Великая гроза 1525 г. оставила неизгладимый след в сознании миллионов крестьян и городских плебеев. Гигантское зарево крестьянской войны озарило мир, и в свете его крестьяне и плебеи Европы увидели всю глубину общественной несправедливости. И хотя великая историческая битва была проиграна, память о ней сохранили и угнетатели и угнетённые. Идеи Томаса Мюнцера, идеи анабаптистов, требования швабских и франконских крестьян жили в народном сознании. Борьба с феодалами, протест против феодального угнетения не ушли в прошлое. То там, то здесь возникали новые крестьянские восстания.
На юге Германии, где оставались нерушимыми все старые формы феодализма, крестьянские движения были очень часты. И неизменно эти движения носили реформационную окраску. Баварские крестьяне воскрешали идеи анабаптистов. Поэтому баварский герцог Альбрехт V писал мюнхенскому совету: «Слава бога и спасение души должны быть поставлены выше всех светских интересов».
Страх делал герцога благочестивым. Тот же страх сделал его позднее покровителем иезуитов. Это был страх перед крестьянами, которые не мирились со своим положением и упорно искали своей крестьянской правды. Перепуганный герцог в своих баварских владениях и не менее испуганный император в своих австрийских землях спешили приостановить опасное брожение.
Они желали сковать крестьянскую массу христианским смирением и повиновением католической церкви, умевшей усыплять умы верующих и парализовать их волю, умевшей убаюкивать людей сладкими речами о загробном мире и отвращать их мысль от непорядков и бедствий греховной земной жизни. Такую же опасность представляли для правителей мятежные выступления польского, испанского, сицилийского крестьянства.
Государи этих стран видели надёжный и испытанный оплот в старой католической церкви, умевшей порабощать тёмную массу. С этими надеждами сочетались и политические расчёты. Император в Вене связывал с торжеством католицизма мечту о подчинении гордых протестантских князей, мечту об усилении императорской власти в Германии.
Позднее испанский король Филипп II использовал католическую церковь как свою опору в борьбе за господство Испании над народами и государствами Европы.
Таким образом, мысль об укреплении, о спасении католической церкви находила убеждённых и ревностных сторонников в лице многих европейских государей и князей, в лице феодалов, смертельно ненавидевших и горожан и крестьянскую массу. В их лице католические прелаты и их верховный глава в Риме могли найти надёжных союзников. С их помощью можно было начать борьбу за восстановление влияния и господства католической церкви.
Для того чтобы подобная борьба была успешной, необходимы были новые средства, новые приёмы борьбы. Необходима была новая организация.
Такой организацией и стал орден иезуитов.
Основатель ордена, испанский дворянин Иньиго (Игнатий) Лопес де Рекальде де Оназ-и-де-Лойола, отпрыск обедневшей дворянской семьи, был восьмым по счёту сыном дона Бельтрама Лойолы. Подобно сотням испанских дворян того времени, он не мог рассчитывать на отцовское наследство; подобно им, он был проникнут кичливым высокомерием, стыдился своей бедности, но презирал труд и никогда не помышлял о скромном трудовом заработке.
Как и другие испанские дворяне, он мечтал о подвигах и отличиях, о ратной славе. Честолюбие рисовало ему пленительные видения будущего, в ожидания которого юный дон Иньиго развлекался, как умел. Он доверчиво выслушивал фантастические небылицы о проказах дьявола и приключениях ведьм, при случае разыгрывал влюблённого и писал скверные стихи. Он набожно молился по праздникам и исправно грешил в будние дни.
В 1521 г. Лойола участвовал в обороне Памплоны, осаждённой французами, и был тяжело ранен. Это ранение изменило его судьбу. Ему пришлось провести долгие месяцы на госпитальной койке, перенести мучительные операции, страдая от рук тогдашних неумелых хирургов, не имевших представления об обезболивающих средствах.
Переломанные кости постепенно срослись, но раненая нога оказалась короче другой, и это обстоятельство разрушило все надежды на рыцарскую карьеру.
Томительное безделье госпиталя заставило Лойолу читать и перечитывать жития святых и другую оказавшуюся под рукой церковную литературу. Сначала такое занятие казалось скучным, но за отсутствием рыцарских романов больной вынужден был примириться со святыми.
Понемногу он стал находить смысл в этом занятии, и мысль его получила новое неожиданное направление. Если слава невозможна для хромого рыцаря, то, быть может, она окажется доступной для хромого служителя церкви?
