Советский Кинематограф: «Наш бронепоезд»
Критики начали спор об этой картине задолго до ее выхода в широкий прокат. Фильм белорусской студии и особенно его сценарий и вправду давали почву если не для проверки гражданского чутья, то уж во всяком случае для серьезного размышления о мере художественной правды в разработке такой сложной и больной на тот момент темы, как сталинизм.
«Отцы-66» — так назвал вторую часть своей дилогии о послекультовой эпохе тогда еще молодой драматург Евгений Григорьев. И, наверное, появись этот сценарий в литературном или лучше в экранном варианте в свое время, он стал бы серьезным художественным событием. Ведь, по сути, то была первая или одна из первых попыток художественно осмыслить в кино психологию рядовых «служителей» сталинского режима — тех, кто смотрел на своих современников и соотечественников с лагерной вышки. После разоблачений многих преступлений периода культа личности эти «люди с вышек» безнаказанно продолжали жить и работать рядом с бывшими заключенными, не терзаясь муками совести. Напротив — в тайниках души оправдывая необходимость прежней своей лагерной работы, а некоторые даже храня надежду, что вновь потребуются народу их «опыт и знания», а пока что «их бронепоезд стоит на запасном пути»...
Но вот один из них — в прошлом фронтовик, а после войны командир дивизионной лагерной охраны, Николай Кузнецов однажды с ужасом услышит от своего выросшего сына страшный вопрос: «Правда, что ты расстреливал безоружных?» Так начнется для него крестный путь мучительного прозрения. Всегда свято веривший в правоту непогрешимого вождя, Кузнецов начинает понимать, что он сам и его «славные сослуживцы» были винтиками в чудовищной машине деспотической власти.
Рукопись Евгения Григорьева, испугавшая редакторов многих студий, так и пролежала в столе сценарист почти два десятилетия, пока ее «не востребовал» режиссер Михайло Пташука (кстати, первым опытом совместной работы этих авторов был фильм «Знак беды* по Василю Быкову). И в итоге поводом к дискуссиям о новой картине стал не опубликованный наконец сценарий, а... фестиваль актеров Советского кино «Созвездие-89». Именно калининский кинопраздник разжег страсти вокруг фильма, предъявившего в конкурс исполнителя главной роли Владимира Гостюхина, а также Михаила Ульянова, Алексея Петренко и Александра Филиппенко. Картина действительно была богата актерскими удачами, и, если судить по наградам, была принята «по высшей категории». Филиппенко, сыгравший одного из бывших лагерных сослуживцев Кузнецова, ныне преуспевающего и циничного радиожурналиста, получил приз за лучшую эпизодическую роль. А Гостюхин удостоился высшей награды зрительского жюри, да еще получил рожденный экспромтом приз «Золотой кинос» от новой Гильдии киноактеров — «За особый вклад в киноискусство».
Кузнецов — человек, честный по сути, прошедший всю войну не за спинами товарищей, а в первых рядах на передовой, беспрекословно выполняющий приказы, — говорит Владимир Гостюхин. — Но этот человек сформирован трагичнейшим периодом нашей истории. И для себя я его определяю как жертву. Наверное, кого-то это будет раздражать, но я старался понять его драму...
И люди тоже поняли, всех и каждого в то время взволновала эта сложная роль артиста и представленная на экране реальная драма его героя.
Советский кинематограф: «Трудно первые 100 лет»
Варке – 19 лет. В этом возрасте ещё растут, а значит, летают во сне. Впрочем, и те, кто уже вырос, все равно летают – в мечтах. Вы же помните, как мечтается в 19 лет. И куда только не занесут эти мечты – в такую светлую даль, в такие экзотические места… и будут там бродить совсем реальные, прекрасные герои авантюрных романов, и будет там царство любви. А можно и ужаса всячески себе напридумывать – с мистическими чудесами или со вселенскими катастрофами…
Кошмары эти и романтические сказки видит Варька в снах или грезах наяву: необыкновенный сказочный мир высоких страстей, который так далек от ее серых будней в деревенском коровнике и безрадостных ночей с нелюбимым мужем в чужом убогом домишке. Варька ждет ребенка. И в этом ее томительном ожидании материнства путаются детские страхи и суеверные предчувствия, извечная жажда красивой любви и вековая тоска за горькую судьбу своих сородичей.
Все в картине сконцентрировано на героине - мы проходим вместе с Варькой череду неприметных внешне событий её деревенской жизни, видим окружающий мир её глазами и невольно включаемся в магическую стихию её наивных фантазий. Пожалуй, в этой советской киноленте можно уловить даже мотивы из знаменитых картин Феллини и Вуди Аллена.
Но, несмотря на все привнесенные элементы из западного кинематографа, этот фильм все равно оказался очень русским – по духу, по сути: в нем так поэтично и волнующая передана неизбывная боль российской души.