В 1817 году писатель Александр Грибоедов поступает на службу переводчиком в Коллегию иностранных дел. Однако в Петербурге он не прослужит и год, поездка с танцовщицей Истоминой станет для него роковой, приведет к дуэли ее поклонников и отъезду Грибоедова из Петербурга. Рассказываем, как это было.
Грибоедов жил в Петербурге в одной квартире со своим приятелем графом Александром Завадовским, которому очень нравилась балерина Авдотья Истомина. Она была ведущей танцовщицей в балетной труппе Санкт-Петербургского театра. У нее были толпы поклонников, даже Александр Пушкин не обошел ее вниманием в своем знаменитом романе в стихах.
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла — все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет.
1 глава "Евгения Онегина" А.С.Пушкина
Грибоедов же в число ее поклонников не входил, он бывал у нее в гостях, ценил талант Истоминой, но не более. К тому же, она была возлюбленной кавалергарда Василия Шереметева, человека ревнивого.
Пятого ноября 1817 года в Малом театре шла комическая опера «Караван Каирский, или Торг невольниками» со сражениями и балетной линией. В ней играла 18-летняя Истомина. Буквально за два дня до этого она поругалась с Шереметевым и съехала от него к своей подруге, позже она скажет, что «давно намеревалась по беспокойному его характеру и жестоким с ней поступкам отойти от него».
После спектакля Грибоедов решил пригласить балерину к себе на чай. Истомина согласилась, но ,чтобы избежать ревности Шереметева, попросила писателя подождать ее с санями у Гостиного двора. Так и сделали. Через некоторое время девушка подъехала туда на казенной театральной карете, пересела в сани Грибоедова и вместе они поехали домой.
Но Шереметев был не так прост, он следил за ними и видел, как Истомина зашла в квартиру Грибоедова и Завадовского. Шереметев взревновал и стал советоваться со своим знакомым, забиякой и театралом Александром Якубовичем, мол, что же теперь делать?
«Что делать,— ответил тот,— очень понятно: драться, разумеется, надо, но теперь главный вопрос состоит в том, как и с кем. Истомина твоя была у Завадовского, но привез ее туда Грибоедов — это два, стало быть, тут два лица, требующих пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы, при сей верной оказии, составим une partie carree: ты стреляйся с Грибоедовым, а я на себя возьму Завадовского» – описывается в книге Гордина Я.А. «Дуэли и дуэлянты»
Шереметев вызвал на дуэль писателя, однако Грибоедов сказал, что стреляться с ним не будет, "потому что, право, не за что". Но согласился поддержать товарища, и в случае чего стреляться с Якубовичем.
Тогда ревнивый возлюбленный адресовал свой вызов Завадовскому. Тот согласился. Поединок должен был превратиться в четверную дуэль (с французского une partie carrée), условия были довольно жесткие: соперники сходились на шесть шагов, а барьер был восемнадцать, для сравнения, Пушкин получил смертельное ранение при изначальном расстоянии 20 шагов от своего противника.
Дуэль решили провести 12 ноября на Волковом поле, с погодой не повезло, мела метель.
«На снегу секунданты шпагами прочертили четыре линии – через каждые шесть шагов; от двух крайних, по условленному знаку, противники двинулись навстречу друг другу» – описывает поединок С.А.Фомичев в книге «Грибоедов в Петербурге»
Завадовский и Шереметев стали сходиться, однако Шереметев выстрелил раньше, чем его противник дошел до барьера. Пролетевшая пуля оторвала край воротника на сюртуке Завадовского.
– А! – воскликнул пострадавший. – Так он хотел убить меня… К барьеру!..
«Секунданты, предвидя кровавую развязку, стали уговаривать графа пощадить жизнь противника. Завадовский готов был уступить их просьбам, намереваясь только слегка ранить Шереметева, но последний, забыв все условия приличия дуэли, крикнул, что Завадовский должен его убить, если сам рано или поздно не хочет быть им убитым. Граф выстрелил – Шереметев упал; пуля прошла через живот и засела в левом боку» – пишет Александр Скабичевский в книге "Александр Грибоедов. Его жизнь и литературная деятельность".
Якубович и Грибоедов стреляться не стали, поскольку раненого нужно было отвезти домой и по кодексу дуэлянтов вторую часть дуэли можно было отложить. Три дня Шереметев пролежал в постели, страдая, и в итоге умер. О дуэли, конечно, стало известно даже императору Александру I. Должно было последовать наказание, однако отец Шереметева попросил, чтобы дуэлянтов не подвергали строгому взысканию, император учел это и назначил им легкое наказание. Завадовского выслали за границу, Якубовича перевели в драгунский полк на Кавказ (до этого он был лейб-уланом).
Грибоедову ничего не сказали и не сделали. Наказание ему готовило светское общество.
«Долго в петербургских гостиных ходили различные слухи об этой дуэли. Обществу нужно было найти виновного. Шереметев не мог быть объявлен таковым: он погиб. Якубович своим шумным бретерством внушал восхищение, он поносил везде Грибоедова и, верный себе, присочинял по ходу рассказов живописные детали (о том, как с досады после поединка выстрелил в Завадовского и прострелил ему шляпу; о том, как подобрал пулю, убившую Шереметева, и погрозил ею же убить противника и т. п.). Завадовский оправдывался, намекая на неблаговидное поведение Грибоедова. А тот молчал, считая ниже своего достоинства опровергать порочащие его слухи. Поэтому он и был объявлен виновным» – читаем там же у Фомичева
Все это вместе с укорами совести измучило писателя, перед глазами ему постоянно мерещился убитый Шереметев, Грибоедов плохо спал, испытывал тоску. Оставаться в Петербурге он не мог, и вскоре согласился поехать с дипломатической миссией в Персию.
