Начало тут.
- Олег, ты испугался? Поэтому прогнал меня? Олег, я же вижу, ты любишь меня, ведь, правда – любишь?
Как мне хотелось в этот миг обнять ее, прижать к себе и сказать: Да, люблю. Но я сказал другое.
- Оленька, мы можем быть только друзьями.
- И ты… ты тоже… предал меня! Ты предал меня!
Она резко повернулась и побежала к дому. Под ненавидящим взглядом ее матери, я с тоской смотрел ей вслед. Куда я шел? Не помню, нет, только домой, тоска, какой-то тяжелый ком в груди. Дома упал на кровать и завыл, от тоски и бессилия. Уже ничего изменить нельзя.
***
Она встретила меня на тропинке к дому. Робкая улыбка, чуть покрасневшее от волнения детское лицо четырнадцатилетней девчонки.
- Олег, ты же обещал… как только устроишься на работу, погулять со мной. Уже конец июня… я жду-жду, а ты забыл, да?
- Я помню, Оля, хочешь, сегодня погуляем, я с работы, сейчас умоюсь, переоденусь и пойдем. Хочешь?
- Правда?! А куда пойдем?
Действительно, куда идти с этой девочкой? Не в поселок же.
- Вот, что, жди меня на тропинке, что к «железке» идет. Я к семи часам подойду.
- Правда! Мы там будем гулять?
Взвизгнула от радости, подпрыгнула, побежала домой. Ребенок, что мне с тобой делать, о чем говорить? «Железка» - это железная дорога, широкое, хорошо утрамбованное междупутье – место прогулок влюбленных пар. В июне темнеет поздно, так что мы там будем одни.
Она пришла раньше меня, побежала навстречу, опять, как два года назад, уткнулась лицом мне в грудь.
- Я жду-жду, а ты не идешь.
- Оля, на моих еще семи нет.
- Ну и что, мог бы и пораньше придти.
Идем молча, я не знаю о чем с ней говорить, но не молчать же. Рассказал пару армейских баек. Вежливо улыбнулась. Нет. Все не то. Кажется осенило.
- Оля, а ты стихи любишь?
- Стихи? Про любовь?
- Ну, можно и про любовь, если хочешь.
Стихов я знал много, специально не заучивал, понравившиеся запоминались после двух-трех прочтений. После каждого прочитанного стихотворения. Она выдыхала: «Еще»,- и я читал следующее. Случайно заглянул в ее глаза и обомлел, - какие Щипачев или Есенин, Доризо и Блок, - это я говорил ей о том, как люблю ее, как тоскую без нее, как прекрасна она.
- Олег, ну что ты замолчал? Читай еще.
- Оля. Пора домой, пошли потихоньку обратно.
Поезд. Я прикрыл ее собой от ветра. Она опять спрятала лицо на моей груди. Поезд прошел.
- Помнишь Олег, тогда, два года назад, мы с тобой танцевали. Мы так же стояли, я тогда потерялась, мне так хорошо было, да еще Ободзинский… а ты ушел потом к своей… ты больше не любишь ее?
- Больше не люблю, пойдем Оля, пора домой.
Прощаемся. Она ждет, я знаю что. Легонько прижимаю ее к себе.
- Все. Беги домой.
- Олег, завтра мы встретимся? Олег, ну что ты молчишь?
- Хорошо, приходи опять к семи.
Встречаемся уже неделю. За это время узнал, как она ждала меня из армии, писала письма, а потом жгла их. Попросила мою сестру передать мне привет от нее, а я в ответ спросил: от какой Оли, чем сильно обидел ее. Даже плакала. А звоночек звенит все громче – ничем хорошим это не кончится. И гром грянул. Как обычно, к десяти часам она побежала домой, а уже у одиннадцати прибежала домой ко мне. Покрасневшие от слез глаза, растерянность и возмущение в них. Я был один.
- Олег, как она могла такое сказать! Пришла к нам, эта мерзкая тетка, сказала, что у нас с тобой роман, что у нас с тобой, уже все было… не могло не быть. По тебе тюрьма плачет, а меня надо к гинекологу вести. Папа ее выгнал, а мама хотела к тебе идти ругаться, только папа не пустил ее. Папа мне верит. Что делать, Олег?
- Ничего не делать, Оля, просто не будем больше встречаться.
- Как не будем встречаться? Совсем? Ты испугался?
- Да, я испугался, за тебя испугался, не хочу, чтобы эти грязные слухи пошли дальше. Как ты с этим жить будешь? На каждый роток, как известно…
- Ты испугался, Олег, плевать мне на слухи…
- Все, Оля, больше никаких свиданий. Иди домой.
- Ты испугался, не ожидала от тебя.
Сколько презрения в голосе, пусть так, но как иначе, все это прекратить? Начинать не надо было. Сверкнули гневно глаза, резко повернулась. Ушла.
Весь июль я не видел ее, и вот в начале августа она поймала меня, обвинила в предательстве. Иваныча, - ее отца, переводят с повышением на другой околоток. Я видел, как грузили на машину мебель и другие вещи. Сами поедут поездом.
Вот они прошли мимо моих окон, она не повернула высоко поднятую голову на мои окна. Все, больше я не увижу ее. Нет! Я должен проводить ее, попросить прощения, увидеть ее в последний раз. Она увидела меня, отошла в сторону от родителей.
- Иваныч, могу я с Олей проститься?
- Конечно Олег, иди, она вроде ждет.
Негодующе взглянула на меня его жена, но промолчала.
- Оля, здравствуй. Оля, я должен…
- Ты ничего не должен. Уходи Олег… лучше уйди, ты же видишь, я не хочу тебя видеть.
Прощания не получилось, понурившись, брел я к дому. Вот и их поезд идет мимо меня, вот их вагон, а вот и она в окне. Видит меня, закрывает лицо рукой и исчезает, как будто, кто-то оттолкнул ее от окна.