Социальные технологи на Западе давно поставили культуру и искусство на передовую конфликта цивилизаций. Акционизм от культуры, политические жесты деятелей культуры, политики-актеры и даже комики — зримая часть социального процесса. Тенденции затронули даже такую «постороннюю» сферу как танец. Исследователи считают, что танец как культурный жест не может быть аполитичным, поскольку танцор своим телом выражает установки контекста, культуры, социума. Но только талантливые могут так «протестовать». Серости идут галдеть на улицу.
Удивительным образом танцу удается донести политическое высказывание через концепцию пластики и движения тела — универсальным кинестетическим языком, доступным для всех жителей планеты, то есть языком глобализации.
Говорят, настоящий художник лишь тот, кто рефлекcирует на актуальные проблемы общества. Прошлый век стал родоначальником политических и социальных событий, которые хореографы и танцовщики высказывали посредствам пластики и танца, превращая сцену в трибуну для немого бунта.
В истории искусства остались имена художников и названия целых течений, которые фокусировались на критике современной им политической идеологии.
Например, дадаизм, появившийся как художественный ответ на жестокие события Первой мировой войны. Художники доводили свои выступления до абсурда, создавая поэмы из звуков, случайные коллажи и безумные перформансы, выражая собственное отношение к абсурдности войны и насилия.
Одним из хореографов, примкнувшим к дадаистам, был Рудольф фон Лабан. Мир танца знает его в первую очередь как создателя системы нотации и основателя экспрессивного танца, но он также был одним из первых хореографов, обратившихся к абстрактному танцу — такому привычному для современного зрителя в работах Мерса Каннингема, Иржи Килиана, Ханса фон Манена и многих других.
Сегодня сложно представить, что обращение к абстракции может быть политическим высказыванием, но в 20-е годы мышление на языке астрального танца расценивалось как прямая критика действующего политического режима.
В биографической книге «Rudolf Laban: The Dancer of the Crystal» Эвелин Доерр пишет, что без студентов Лабана не проходило ни одного вечера дада, но в тоже время сам хореограф никогда не выходил с дадаистами на сцену и предпочитал выражать свое согласие с их движением в собственных выступлениях. Например, постановка «Der Mathematicus» имеет явное сходство с эстетикой дадистов, но всегда была представлена отдельно от программы вечеров дада.
Другой, не менее значимый жест политического высказывания — это поддержка действующего режима. Можно долго спорить о том, насколько добровольным было участие танцоров, хореографов, художников, но в поддержку идеологии было создано множество известных сегодня работ. Например, балет «Красный Мак» — шедевр советского реализма, воплощение дружбы Советского союза и Китая. Несмотря на политическую ангажированность, этот балет в различных редакциях шёл на сцене Большого театра более тридцати лет, а Галина Уланова исполнила в нём одну из своих лучших ролей. Его полюбили как танцоры, так и зрители, и в разных редакциях он был успешно представлен на гастролях в Италии. Если в годы премьеры он был рядовым в своей рефлексии на советскую идеологию, то в современном контексте он служит возможностью прикоснуться и понять прошлое.
Совершенно другой пример — деятельность Айседоры Дункан, которая яро выражала свою симпатию к коммунизму в своих хореографических этюдах, созданных во время её пребывания в Москве. Например, номер, исполняемый под «Интернационал», или её выступление в Бостоне, где она по легенде выкрикнула со сцены: «I am red! Red!» (Я - красная! Красная!) и была за это лишена американского гражданства. Из мемуаров и интервью Дункан достаточно ясны ее идеологические убеждения, и танец продолжает эту экспрессию.
Бывает, танец не относится к политическому режиму напрямую, но защищает фундаментальные свободы человека.
«Весна священная» Стравинского — одно из самых популярных произведений среди хореографов и зрителей, но в 1913 году публика освистала постановку Нижинского. Деятельность «Русских сезонов» сама по себе была политическим вызовом, а «Весна священная» поставила под вопрос всю традицию в балете. Гармонию заменил диссонанс, и, как мы видим сегодня, смелость была оправданной. Дягилеву удалось создать труппу изгнанников, которые не принимали рамки домашнего политического режима, но все же определяли себя русскими, словно заявляя: Императорский театр не отвечает современной реальности, но «Русский балет» готов к радикальным экспериментам, новым художественным формам и свободе.
Современный пример — деятельность балерины Мисти Коупленд, первой темнокожей примы в труппе мирового масштаба. Вся её карьера (откомментированная в интервью) — политическое высказывание против расовой дискриминации в танце.
Конечно, у балерины были предшественники в лице Алвина Эйли, Рейвен Уилкинсон, Артура Митчелла, Дуайта Родена, но Коупленд удалось добиться влияния и за пределами закрытой танцевальной среды.
Мисти Коупленд издает книги, сотрудничает с крупными косметическими и спортивными брендами, снимается в кино и на ТВ, продвигая идею расового разнообразия в балете. В 2014 году Коупленд вошла в Президентский совет по вопросам фитнеса, спорта и питания.
В 1998 году израильского хореографа Охада Нахарина и труппу Batsheva Dance Company пригласили принять участие в государственном празднике по случаю 50 летия Израиля с номером «Echad Mi Yodea». В постановке звучит традиционная музыка пасхального седера, и ортодоксальные приверженцы были недовольны тем, что к концу номера танцоры раздеваются до нижнего белья. Нахарину предложили изменить костюмы, но хореограф не пошел на компромисс и отказался от участия.
Постановка «Naharin's Virus» об отношениях Израиля и Палестины тоже стала поводом для скандала. В спектакле использована музыка арабских композиторов Habib Alla Jamal и Chama Khader, движения хоры, символы, указывающие на звезду Давида, и огромная надпись «Plastelina», выведенная танцовщиками на заднике спектакля. По словам хореографа, он хотел отобразить реальность, не принимая чьих-либо сторон, но многие зрители и политические деятели восприняли эту работу иначе: «Naharin's Virus» довольно часто сопровождался бойкотами и протестами.
Более близкий к сегодняшнему дню пример — реакция Кристал Пайт на конфликт в Сирии, спровоцировавший волну беженцев. Канадский хореограф в 2017 году создала постановку «Flight Pattern» о сложном процессе путешествия в новую страну против собственной воли. По словам Пайт, она размышляла о своеобразном лимбе между прошлым и будущим: чем-то, к чему уже не вернешься, и тем, чего не можешь предугадать. Хореограф не рассчитывает, что танец изменит мир, но использует язык тела как возможность высказаться о важном.
Но уж лучше так менять мир.