Трестовские острословы подхватили фразу, которую он, может быть, уже и не замечал, безотчетно произнося ее.
Если требовалось кого-то высмеять , ехидничали "Рассматривая вопрос логически."
Мотковский догадывался, что за "скрипучестью", "железными" выводами, в общем-то всегда справедливыми, скрывается добрая и беспомощная душа, может быть, даже слишком добрая и мягкая, и эта оболочка педанта служит Голованову защитой, помогает ему восполнить недостающую твердость характера.
Третьим, или, вернее, четвертым после Мотковского членом комиссии (потому что Мотковского тоже включили в нее, так полагалось), был инспектор территориального комитета профсоюза угольщиков Маркин. Он всех моложе, розовощекий, тщательно выбритый. А светло-каштановую густую шевелюру от лба до макушки пробороздила широкая полоса седины.
Она ничуть не стаpила Маркина, наоборот, выигрышно дополняла его внешность, выделяя его ненавязчиво и как-то необыкновенно кстати. Все трое - привыкли друг к другу. Они были чуть ли не штатными членами комиссии по расследованию травм и других несчастных случаев, связанных с нарушениями техники безопасности.
- Начнем?-вопросительно посмотрел на всех Сoрокин.
Он занял стол Мотковского, а Мотковскому пришлось устроиться за вторым столом, вплотную придвинутым к первому. Голованов и Маркин уселись на диван, стоявший сбоку от Мотковского, возле стены.
- Кстати, - вдруг спросил Сорокин, — ты видел бэрээс? Мотковский пристально посмотрел на него, упитанные щеки слегка порозовели.
- Видел, возле комбайна валялось.
- А после тебя куда-то исчезло. Мотковский сделал удивленное лицо и лишь произнес:
-Да?!
Первым, кого они опросили, был Жaров.
Мотковский аккуратно записывал все вопросы, которые задавали Жарову, и ответы на них. А когда Жаров сказал, что давление воды было неопасным, поднял голову, уставился на него, потрогал пальцами очки в черной оправе и подозрительно переспросил:
- Вы ничего не путаете? Жаров вцепился руками в сиденье стула, часто поводил языком по губам, Они пересыхали от волнения. Он старался отвечать обстоятельно и четко. Взгляд серых глаз с неотмытыми от уголь- ной пыли веками был открытым.
Он прав,- проговорил Голованов,-я уже наводил справки.
Сорокин тоже согласно кивнул головой, а Мотковский поспешил записать ответ Жарова в протокол. Вслед за Жаровым место на стуле занял Мишин. Мотковский кивнул ему, как бы подав знак, чтобы он держался поувереннее и что все будет в порядке.
Рассказав, как было: и то, как он осмотрел забой и механизмы, и как оставил Баранкина в начале смены, а потом узнал о его гибели по телефону от дежурного и прибежал в забой, он умолк. Торопливо затолкал правую руку в карман брюк, вытащил скомканный носовой платок и вытер с лица пот. Добавил:
- Жалко человека, глупо погиб!
Сoрокин смотрел на него пристально, с любопытством. Сложил на столе большие руки, двумя пальцами правой отбивал дробы по пальцам левой, сжатой в кулак. Он умел разбираться в людях и без труда определил, что Мишин сейчас не в своей тарелке, что ему не просто жаль Баранкина. Его гнетет нечто другое, и это другое Сорокин немедленно связал с исчезновением БРС...
начало рассказа