31
Когда Анна Сергеевна вошла в ординаторскую, Харламов, сидя за столом, что-то писал. В кабинете больше никого не было. Горелова поздоровалась. Он, бросив на нее быстрый взгляд и коротко кивнув, ответил, и снова продолжил свою писанину.
Анна почувствовала какое-то напряжение между ними. Конечно, в большие друзья друг другу они не записывались, но и такой прохладный прием ее не порадовал. Может быть, место пригрел, уступать не хочется? Она же его совсем не знает… Хотя думать так и не хотелось, и даже было как-то неприятно такое представить, но…Да и вообще много всего могло произойти за то время, что ее не было на работе.
… А позади были полтора совершенно сумасшедших месяца, за которые Анна Сергеевна Горелова пережила сразу столько событий, испытала столько эмоций, сколько не испытывала за такое короткое время уже давно. А может, и вообще не испытывала. Две недели, проведенные в Турции, встреча с Александром. Спустя несколько дней по возвращении домой, они с Любашей снова собрали чемоданы и уехали к Артему. Устроив дочь в общежитие, и, уладив прочие мелочи, Анна погостила у сына еще пару дней и, наконец, вернулась домой. Сначала ей казалось, что после всей этой суеты и переездов, очутившись в родных стенах, она какое-то время будет просто тупо лежать, есть, спать – одним словом – отдыхать. Но дома было пусто и жутко одиноко. Дети звонили часто, она сама звонила им, только все это было не то. Хоть и не сидели они постоянно с Любашей в обнимку, но Анна всегда знала, что она рядом, что хоть поздно вечером, но услышит ее голос, увидит дочь. А теперь та была далеко. От тоски по ней у матери ныло в груди. Она по несколько раз просыпалась за ночь, вертелась в постели, думая обо всем сразу, а больше всего о Любе. Днем тоже было тоскливо, тем более, что заняться Анне дома было совсем нечем. Она никогда не вязала и не шила, книги, за какую бы она не взялась, казались сейчас почему-то неинтересными и даже скучными. Телевизор внушал ужас сообщаемыми новостями и пустыми однотипными фильмами. Промучившись так оставшиеся от отпуска три дня, Анна с удовольствие вышла на работу. А тут такой напряженный прием… Мог бы хоть сделать вид, что ему приятно видеть свою начальницу!
Словно сговорившись, в ординаторскую вошли друг за другом коллеги.
- О! Анна Сергеевна! С выходом! Как отпуск? Как отдохнули? Ну, рассказывайте! На работу, наверное, неохота? Мне, например, точно никогда не хочется после отпуска выходить! Как Турция? – Реплики коллег слились в длинную речь, и Горелова сначала даже запуталась - кто и что говорит. Но ей были рады – это чувствовалось в интонациях, и было видно по широким улыбкам.
Пришлось на несколько минут отложить начало рабочего процесса – народ жаждал получить ответы на заданные вопросы. Поболтав с коллегами, Анна Сергеевна поинтересовалась:
- Ну, а у нас тут как дела? Иван Николаевич вас не обижал? – она взглянула на Харламова, но он просто молча посмотрел на нее и снова уткнулся в бумаги.
- Нормально. Пациенты чувствуют себя каждый по-своему, мы тоже. Иван Николаевич держался молодцом, хотя порой было несладко. А так всё как всегда, – ответил за всех Крымов. – Я лично со следующей среды в отпуск. Еще раз отдежурю и адью! – он взмахнул рукой.
Потом Анна Сергеевна отправилась в свой кабинет. Здесь все было так же как перед ее отъездом, разве что на столе появились еще какие-то бумаги. Складывалось ощущение, что заменявший ее Харламов почти здесь не бывал. Или не хотел привыкать, или…. Додумать она не успела – коллеги пришли на пятиминутку.
Незаметно пролетели два дня. С выходом на работу Анна Сергеевна почувствовала себя значительно лучше. Она вновь оказалась в привычной среде, и это отвлекало ее от мыслей о дочери. На все грустные размышления у нее просто не стало оставаться времени. Иногда ей вспоминался Александр. Она не успела понять его, не успела привыкнуть к нему. Но в памяти навсегда остался его голос с акцентом, его улыбка, и его необычный жест при прощании, когда он поцеловал ее руки. Именно этот жест больше всего сказал о его отношении к ней. Он желал ее, но сдержался. И не дал ей самой возможности проявить свои желания. Они оба не были готовы к более близким отношениям, да вряд ли вообще стоило о них думать. Не всегда физическая близость служит укреплению отношений. Может быть гораздо лучше, что они расстались просто как добрые знакомые. У Александра была жена, и он явно любил ее. Ломать, как говорится, не строить. А сломать даже очень дорогое можно довольно быстро – уж в чем, в чем, а в этом Анна убедилась на собственном опыте. Но, несмотря ни на что, ей было теперь как-то по особенному приятно и тепло оттого, что был на этой земле мужчина, которому она понравилась и как человек и как женщина… Она не собиралась поддерживать с Александром дальнейших отношений, но воспоминания о нем всякий раз вызывали у нее мягкую улыбку.
А на работе Анна Сергеевна действительно почувствовала напряжение. Иван Николаевич стал с ней каким-то другим. Раньше ей было легче с ним даже разговаривать, теперь же он общался с Анной только суховатыми фразами. Никаких других тем, кроме работы он вообще не затрагивал. Что уж говорить о том, что когда-то он сам предложил ей перейти на «ты». Теперь же Анна Сергеевна с удивлением смотрела на него - неужели совсем недавно этот мужчина запросто возился с испорченным краном у нее на кухне?
Она не выдержала первой. Как бы невзначай поинтересовалась однажды у Ниночки:
- Вы тут, пока меня не было, Ивана Николаевича еще не женили?
- Что вы, Анна Сергеевна! – В голосе медсестры не послышалось былой заинтересованности. Странно, почему - обычно Ниночка сама с превеликим удовольствием обсуждала эту тему - машинально подметила Горелова. – Уж на что Регина старалась – и то, по-моему, ничего не выходит. А уж она-то мужиков цеплять мастерица!
Анна задумалась. Перед глазами промелькнул вечер, когда они отмечали день рождения Харламова. Регина тогда и в самом деле уцепилась за него в вестибюле. А он и не был против…
- А вы сами-то как, Анна Сергеевна?
- А что я? – не поняла Горелова.
- Как что? С мужем-то помирились? Вы же, говорят, всей семьей ездили отдыхать.
Анна удивленно уставилась на Ниночку.
- Это кто ж такое сказал?!
- Не знаю, - пожала та плечами, - все так говорят. А что, не правда?
- Не правда. Отдыхать я ездила с детьми, но без мужа. И вообще, при чем здесь он?
- Ну-у… не знаю. Может, вы с ним помирились…
Анна кашлянула.
- Н-да… Ясно. – Она ловко вернулась к первой теме. – Я думала – вы тут Ивана Николаевича жените, а вы, оказывается, меня с мужем мирите.
- Да говорю же вам, Харламов, по-моему, совсем ни на кого не смотрит, даже на Регину. Он, кстати, с ней и так ничего серьезного не имел. Это мне их Людка (медсестра из реанимационного отделения – поняла Анна) сказала. Она, в смысле, Регина, сначала вся такая загадочная ходила. Мы-то уж думали – ну все, попался наш Иван Николаевич. А потом, отмечали они какой-то праздник… не помню уже какой, но не в том суть. Регина подвыпила и проболталась девчонкам, что ничего у них с Харламовым не было. А зачем ей врать? И вообще он какой-то стал не такой. Может, у него что случилось? Он ведь никому ничего не говорит. А сам грустный ходит. Я заметила – то ничего-ничего, а то задумается о чем-то. И улыбнется иногда, а глаза не смеются.
- Бывает. Главное, чтобы это на работе не сказывалось.
- Нет, работает он отлично! Я уже к нему совсем привыкла. Даже ощущения такие же появились, как при Николае Матвеевиче.
- Какие? – улыбнулась Анна Сергеевна.
- Ну, раньше, когда Яковлев в отделении был, то я ничего не боялась. А потом, без него, стало как-то не очень спокойно. Крымов, конечно, ничего не скажу, классный хирург. Да и остальные тоже… Но без Николая Матвеевича было тревожно. А теперь опять нормально. Тьфу-тьфу-тьфу!
- Ясно.- Кивнула Анна.
32
Это начиналось, как обычное дежурство. Было воскресенье, и народу в больнице было не очень много – больные да навещающие их родственники. Когда вечером закончились часы для посещения, в отделении стало совсем тихо. Дежурная бригада поужинала, и все занялись своими делами. А ближе к полуночи на «скорой» привезли с ДТП девушку. Спустя пятнадцать минут бригада была готова приступить к операции.
Когда Анна Сергеевна взглянула на сопроводительные документы, то почувствовала, как недобро сжалось сердце – Королева Элеонора Викторовна, двадцать три года. Ровесница ее Артема. У него, кстати, в классе тоже была девочка Эля. Они, кажется, даже сидели когда-то вместе за одной партой.
Девушка была в очень тяжелом состоянии. Но, когда Горелова взглянула на нее в операционной, то почувствовала, как земля уходит из-под ног – это была та самая Элеонора, только уже более взрослая… Мозг судорожно заработал – не может быть, это не она, у той, Артемкиной соседки, была другая фамилия. Но что такого в том, что у девушки в двадцать три года уже новая фамилия? Может, она просто вышла замуж…
Анна смотрела, как секундная стрелка неумолимо отсчитывает время. Раз, два, три, четыре, пять…
- Начали.
- Твою мать! – Крымов откачнулся от стола.
- Что?
- Она беременна.
- Сколько примерно?
- А фиг его знает, но больше двенадцати недель.
- Лисовскую вызываем? – Анна Сергеевна глянула на Крымова. Лисовская была заведующим гинекологическим отделением.
- Зачем? Плод все равно не сохранить. Нам бы девчонку спасти. Хотя… давай, звони.
Работали молча. С первых минут стало ясно, что случай тяжелейший, и на разговоры никого не тянуло. Впервые за многие годы Анна почувствовала такой панический страх. Страх за жизнь пациента. Страх за жизнь девочки, ровесницы и подружки своего сына. Это был уже не просто пациент, каких прошло за годы ее работы огромное количество. Это был человек, которого она знала, причем знала очень хорошо. Эта девушка выросла на ее глазах, пусть не часто, но она видела Элю на всех школьных мероприятиях, куда приглашали родителей. Артем тоже временами довольно подробно рассказывал о своей соседке по парте. На фотографиях Анна всегда внимательно рассматривала его одноклассников – ей по настоящему было интересно, как меняются дети, ровесники ее сына. Эля собиралась стать матерью, строила планы на будущее. А теперь не будет ребенка. Планы летят в тартарары. И сама она висит буквально на волоске…
Анна Сергеевна с огромным трудом заставила взять себя в руки и выполнять все действия автоматически, не думая о том, кто перед нею.
Операция длилась уже больше двух часов. В операционной слышались только редкие сухие фразы да звон отбрасываемых инструментов.
- Большая кровопотеря. Давление начинает падать.
Бригада работала слаженно – пара фраз, быстрые точные действия. В вену входит игла – вводится очередное лекарство. Но всем уже ясно, что это не помогает. В какой-то момент наступает почти полная тишина – слышны только редкие шорохи да звуки работающих аппаратов. Даже дыхания врачей не слышно – их лица скрыты повязками.
… Сердце Эли остановилось…
Анна Сергеевна, словно робот, посмотрела на часы.
- Смерть наступила в три часа девятнадцать минут, – с трудом произнесла она непослушным языком.
Светлана Ивановна накрыла лицо Эли пеленкой. Защелкала отключаемая аппаратура. Все молчали.
Продолжение: https://zen.yandex.ru/media/id/5d9a3989e3062c00b1acae1e/obratnyi-otschet-povest-3334-5da62562ec575b00ad868bef