«По мне, так любая граница между хорошим и плохим — одна видимость. Эти две вещи всегда связаны»
Неброская аннотация на форзаце книги — всё равно, что сама картина, название которой вынесено на обложку. Внутри больше, чем снаружи — это не только про картину, но и про книгу в целом.
По краткому описанию, книга — нечто отдалённо напоминающее «Жутко громко и запредельно близко» в буйном замесе с бульварной подростковой литературой и детективом. На деле, за обложкой стоит целостное, единое произведение, написанное до того тонко и гармонично, что вчитываться хочется в каждую деталь, не пропуская ни единого фрагмента. «Щегол» – картина простая, маленькая, не помпезная, но обладающая магнетической силой и влиянием на жизни героев, и весь роман оставляет похожий след в сознании.
«Щегол» — это психологическая эклектика, но не уровня Фолкнеровского «Шума и ярости». Нет в «Щегле» ни липкого, излишне грязного повествования, ни путанных отсылок в бессознательное, ни бесконечно угнетающего ощущения тщетности. Крайности, конечные пункты, квинтэссенции — это всё остается за бортом. В «Щегле» особое место занимают описания: Донна Тартт – настоящий мастер описательных фрагментов, которые в сюжете создают не столько фон, сколько контекст, пространство, позволяющее пройти путь с героем бок-о-бок. Без излишнего символизма и въедчивых потоков сознания, Тартт рисует чёткую и осязаемую картину в каждой мизансцене. Пыльный воздух музея после взрыва и смятение; горячий асфальт Лас-Вегаса и запах подростковой бунтарской вседозволенности; тяжёлое, как байковое одеяло, отчаяние в поисках очередной таблетки. И постоянный, тяготеющий над каждым эпизодом, дамоклов меч — сосущая дыра за грудиной, не дающая покоя Тео, а вместе с ним и читателю.
Особенность героев Тартт в «Щегле» — их абсолютная человечность. Тео, как главный герой, всё время находится поле зрения читателя. Это его глазами читатель смотрит на взрыв, его руками перекладывает холст с маленькой желтогрудой птицей, его ртом ощущает обжигающий спирт и горький привкус раскрошенных таблеток.
Однако Тео — это не павший ангел, не маргинал, скатившийся по наклонной вниз, не презренный и не возвышенный. Тео прописан. Он закончен. Он целостен. Он человечен и реален, как любой человек вне романа. Борис же — хаотичный, дерганый, порывистый, словно большой узел неврозов. Он не боится хаоса, потому что он сам и есть хаос. Маргинальный, вечно на самом тонком острие, он всё ещё многогранный и объёмный. Там, где другой автор мог скатиться в осуждение или излишнюю отстранённость, Тартт выдерживает необходимый баланс сил, чтобы герои выглядели живыми людьми, а не классическими литературными архетипами. Тео и Борис противопоставлены не по принципу «хороший-плохой», а по принципу «сомневающийся-уверенный». Уверенность Бориса идёт из безбашенного бесстрашия, из ощущения, что терять ему будет нечего, из его изначальной потерянности, которая, однако, не создает ему дискомфорта. Тео же – герой сомневающихся: в себе, в своем сердце, в своих решениях, в других людях. Он, как и Борис, потерян, однако в отличие от него неизменно пытается найти свою гавань. Тео носит в себе налёт героя эпохи романтизма, бесконечно пытаясь побороть собственные внутренние противоречия и превращая почти любые обстоятельства вокруг себя в исключительные.
«Мы не выбираем, какие мы», заключает Тео в конце. Спорный, противоречивый вывод, который отсылает читателя к извечному вопросу о том, насколько всё предопределено. Фатализм или свободный выбор? Выбирают ли историю личности или же история эти личности создает? Окружение ли формирует человека или он полностью автономен?
Тео не находит ответов на эти вопросы, но находит решение для себя. Если всю книгу он видит дорогу лишь как промежуточный этап перед какой-то целью, гаванью, остановкой, то в конце он переводит дорогу в ранг самой цели, а не метода. Научись говорить с собой, научись жить между абсолютами, помни, что за картиной шли не только катастрофы, но и бессмертная любовь — к этой формулировке приходит Тео.
Финал, как и вся книга, не оставляет однозначно впечатления, однако едва ли его можно назвать открытым. Роман закончен, без вычурных композиционных оборотов и литературных вензелей — ровно так же, как желтогрудый щегол изображен без лишнего пафоса, со спокойным величием и сбивающей простотой. «Щегол» — это книга, которая заставляет ум работать, а сердце чувствовать; не слишком оригинальный в своём костяке сюжет обрастает смыслами и интерпретациями, поворотами и рассуждениями, которые в итоге создают полноценный сильный роман для тех, кто готов выйти за рамки базисного восприятия вечных вопросов мировой литературы.
Автор - Ксения Володина
Email: kseniia.vol@gmail.com
Instagram: @kseniiavol (https://www.instagram.com/kseniiavol/?hl=ru)