Найти в Дзене
Дюма-дочь

Юбилея не будет, но остались воспоминания. Сегодня исполнилось бы 60 лет журналисту Сергею Доренко

Летом того года он был, как я сейчас понимаю, влюблен, окрылен взаимностью и днем видел звезды. Рен-ТВ вернуло его в телевизор. Было, было короткое время, когда можно было пялиться в экран и глаза и уши не выжигало какой-то сектантской навязчивостью и тревожностью о настоящей и, о боги, будущей геополитической катастрофе. Даже непродолжительный просмотр этого адища приведет к изменению вашего сознания. Отвлеклась, однако, повело…

Тогда Доренко встретил нас с гитарой и, естественно, в традиционной панковской футболке. Ждал курьера с нефритовым браслетом за $600, уверял, что это - даром. На тот момент он был даосом, коммунистом и несостоявшимся мусульманином. Передумал, стал замечать в себе зарождающегося семейного деспота.

Попробовали выяснить состав крови, начали с прабабки-полячки из Варшавы Нины Дубницки и прадеда из Болгарии Димитро Лозанова, при этом рiдна бабка стояла на том, что она - щиро украинка. То есть у этих людей уже не мог получиться потомок как эталон благоразумности и послушания. А дальше начался импровизационный гон, который действовал на нас как аутотренинг на пациентов в «Соловьёвке»: мы соглашались со всем, подергивая головами от восхищения, какой там Stand Up… «Когда я приезжаю в Израиль, мне дико обидно за хеттов. Я очень люблю бывать в Израиле, но поскольку я не еврей, мне трудно объяснить, что я там делаю. Ребята, я же хетт, ведь хетты завоевали эту территорию, в момент, когда было египетское пленение, оно примерно продолжалось шестьсот лет и все это время хетты царствовали, бились в Яффе, ставили своих фараонов. Наши, хеттские колесницы давали прикурить фараонам, понимаешь? И у хеттов Авраам покупает могилу Дасара, он же пришлый с Евфрата, а эти-то коренные жители… Мне становится обидно за хеттов, когда, нас хеттов зажимают. Я все время за тех, кого обижают! Вот мне кажется, что гуннов обижают, и я гунном бываю часто. Подумайте, кто такие гунны! Эти люди дошли до Баварии, выставили славян с Дуная, благодаря чему образовалась Россия, потому что, если бы не гунны, то кривичи бы не пошли сюда. А гунны пришли туда от Омска и Новосибирска. А чего пришли гунны? А потому что за ними гнались монголы. Часть своего тюркского населения оставили, которое позже стало сибирскими татарами. И мне так за них иногда обидно, что их никого не осталось, давайте, я буду гунном, потому что у меня есть болгарская кровь. Когда туда, в Болгарию зашли гунны по заказу иранцев… Я вас не утомляю? Было две сверхдержавы на планете - Иран и Византия, и они интриговали друг против друга, конец 5 начало 6 веков. Мы куртигуры, это наше племя, гунновское! Я же куртигур!»

В редакции радиостанции "Говорит Москва"
В редакции радиостанции "Говорит Москва"

Потом Доренко стал уйтигуром, кубанским хазаром, а по деду - вайлахом, это румынские пастухи, здесь нет ошибки в написании. Так, думаю, самое время про Африку спросить.

- Что делали в Анголе два года? - заготовлено поинтересовалась я. И, ударив по струнам, Доренко пустился в воспоминания.

- Деньги зарабатывал! В Анголе, мне больше всего нравились пигмеи племени бабанзели, еще есть буту, мои самые любимые. Из четырех главных ветвей пигмеев, мне нравится эти две, потому что я забыл, как называются две другие. Я работал переводчиком. В Анголе говорят на португальском, но буту и бабанзеи на французском. И баконго, которые приходят в Анголу, они тоже говорят на французском. Вы не ошибетесь, если с ними заговорите на французском языке. По-французски я немножко знаю. Я сначала попал в Высшую школу партии труда. Я переводил, пел с ними и был в тот момент невероятно универсален.

- И много там племен с кем вы пели?

- Основных три и надо сказать, что господь позаботился о них. Баконго, бабунду и есть овенбунду. Овенбунду - это черные петухи Насавинго, которые были против нас. Насавинго, однако же, был у нас на одном из съездов компартии в конце 60-х и был за нас. Потом он передумал. Бабунду - это «наши-наши», Агостиньо Нету, который умер у нас в кремлевской больнице от цирроза печени. Он имел правило выпить бутылочку виски, прежде чем почистить зубы. Это партизанская борьба привела его к такой традиции. Он был наш, истинный марксист. А баконго - это НФНЛА, они те же, что и в Заире, перцы…

- Когда началась кампания против Лужкова, к вам в очередь стояли журналисты за комментариями, вы удовлетворенно мысленно потирали руки. Я же говорил…

- Единственный человек, который его любит - это я. Мне было стыдно, как будто это было не известно! Во-первых, хорошо, что изобличали, во-вторых, плохо, что сделали это новостью. Новость, что все вы - негодяи, либо вы не знали, что было, тогда вы идиоты и не пресса никакая! Значит, вы двуличные скоты, двурушники, вы все знали и молчали.

- Арматурой по голове не каждому охота получать.

- Да какой арматурой!? Лужков меня хранил много лет. Из прессы он никого принципиально не убивал, насколько мне известно. Какие проблемы? В тени меня можно было говорить, все, что угодно. Я с 1996 года критикую Лужкова, первая публикация в «Эль Паис» в испанской газете о монстре, которого они с Церетели поставили в Марбелью, о том, что мэр Марбельи на самолете Гусинского прилетал на день рождение Лужкова. Думаете, меня после этого меня убил Лужков? В том году он меня позвал ужинать к Церетели. Мы пошли, там было очень вкусно. Был Лужков, Елена Батурина, угорь и Штеффи Граф на вкусное подавали.

- А-аа-а, «Кубок Кремля», наверное, проходил?

- Не-ее-ет, она приехала специально, чтобы сыграть с Лужковым партию. Лужков в этих вопросах не скупился.

- Интересно… Кто же победил?

- Я не спросил. Победил интеллект грубую силу. Я думаю, Штеффи Графт, которая взяла за это не меньше, чем пол-лимона, как мне представляется кэшем. Так вот, мы ужинали, говорили о георгинах, которые очень удаются у Церетели. Мне сказали, давай дружить. Дружба с мэром Москвы чего-нибудь значит?! Он мне говорит: «Давай нормальные отношения вести». Я ему отвечаю: «Юрий Михайлович, ради красного словца…»

- Вы из тех оперов, которые родной матери патроны подкинут?

- Вы уж меня простите, но, ежели, вдруг родится хорошая шутка из воздуха, я опять «нашкодить» могу, - сказал я Лужкову. Вот такая моя подлая натура, поэтому дружба со мной ненадежная. Второй раз он дружбу мне не предлагал.

«Телекиллер» никогда не стрелял из боевого оружия. Дарили юаровские винтовки, он тут же «застенчиво ставил их в кладовку или находил способ передарить». Непомерно дорогостоящий теленачальник 90-х никогда не видел культовых «Место встречи изменить нельзя» и «17 мгновений весны», «я книжки читал», понимаешь?! «Мы не должны быть властью, мы должны быть инструментом общества для начала. Теперь уже не рупор, а форум». Ага, президиум народного собрания, подстрекатели и главари, журналисты-вредители, ваше слово! «Он был представитель жесткой журналистики» - соболезнует коллега с лицом старого мальчика. Да во всем мире она такая, как состязательный процесс в суде. Большие деньги за почти недостижимые цели и, опа, разобрали паству на чью-то харизму и любовь-ненависть. Я гналась за вами несколько дней, чтоб сказать, как вы мне безразличны!

И последней цитатой закрою тему про ненавидящих: «Я не говорю с ними ни разу, я заставляю их говорит с собой, я поселяюсь внутри их мозга, как Ктулху, я взрываю их черепа. И от того, что они внутри набиты говном, я не виноват».