Найти тему
Виктор Фанайлов

"То, о чем молчат мужчины" (Рассказы о медицине, рассказы о телевидении.)

"Для того, что бы сделать карьеру на телевидении нужно быть либо ж..дом , либо п..расом.  А лучше все сразу!" - учил меня "большой начальник" -   "А ты, Витек, ни то, ни другое. Не видать тебе моего кресла!"   Я сделал удивленные глаза. Начальник хохотнул.   Не знаю кем он был по национальности, но п..дор оказался редкостный...   Меня и самого занимал вопрос: странно - работаю на телевидении, вроде не еврей, не  гомосексуалист, что я тут делаю?
Знакомый одесский раввин обещал мне исправить национальность всего за пятьсот баков, я обещал подумать…
  Что делать со второй  составляющей профессионального успеха – гомосексуализмом, неизвестно. Определиться помог случай. В первой семье я долго не имел детей. Моя старшая жена оправдывала свою бездетность моей импотенцией. В смысле, у меня «стояло и кончало», но детей не было. Жена говорила – у нее все в порядке, поэтому тихо побухивала со своими вполне «детными» подругами за теристорным шкафом в аппаратной телевидения. Меня это, мягко говоря – не устраивало. И я договорился с лучшим проктологом города, целым профессором, о визите. Стоит ли говорить, как я переживал эту встречу. Тем более, что по туманным рассказкам своих «бывалых» друзей я понимал, что все это - не вполне приятно… «Да ты не ссы, Витек, может еще понравится!» - шутили мои брутальные геноссе. Более подробно они не рассказывали, у мужчин на это – табу.
И был мне сон. Во сне я заходил в чистую и светлую процедурную больнички. Натягивая перчатку, доктор предлагал пройти мне к окну и приспустить штаны. В окне я видел чудесный пейзаж – вершины заснеженных елок, солнце золотило каждую снежинку на ветвях. Дальше во сне я почувствовал резкую боль в анусе. 
  Наутро я ехал в больницу. Был ясный морозный день, один из тех, что так радует юг России в середине января. Вся моя душа было полна неясных предчувствий.
- Здравствуйте, пациент, заходите, подходите к окну, приспустите штаны, нагнитесь, услышал я голос доктора и щелчок натянутой перчатки.
  Я стоял в чистой и светлой процедурной больнички, за окном был виден пейзаж из сна: солнце золотило каждую снежинку на ветвях сосен. И тут я почувствовал резкую боль в анусе…
  Как на негнущихся ногах я дошел до остановки автобуса – не помню. Помню только метнувшуюся через два ряда машину. Дверь у моих ног открылась, там сидел мой армейский друг.  Мы не виделись года четыре. Я рассказал ему все. Он хохотнул про то, что: «рас – не пи..орас», потом глянул в мое бледное лицо, замолчал и довез до подъезда. «Ты, эта, махни коньяка рюмку, отпустит!» - посоветовал друг. 
- Ага, ответил я и всадил бутылку водки. 
Отпустило...
"Для того, что бы сделать карьеру на телевидении нужно быть либо ж..дом , либо п..расом. А лучше все сразу!" - учил меня "большой начальник" - "А ты, Витек, ни то, ни другое. Не видать тебе моего кресла!" Я сделал удивленные глаза. Начальник хохотнул. Не знаю кем он был по национальности, но п..дор оказался редкостный... Меня и самого занимал вопрос: странно - работаю на телевидении, вроде не еврей, не гомосексуалист, что я тут делаю? Знакомый одесский раввин обещал мне исправить национальность всего за пятьсот баков, я обещал подумать… Что делать со второй составляющей профессионального успеха – гомосексуализмом, неизвестно. Определиться помог случай. В первой семье я долго не имел детей. Моя старшая жена оправдывала свою бездетность моей импотенцией. В смысле, у меня «стояло и кончало», но детей не было. Жена говорила – у нее все в порядке, поэтому тихо побухивала со своими вполне «детными» подругами за теристорным шкафом в аппаратной телевидения. Меня это, мягко говоря – не устраивало. И я договорился с лучшим проктологом города, целым профессором, о визите. Стоит ли говорить, как я переживал эту встречу. Тем более, что по туманным рассказкам своих «бывалых» друзей я понимал, что все это - не вполне приятно… «Да ты не ссы, Витек, может еще понравится!» - шутили мои брутальные геноссе. Более подробно они не рассказывали, у мужчин на это – табу. И был мне сон. Во сне я заходил в чистую и светлую процедурную больнички. Натягивая перчатку, доктор предлагал пройти мне к окну и приспустить штаны. В окне я видел чудесный пейзаж – вершины заснеженных елок, солнце золотило каждую снежинку на ветвях. Дальше во сне я почувствовал резкую боль в анусе. Наутро я ехал в больницу. Был ясный морозный день, один из тех, что так радует юг России в середине января. Вся моя душа было полна неясных предчувствий. - Здравствуйте, пациент, заходите, подходите к окну, приспустите штаны, нагнитесь, услышал я голос доктора и щелчок натянутой перчатки. Я стоял в чистой и светлой процедурной больнички, за окном был виден пейзаж из сна: солнце золотило каждую снежинку на ветвях сосен. И тут я почувствовал резкую боль в анусе… Как на негнущихся ногах я дошел до остановки автобуса – не помню. Помню только метнувшуюся через два ряда машину. Дверь у моих ног открылась, там сидел мой армейский друг. Мы не виделись года четыре. Я рассказал ему все. Он хохотнул про то, что: «рас – не пи..орас», потом глянул в мое бледное лицо, замолчал и довез до подъезда. «Ты, эта, махни коньяка рюмку, отпустит!» - посоветовал друг. - Ага, ответил я и всадил бутылку водки. Отпустило...