и слогом, и тем, что в них есть и традиция Псалма, и традиция белого стиха.
Однако, это чистые верлибры а не белые стихи .
Неправда, что новаторство начинается с великих поэтов. Новаторство иногда начинается с поэтов не самых больших, которое развивается лишь позднее. Вениамин Блаженный хороший, и значительный, но не великий поэт , тем не менее, такими верлибрами, как он, никто в ту пору не писал, задолго до Сапгира , Айги, или Сосноры. Впрочем, это относится - к форме, и к поэтике В. Блаженного, к чисто формальному новаторству его стихосложения.
А что можно сказать, коснувшись главного, содержательного, говоря о Вениамине Блаженном?
Вениамин Блаженный может быть, самый сердечный лирик двадцатого века, и в этой своей черте, Вениамин Блаженный не только одинок, но и уникален. Опять же может быть, прозвучит это странно, однако, говоря о двадцатом веке, немногих значительных авторов назовешь авторами сердечными, даже говоря не о двадцатом, а, уже, о девятнадцатом веке.
С чем это связано?
До эпохи романтизма, до Новалиса лирика была - поэзией сердца, а с Новалисом и Бодлером лирика стала скорее поэзией души, а не сердца. Как ни странно это прозвучит, именно Бодлер , высказывающийся о поэзии, так: "Слезы? Да, но не от сердца, а от фантазии, и от воображения идущие," в поэзии, отрицал сердце - и как центр связи поэта с миром, и как средоточье личности, сердцу предпочитая душу с ее полетом фантазии и воображения .
То есть, Бодлер имел в виду воображение как интеллектуализацию поэзии.
То же самое писал и Новалис, о поэте, говоря, о том, что " поэт должен быть холоден" (все эти исследования, касающиеся противостояния сердца и души - интересно выявлены в книге Гуго Фридриха , посвященной структуре лирики 19, и 20 столетья. ) То есть, и Новалис и Бодлер предпочитали душу сердцу, в понимании, в каком они верили в безличную поэзию. В самом деле, что такое сердце? Сердце , как центр человека, есть, источник наших чувств и любви.
Однако, сердце никуда не может человека унести, а душа, с ее снами, может.
Может быть, именно с этой точки зрения Вениамин Блаженный уникален тем, что в 20м веке - это один из немногих значительных поэтов, которого можно назвать лириком сердца, хотя, конечно же, у Вениамина Блаженного есть и начало души, как можно встретить у Блаженного и сны, и фантазии, без которых невозможна никакая поэзия, даже самая сердечная.
И поэзия Вениамина Блаженного не стала исключением.
Однако, начало души в лирике Блаженного так не разрывало с сердцем, как происходило это , не только у Бодлера, но на самом деле, у Мандельштама, у Блока, у поздней , и лучшей Цветаевой, и Б. Лившица, следующих если не канонам, то требованиям 20 века, и вызовам своего времени. Такой искренности, такого тепла , такого личного начала у этих поэтов , уже, не встретишь. Правда, может быть, такая сердечность и возможна лишь в религиозном искусстве.
Добавил бы, особенно, в религиозной поэзии.
Потому, с одной стороны, В. Блаженный , с его искренностью, несколько по поэтике , и языку, уступает Тарковскому, и позднему Пастернаку, с другой стороны, в этом ряду , нисколько, не теряется., и по своему, даже, выигрывает, как явление уникальное. Может быть, пока, это, все, что я о Вениамине Блаженном мог бы сказать, добавив, к сказанному, что молодой В. Блаженный внешне похож на молодого Мандельштама. И это, тоже, удивительно.
Возможно, я обрисовал свои впечатления о Блаженном – довольно бегло.
Я попытался лишь выделить в его творчестве, то что наиболее интересно лично мне, сделав это не потому, что все другие черты в поэзии Вениамина Блаженного не так интересны, а потому, что почти все стороны поэзии Вениамина Блаженного интересны, и я, всего лишь, выделил в его поэзии , наиболее интересное или близкое, лично, для себя.
На самом деле, Вениамин Блаженный - поэт, очень разный.
А еще , Вениамин Блаженный не только уникален , но и симпатичен своей скромностью. Первый сборник своих стихов, у поэта вышел, лишь в 1990 году, не смотря на то, что поэзию Вениамина Блаженного высоко ценили, и Тарковский, и Пастернак, и Кушнер.
Хорошо, что в наши дни, поэт, становится особенно популярным.
………………………..
P. S.
Ниже, стихи В.Блаженного
РОДОСЛОВНАЯ
Отец мой - Михл Айзенштадт - был всех глупей в местечке.
Он утверждал, что есть душа у волка и овечки.
Он утверждал, что есть душа у комара и мухи.
И не спеша он надевал потрепанные брюки.
Когда еврею в поле жаль подбитого галчонка,
Ему лавчонка не нужна, зачем ему лавчонка?..
И мой отец не торговал - не путал счета в сдаче...
Он черный хлеб свой добывал трудом рабочей клячи.
- О, эта черная страда бесценных хлебных крошек!..
...Отец стоит в углу двора и робко кормит кошек.
И незаметно он ногой выделывает танец.
И на него взирает гой, веселый оборванец.
- "Ах, Мишка - "Михеле дер нар" - какой же ты убогий!"
Отец имел особый дар быть избранным у Бога.
Отец имел во всех делах одну примету - совесть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Вот так она и родилась, моя святая повесть.
* * *
Сколько лет нам, Господь?.. Век за веком с тобой мы стареем...
Помню, как на рассвете, на въезде в Иерусалим,
Я беседовал долго со странствующим иудеем,
А потом оказалось - беседовал с Богом самим.
Это было давно - я тогда был подростком безусым,
Был простым пастухом и овец по нагориям пас,
И таким мне казалось прекрасным лицо Иисуса,
Что не мог отвести от него я восторженных глаз.
А потом до меня доходили тревожные вести,
Что распят мой Господь, обучавший весь мир доброте,
Но из мертвых воскрес - и опять во вселенной мы вместе,
Те же камни и тропы, и овцы на взгорьях всё те.
Вот и стали мы оба с тобой, мой Господь, стариками,
Мы познали судьбу, мы в гробу побывали не раз
И устало садимся на тот же пастушеский камень,
И с тебя не свожу я, как прежде, восторженных глаз.
***
Душа, проснувшись, не узнает дома,
Родимого земного шалаша,
И побредет, своим путем влекома...
Зачем ей дом, когда она- душа?
И все в пути бредя необратимом
Просторами небесной колеи,
Возьмет душа мое земное имя
И горести безмерные мои.
Возьмет не все их, но с собой в дорогу
Возьмет душа неодолимый путь,
Где шаг за шагом я молился Богу
И шаг за шагом изнывал от пут.
Какой-то свет таинственный прольется
На повороте времени крутом
Но цепь предвечная не разомкнется
Ни на юдольном свете, ни на том.
* * *
Это было такое далёкое пенье,
Что его только слышали Бог и Каштанка,
Но Господь – он и вовсе лишён был уменья
Отличить сладкопевца от воя шакала.
А Каштанка заливисто лаяла долго,
Словно чудился ей дикой лошади топот,
Но когда и собака устало умолкла,
Стало тихо, как после большого потопа...
Вениамин Блаженный.
ЖИЗНЬ
Отдаешь свои волосы парикмахеру,
Отдаешь глаза - постыдным зрелищам,
Нос - скверным запахам,
Рот - дрянной пище, -
Отдаешь свое детство попечительству идиотов,
Лучшие часы отрочества - грязной казарме школы,
Отдаешь юность - спорам с прорвой микроцефалов,
И любовь - благородную любовь - женщине, мечтающей... о следующем,
Отдаешь свою зрелость службе - этому серому чудовищу
с тусклыми глазами и механически закрывающимся ртом -
И гаснут глаза твои,
Седеют волосы,
Изощренный нос принимает форму дремлющего извозчика,
Грубеет рот,
И душу (печальницу-душу) погружаешь в омут будней -
Тьфу ты, черт, я, кажется, отдал всю свою жизнь?!
1944
МАЛЕНЬКАЯ КОШКА
Мы все любили маленькую кошку,
которая жила в мире чудес:
то, что для нас было миром,
было для нее подушкой и ковриком,
а на подушке и коврике
никто не станет играть со смертью.
Солнечный лучик
интересовал ее не меньше, чем астронома,
но, вопреки всем научным теориям,
она не уступала ему приоритета:
- Сначала луч, потом кошка.
Нет, сначала кошка, потом луч.
Вот почему она била по лучу
капризной лапкой,
чего, конечно, не станет делать ни астроном,
ни я, ни вы.
Если бы маленькая кошка
знала хоть сотую долю того, что знаем мы
(я и вы),
она превратилась бы в страшного тигра,
стерегущего свой помет.
Но она убирала помет с невинной сосредоточенностью,
между тем как глаза ее следили за летящей паутинкой -
и отыскивали у ней хвост.
Не знаю, чем казались ей люди.
Может, деревьями,
может, морем;
хотя она и не видела моря.
Когда я садился есть, шевеля губами,
она видела что-то, чего не видел я:
большие сосцы воздуха.
Поэтому она присоединялась к трапезе.
После еды она умывалась; ритуал обновления.
В пустоте неожиданной смерти
она ощутила все, что ощущаем мы:
неудобство слишком большого тела,
жесткий колючий воздух,
вес и размер предметов.
И их враждебность.
В глазах ее, мучительно слепнущих от света,
громоздились огромные небоскребы -
и она жалобно мяукала:
погасите свет.
Ибо темнота возвращала ей неведенье.
Умирая,
она на мгновение постигла связь
между мраком и светом, теплом и холодом,
жизнью и смертью.
Маленькая мертвая кошка.
Смерть снова отступила от нас (от меня и от вас),
но, отступая, унесла маленькое безжизненное тельце.
- И я обвиняю во всем этажи.
...О этажи -
тяжелые,
серые,
каменные этажи,
раздавившие
кошку...
1964
СМЕРТЬ И ШАГАЛ
Смерть пришла и к Шагалу.
- Ах, Марк, Марк, -
Качала она по дороге головой, -
Ни к кому я не шла с такой неохотой,
Как иду к тебе, мечтательному старику
С детской улыбкой.
Конечно, тебе исполнилось девяносто семь лет,
Это (прости меня) возраст смерти,
Но я и сегодня хотела бы обойти твою мастерскую,
Где ты мастеришь из чертей голубей,
Из голубей коров,
А из женщин разноцветные фейерверки.
Об этой мастерской мне кое-что известно.
Седобородые покойники,
Приоткрыв саваны,
Прятали в ладошки веселый смешок, -
Они не забыли твоей сумасшедшей выставки,
Где ты по примеру Господа-Бога
Или витебского портного
Взял длинные портновские ножницы
И испортил ими материал, -
И все затем,
Чтобы бегать вокруг портновского стола,
Щелкая теми же разбойничьими ножницами:
- Я испортил, я и сошью,
Сошью невиданный лапсердак,
Сошью ослино-козлино-звериный мир,
Сошью коров, голубей, лошадей,
Ибо главное в работе это марка,
А марка у меня всегда в запасе
(В заднем кармане брюк), -
Итак, приклеим ее на лоб Господа-Бога-Саваофа,
На лоб осла, козла и раввина -
Получится Марк Шагал.
Марк Шагал, это совсем неплохо,
Когда можно выйти из дому
И остановить случайного прохожего:
- Скажите, а я похож на клоуна?..
Не бойтесь меня обидеть,
Я буду очень рад, если вы скажете, что я похож на клоуна,
Ведь при виде клоуна смеются дети -
Он наполняет их детские рты крупицами смеха,
Как птицы клювики птенцов зернышком и червячком.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(...Все это бормотала смерть -
У нее начались слуховые галлюцинации, -
Бормотала, идя к Марку Шагалу,
И, бормоча, путала все на свете,
Забывала, кто она, Смерть или Марк,
Называла себя Марком, маркой, даже маркитанткой, -
Ибо она окончательно запуталась в поисках собственного имени...)
* * *
В детстве мне казалось, что "бессмыслица" это бабочка,
Но бабочка, которую увидит не всякий,
Бабочка, у которой на крылышках серебристая пыльца.
Те, кто говорили "бессмыслица", пожимали плечами,
И глаза у них были глазами обиженных детей:
Некоторым из них казалось, что они эту бабочку видели,
Но поди поймай ее - "бессмыслицу"!
А я вот увидел ее почти взаправду,
Но увидел не в детстве, а в ранней юности, -
Оказалось: что "бессмыслица" не бабочка, а птица,
Птица с маленькою головкою лугового цветка
И зелеными глазами недоступной мне женщины, -
Это ведь в нее влюбился я в восьмом классе,
В учительницу русского языка, -
И она мне приснилась во сне,
И я даже пытался сказать ей что-то о своей любви,
Но она с обидой пожала плечами:
"Какая-то бессмыслица!"
* * *
Трепещущая плоть женщины, кошки, птицы
Испаряется так же,
Как капля воды под лучами беспощадного солнца.
Но зачем столько солнца, столько мрака, столько воздуха, столько стен, -
Этот огромный мир вовсе не нужен
Ни сверчку, ни кузнечику,
Ни женщине, ни птице.
Все они прислушиваются только к биению собственного сердца,
К его неумолчному звону, колоколам и колокольчикам.
