Чтобы дойти до дома от института, нужно как-то миновать парк. Вперёд, по заброшенным аллеям, за спиной у гаражей, по щербатому асфальту конца 80х, нарочито деловым шагом, крепко зажав в кулаке ключ - верное средство самообороны. Если кто-то пристанет, замахивайся острым краем ключа, бей наотмашь, целься в лицо. Идёшь через парк - жилы натянуты, зубы стиснуты. Зима, темно... Шапки меховой на мне нет, но все равно страшно: здесь у тети Милы из второго подъезда хотели «формовку» бобровую сорвать, а она у неё на резинке, - под пальто сквозь подмышки продета. Так ханыга тот выхватил нож и вместе с резинкой порезал Людмиле Петровне шею. У неё потом голова направо не поворачивалась и лицо перекосило.
Парк, конечно, со временем привели в порядок, гаражи снесли, аллеи заасфальтировали, чащобу проредили, поставили фонари. Я вышла замуж в начале 2000, потом - в декрет. Гуляла здесь с ребёнком, скучала по вечно занятому мужу, по работе. Нудный, нудный парк, бело-зелено-жёлто-чёрный, в зависимости от сезона. Одеть ребёнка, посадить в коляску, усыпить, бродить кругами, сожалея о прерванной ради всего этого карьере.
Пятнадцать лет спустя я оказалась онкобольной. Мир лысых распахнул мне свои муторные объятья. Химия, еще одна... и так шесть раз, по нисходящей, - к черте, за которой начинается либо новый день, либо опиумные пластыри и операции на метастазах.
Выписалась - некурабельна, неоперабельна, но пока стабильна. Приписана к хоспису. Могу стабильно сидеть на кухне и смотреть в окно. А там... наш парк. Изумрудный, лакированный, омытый дождем: не парк, а целая планета. Благоухает, цветёт всеми своими сиренями, сыплет яблоневым снегом, обнимает, ждёт. Муж с сыном только раз в неделю могут меня вывезти погулять. Это такое длинное путешествие в моем безгранично раздвинувшемся мире. Но, ничего. Собираюсь с силами, одеваюсь, и мы движемся. Родные предупредительны и заботливы, но я устаю уже в начале второй из тридцати аллей. Коляска трясётся, ноги мерзнут, больно. Зато теперь я слышу, как поют птицы, вижу, как лучи просверливают дырочки в листве, как дрожащие осины клонятся в своих дырявых платьях. Мой бесценный и неповторимый... парк.