Алеппо
Как только мы с Женей отъехали от пограничного пункта, таксист повеселел. По его лицу стало заметно, что он испытал облегчение. Я сидел рядом с водителем и видел, как в зеркале заднего вида поднимался столб пыли от нашей машины, едущей по гравийной дороге.
После пересечения границы все вокруг менялось на глазах. Турецкие газоны до горизонта обратились в камни и пыль. Не было намеков на деревья, пропали европейские автомобили, с ними же исчезли ровные бордюры и чистые обочины.
Начинало темнеть. На улицы выползали люди на скутерах, на некоторых сидело по двое человек, а на каких-то и по трое, завернутые в красно-белые арафатки. Когда мы поравнялись с одним из скутеров с тремя арабами, сидящий позади человек заметил мой изумленный взгляд. Уже через секунду все трое улыбались, смеялись и махали мне руками, подпрыгивая на кочках.
Пару лет назад Джордж Буш младший причислил Сирию к «Оси зла».
Но эти люди не казались злыми. Они выглядели счастливыми и были рады видеть меня.
Встречные автомобили подавали нам сигналы светом дальних фар, отдельные машины сигналили без остановки. По своей привычке я ждал, что впереди появится затаившийся сотрудник ДПС. Но дело было не в этом. Водитель резко свернул на обочину, и внезапно посреди дороги появилась огромная бетонная глыба — громадных размеров кирпич, который занимал всю проезжую часть. Поток машин должен объезжать его по неасфальтированной обочине, создавая подобие кругового движения. Если не знать про эту глыбу, в потемках было бы легко влететь прямо в нее.
– Вот она Сирия, — говорю сам себе и ощущаю прилив радости — мне удалось сделать это, попасть сюда.
Мое настроение улучшилось, и теперь было ясно, что дороги назад нет — я точно встречу новый год в Сирии. До самого праздника оставались примерно сутки. Я решил переночевать в Алеппо и с утра отправиться в Пальмиру.
Водитель заметно повеселел и начал улыбаться. Он пытался разговаривать с нами, но через несколько минут окончательно понял, что арабский мы с Женей совершенно не знаем и включил радио.
– Music! — проговорил он знакомое слово и поднял большой палец вверх.
В нашем такси заиграли мотивы арабской музыки. Песни на незнакомом нам языке сменяли друг друга, и музыка эта была необыкновенно! Ни на что не похожие звенящие и поющие звуки крякающей дудочки, бубна и барабанов.
За окном был пустынный, каменный пейзаж, а из-за наступавших сумерек все вокруг посерело. Уставившись в окно, я размышлял об этих удивительных на слух песен. Одно из немногих арабских слов, что я знал, было хабиби/хабибати — переводится, как милый(ая), любимый(ая). Если в тексте встречается это слово, очевидно, что песня о любви. Так ведь?
Мне казалось, что я слышал это слово в каждой играющей песне. Как эта страна, может быть частью оси зла, если в ней столько любви, спрашивал себя я.
Через секунду, словно в ответ на мои мысли, на торце одного из многоэтажных зданий показалось монструозных размеров граффити. На нем был изображен президент Башар Ассад на фоне сирийского флага. Еще через квартал на другом доме висел постер, с которого на меня так же смотрел Ассад. И таких постеров было много.
– Интересно, что чувствует обычный человек, который после работы отправляется за хлебом? — а сверху вниз на него смотрит с огромного постера старший брат.
Еще большим удивлением для меня стала реклама Coca-Cola, которая была так же всюду, как и постеры с президентом Башаром Ассадом. «Такое ощущение, что они тут больше ничего не пьют» — подумал я про себя.
– Best coffee in Syria! — внезапно произнес водитель, взглянув на меня с улыбкой.
Такси остановилось напротив здания, которое внешне было похоже на типичный американский кинотеатр. С одним лишь исключением — все стены были оклеены афишами индийских фильмов. С каждой на прохожих смотрели звезды Болливуда: одетые в сари женщины, мужчины в белых костюмах и, конечно, усатые злодеи в шляпах и черных очках.
В здании напротив кинотеатра играла та же музыка, что и в нашем такси. По пояс высунувшись из окна, водитель затараторил на арабском, активно жестикулируя руками. Проходящие мимо люди не обращали внимания, но вдруг из небольшого окошка высунулся человек и начал отвечать водителю похожими жестами.
Уже через мгновение к нашей машине подошел мужчина в белом халате, наклонился к окну и протянул поднос с ароматным кофе.
– Good! Very good! — приговаривал водитель, передавая нам с Женей две ароматные чашечки с кофе.
Приторный, очень крепкий кофе ударил по нервной системе, будто молоток по стеклу. Весь мир разлетелся на части: запахи, краски, звуки — все стало ярче в несколько раз. Внимание фокусировалось на каждой арафатке, лавочке с телевизорами и фонаре.
Успело прилично стемнеть, людей стало намного больше. Вот трое торговцев примостились на пластиковых табуретах: они играют в нарды, куря сигареты одну за другой. Мимо них куда-то спешит черноволосый мужчина в кожаной куртке поверх идеально выглаженной рубашке. Он громко говорит по старенькой nokia. Вот женщина в парандже — видна только полоска для глаз — она ведет плачущего ребенка за руку.
– Я договорилась с моим couchsurfing хостом, его зовут Яхья, встретиться у входа в цитадель — донесся уставший Женин голос.
Наш водитель снова затараторил на арабском, не смотря на то, что мы продолжали ничего не понимать. По всему поведению драйвера ощущалось — это его город, и он был рад сюда вернуться.
Честно говоря, я так устал за все время, что перестал воспринимать реальность. Нас с Женей подхватил калейдоскоп огней и автомобиль, скользя по вымощенным камнем переулкам, уносил нас все выше на холм.
Квартал за кварталом буйство красок постепенно стихало и вот уже из темноты на нас смотрели исполинских размеров средневековый замок с раскинувшимся вокруг него рвом, через который перекинут подвесной мост.
– Inch Allah (на все воля Аллаха), — с улыбкой на прощание произнёс таксист.
Вытащив свои вещи, мы с Женей услышали, как захлопнулась дверца багажника, и через пару минут мы остались наедине с изумительным видом на ночной Алеппо. Мы молча уселись на каменную плиту перед цитаделью, свесили ноги, и уставились вниз. Снизу на нас смотрели сотни огоньков засыпающего сирийского города.
* * *
Откуда-то издалека раздавались веселые детские голоса. Я медленно открыл глаза.
Высунув из спальника лицо наружу, я попытался сделать вдох и сразу закашлял, в подвале было так много пыли, что лицо горело, а глаза резало от затхлого запаха штукатурки.
Как выяснилось, Омар, приютивший меня и Женю, владеет небольшим магазинчиком в центре города. На заднем дворе магазина был подвал, служивший складом — везде лежали ковры, посуда, платки и прочие туристические безделушки. Шутки ради, на складе разложили несколько диванов, на которых почти ежедневно спал кто-нибудь из couchsurfer-ов.
Женя еще спала в дальней части подвала, забравшись в спальный мешок, как и я. Без шума я вылез из своего спальника, вытащил из рюкзака пасту с зубной щеткой, затащил свои ноги в ботинки и не завязывая шнурков стал пробираться к лестнице. Сквозь щели в деревянной двери в темноту склада пробивались полоски света, подсвечивая волны пыли, которые я поднимал своими шагами.
Медленно поднявшись по ступенькам, я протянул руку вперед и откинул незапертую скрипучую дверь. На некоторое время все пространство стало таким ярким, будто я оказался на сцене в свете софитов.
Прикрыв ладонью глаза, я увидел двор, который окружали двухэтажные здания из светло-бежевого камня. Земля была запорошена мелким снегом, по которому бегали дети, на ходу лепя грязевые снежки. Они бросали друг в друга бурового цвета снежные комки, веселились и чувствовали себя прекрасно. Больше недели пути я смотрел на снег и мечтал увидеть пустыню, теперь и пустыня встречает меня снегом. Ну, что за дела!
Пальмира
– Привет, Ахмед! Твой номер мне дал Омар. Он предупредил, что я позвоню? — одной рукой я придерживал телефонную трубку, другой протягивал рюкзак водителю автобуса, который загружал вещи в багажный отсек.
– Конечно! Мы собираемся отмечать новый год в пустыне. Поставим шатры, разведем костер и будем разговаривать всю ночь. У нас будут торт, напитки, пледы из верблюжьей шерсти.
– По-моему это лучший план из всех возможных! — обрадовался я
– Отлично. Позвони мне, когда приедешь в Пальмиру.
Ехать пришлось долго. Пейзаж за окном был скучным — ночной снег как будто белым покрывалом накрыл всю каменную пустыню. Через пару десятков километров снег почти исчез и до горизонта была видна только земля, покрытая красно-желтым камнем. Словно марсоход наш автобус скользил по дороге другой планеты.
В салоне тем временем на полную мощь работал кондиционер. Придерживаясь за подпрыгивающие спинки кресел, я прошагал по салону в сторону водителя.
– Эй! Вы могли бы выключить кондиционер? — прохрипел я, перекрикивая музыку из динамиков, окружавшие водителя.
– Мушкиль! Мушкиль! — проорал не в лицо водитель, не отрывая от дороги взгляда.
– Что?
– Нет! — так же громко бросил он мне в ответ и затем указательным пальцем на меня показал, а потом на мое пустующее место.
Ничего не поняв, я вернулся обратно. «Ну и при чем тут мушки?», — думал я. Как вскоре оказалось, “mashakil” по-арабски значит «проблемы». Так или иначе, но кондиционер по прежнему работал. Покопавшись в своем рюкзаке, я нашел мятый рулон туалетной бумаги. Я сделал комок размером с теннисный мяч и попытался заткнуть им дырку кондиционера. Бумага продержалась всего несколько секунд, выпрыгнув из кондиционера прямо мне в лоб.
– Тебе нужен скотч, мой друг. Без скотча не будет держаться, — обернувшись, я увидел юношу с сияющей улыбкой, который протягивал мне небольшой рулон клейкой ленты.
Молодого человека звали Ясин — молодой араб невысокого роста с обезоруживающей улыбкой. Ясин служил в сирийской армии и ему было запрещено общаться с иностранцами, как и всем военным в этом государстве. Однако, этот запрет нисколько не смущал его и Ясин тараторил без остановки.
– Мы будем говорить тихо-тихо, мой друг. Чтобы мухабарат нас не слышал, — улыбаясь, добавил рядовой сирийской армии, — Мухабарат слышит всегда, у него очень большое ухо. Но если ты умный, мухабарат тебя не заметит.
Военная часть, в которой служил Ясин, была расквартирована в Алеппо. Из-за начавшейся несколько дней назад операции Израиля в секторе Газа всех солдат пару дней назад привели в повышенную боевую готовность: отобрали телефоны и закрыли в казарме, чтобы никто не сбежал домой. Но Ясин оказался не простым малым и не смотря на страх быть арестованным сирийской спецслужбой — Мухабаратом — договорился со своим офицером об увольнительной. В этом Ясину помог трогательный рассказ о матери, ждущей в Пальмире возвращения единственного сына, и бутылка сирийской анисовой водки арак.
SMS
To: Ahmed Palmira
Привет, Ахмед! Я на пути в Пальмиру. Мой сосед по автобусу предлагает остановиться в Sunny Hotel. Как мне найти вас?
Но почти тут же разряженный телефон издал прощальный писк и выключился. Вместе со связью пропала и моя надежда отпраздновать новый год в пустыне.
Оставалось только смотреть в окно, пока на улице окончательно не стемнело. Спустя несколько часов, когда я пытался найти свой рюкзак в куче сумок, сваленных водителем, ко мне тихо подошел Ясин. Он взял меня за рукав и заявил:
– Ты останешься в отеле моего друга. Мы все уладим.
Пока мы шли через кварталы Пальмира к отелю, Ясин останавливался у каждой лавки и знакомил меня со своими друзьями.
– Вот, это мой брат. Он продает овощи. А это мой друг, он тоже мой брат. Если тебе что-то понадобится, приходи сюда, Тим!
Проходя через очередную подворотню, я заметил приоткрытую дверь. Через нее можно было разглядеть небольшую квартирку. В дальнем углу обшарпанной комнаты с потрескавшимися стенами стоял маленький холодильник, на котором аккуратно стоял миниатюрный телевизор. Из-за двери на нас смотрели огромные детские черного цвета глаза. Тут же раздался женский крик и кто-то захлопнул дверь.
Мы дошли до отеля, в котором работал друг Ясина. Отель оказался приятным: красивое деревянное крыльцо со стеклянными дверями, столики на веранде и большая гостиная, если так можно назвать комнату, покрытую толстым ковром, где в углу на табуретке стоял телевизор.
– Сейчас здесь живут только несколько человек из Ливана и ты теперь, — перевел мне слова менеджера Ясин.
Попрощавшись с Ясином, я остался один в комнате. В номере было две кровати, я бросил свой рюкзак на одну из них и достал зарядку для телефона. Воткнул адаптер в розетку и лег на противоположную кровать. За несколько минут я успел ненадолго провалиться в сон, но меня разбудил телефон.
SMS
To: Nadya
С наступившим новым годом! Счастья, любви и радости в новом 2009 году! С кем празднуешь?
В Москве, находившейся в другом часовом поясе, только что наступил новый год. Я глядел в потолок, рассматривая каждую черточку на его пожелтевшей штукатурке и спрашивал себя: «Ну, а теперь-то что?».
Между мной и тобой море, горы и тысячи километров. И мы оба знали, что это случится. Тебе, Надя, всегда хотелось заботы и спокойствия, а мне — приключений. Я сбежал за тысячи километров в том числе и от тебя, а внутри все равно осталась боль.
Там, за дверью этой небольшой комнаты с желтыми стенами, простирается неизвестность. Пространство космоса, в составе которого горы, трассы, снег и пульсирующая надо мной неизвестность. Но теперь нет никаких нас и есть только я.
Сильное чувство чувство одиночества овладело мной. Никто не придет на помощь. Никто не окажется рядом.
Волны страха и одиночества по очереди накрывали меня все сильнее, пока я не понял, что уже несколько минут лежу сильно зажмурившись в темноте под одеялом. Преодолевая паническую атаку, я выпрямился на кровати и открыл глаза. Прямо надо мной пластмассовые часы выстукивали секунды. Успокаиваясь, я наблюдал плавное движение минутной стрелки — до нового года оставалось уже пол часа.
В коридоре послышались твердые шаги и спустя мгновение кто-то постучал в дверь.
– Брат, ты тут? Пойдем курить с нами кальян.
Я умылся и пошел в самую большую комнату отеля — ту самую гостиную. В ней не было мебели, а в дальнем углу на мягком паласе, покрывавшем весь пол, несколько молодых людей играли в нарды. Я сел рядом с ними по-турецки и принял от соседа слева трубку пахучего кальяна.
– Я родом из Ливана, но сейчас приехал навестить братьев в Пальмире, — рассказывал мой собеседник, косясь на экран телевизора, где показывали то армию обороны Израиля, то арабов, вытаскивающих из-под завалов людей. — Президент Башар Ассад запретил нам праздновать новый год. Мы не можем радоваться, пока наши палестинские братья страдают. Поэтому мы будем сидеть на этом месте, курить кальян и разговаривать. И так пройдет эта ночь.
– Но как можно запретить людям радоваться? — удивлялся я.
– Праздник — это лишь повод лишний раз почувствовать, что мы вместе. Одиночество, вопреки убеждениям, не наказание, а дар, преподносимый нам Аллахом. Только благодаря одиночеству мы можем поговорить с собой, заглянуть в отражение самих себя и сразиться с шайтаном, развращающим нашу жизнь.
Я начал успокаиваться и уже осознал, что встречу новый год здесь на этом самом ковре. Выпуская облака кальянного дыма, я слушал мерную арабскую речь моих соседей. Смотрел телевизор и думал, что теперь все будет хорошо. Пожалуй, теперь я был готов ко всему, что могло еще произойти. Ведь должно же было что-то произойти?
Неожиданно кто-то сильно забарабанил во входную дверь отеля. Вскоре в комнату вошел друг Ясина:
– Там за тобой приехали- удивлённо произнес он.
Может, Мухабарат услышал-таки Ясина? — думал я, передавая кальян в руки соседа и направляясь к выходу.
В парадной отеля стоял высокий араб. Сквозь огромные усы этот человек почти кричал на менеджера отеля, активно показывая на свои наручные часы.
– Он говорит, что ты должен ехать с ним — перевел мне друг Ясина.
Не успев опомниться, я оказался на улице, где перед входом в отель стояла старенькая машина такси.
– Алалалал! Алалалал! — открывая водительскую дверь, усатый великан кричал уже что-то совсем не членораздельное.
Я забрался на заднее сидение такси, и увидел, перед собой, на переднем пассажирском месте мальчика примерно десяти лет. Автомобиль слегка дернулся и покатился по слабо освещённым улицам, а мальчик продолжал, не моргая, смотреть на меня. Пока я пытался понять, что вообще происходит, в руках мальчика появился пластмассовый стакан и бутылка с красным вином. Сначала мальчик протянул полный стакан, водителю, который продолжал что-то безостановочно говорить сквозь свои усы. Держа стакан одной рукой, водитель уверенно сделал несколько больших глотков, а другой рукой продолжал вести машину. Тем временем мальчик достал второй стакан, наполнил его до самых краёв и передал мне.
– Куда они везут меня? — думал я — что вообще происходит ?
Автомобиль лавировал по пустым улицам Пальмиры, я пил вино и вдруг, неожиданно перед окном со своей стороны увидел два шагающих столба. Один стоял, в то время как другой двигался, чуть изгибаясь. Через секунду я понял, что смотрю на ноги верблюда, идущего по левой полосе пустынной дороги.
Мальчик, обернувшись ко мне, проговорил:
– Новый год, мистер, пять минут! Новый год!
К черту это все, будь, что будет! — подумал я, залпом допил вино и постарался расслабиться. Выехав за пределы города, водитель резко вывернул руль и увел машину с дороги в кромешную тьму пустыни. Какое-то время автомобиль подпрыгивал на камнях и ухабах. И вдруг, настала полная тишина.
Луна и звезды сказочной красоты давали немного света. Когда я вышел из машины, увидел вдалеке тени от невысоких гор. Передо мной стояли два больших шатра, от которых в нашу сторону вышли несколько человек.
– Привет, меня зовут Ахмет, — представился один из них, — добро пожаловать в Пальмиру. С новым годом!
* * *
SMS:
From: Nadya
Так и будешь молчать?!
Стоя под стенкой шатра, я смотрел в холодную темноту: неподалеку были видны силуэты двух спящих машин такси, а где-то на горизонте красным огоньком мигала вышка сотовой связи. Из палаток раздавался мягкий шум разговоров под урчание арабской музыки, звучащей из магнитофона.
Почти не глядя на телефон, привычным движением я быстро набирал номер, который помнил наизусть.
– Привет, милый. С новым годом! Думала, ты уже никогда не позвонишь. Куда ты пропал?
– Не могу избавиться от мыслей о тебе. Ничего не помогает.
– Это не должно мешать нам общаться, как друзьям. Верно? Как у тебя дела?
– Ну, так… странно, — говорю я, шаркая ногами около машины такси, где усатый водитель угощает двух молодых итальянок вином. — Надя, как думаешь, мы сможем это преодолеть?
– Опять ты начинаешь. Я говорю, ты меня не слышишь и не слушаешь. Мы обсуждали это много раз. Тебе двадцать пять и для тебя все только начинается. Мне двадцать пять и мне нельзя терять время впустую. Ты постоянно говоришь о том, как поедешь путешествовать. А мне больше всего хочется состояния стабильности, покоя и комфорта, понимаешь?
- В смысле, состояния трупа?
* * *
Холодный ветер пустыни раздувал шатер, то поднимая стенки, то опуская их, словно паруса. Наверное ты была права. Скорее всего и шансов не было никаких. Но мы были счастливы вместе. В какой момент наши дороги разошлись?
В настоящем я бежал через километры дорог, через море и горы. Как бы далеко я ни бежал, весь мир всё равно напоминал только о тебе. Но теперь моя жизнь принадлежит только мне, и только я сам отвечаю за свое счастье.
Укутавшись в плед из верблюжьей шерсти, в центре клубка из таких же тридцати завернутых в одеяла путешественников, я старался согреться и через несколько минут под медленное завывание ветра провалился в сон.
Конец третьей части.