* * *
Утро. Нежный рокот зимнего моря захватил все пространство вокруг.
Расстегнув верхнюю часть спальника, я достал телефон. Одиннадцать часов дня. В недоумении я огляделся: зимний спальник, в который пришлось залезть во всей одежде, чтобы не замерзнуть ночью, рюкзак, служивший мне подушкой, газовый примус и одежда в ногах… А сверху, надо мной почти полная темнота. Казалось, что если снаружи и есть солнце, то оно почти не доходит до меня.
Я открыл вход в палатку, и тут мне на колени свалился здоровенный пласт снега. Оказывается, за ночь выпало несколько сантиметров снега, который успел чуть подтаять. Палатка превратилась в небольшой иглу с отличным видом на Черное море.
Прикинув, что до парома остается еще около 10 часов, я полностью открыл вход, оглядел пушистый снег вокруг, спрятавший под собой все следы ночных мучений по установке палатки, и, вытащив наружу примус, флягу и миску, начал готовить себе завтрак.
Гречку я возил в полулитровой фляге, чтобы в нее не попала лишняя влага. Высыпав часть крупы в миску, я добавил воды и включил примус. Теплый воздух, исходящий от огня, наполнил палатку и стало совсем не холодно.
Покончив с гречкой, я приготовил растворимый кофе, надел ботинки и встал у входа в палатку во весь рост.
Поляна, на которой я ночью разместился, находилась примерно в 100 метрах от дороги, у подножия невысокой горы, покрытой безлиственным и тихим лесом. Машин слышно не было. Море создавало контраст с этим спокойствием: тысячи белых гребней каждую секунду появлялись и вновь исчезали, и шум волн будто поглощал все остальные звуки.
Необычайно яркое чувство захватило мое сознание — ощущение, что я внутри фильма, и фильм этот о моей собственной жизни. Все неприятности, все страхи исчезли, а впереди были приключения и новый опыт. Теперь и речи быть не могло о том, чтобы повернуть назад.
Я допил кофе, умылся, откопал и собрал палатку, еще раз взглянул на море и пошел к дороге.
SMS:
From: Nadya
Но мы же сделаем друг другу прощальные подарки на новый год?
Спустившись с холма, я выбрал удобное место на краю дороги и начал ловить машину.
На встречу мне по обочине шел мужчина: потертая черная косуха, которая была на два-три размера мала, армейский вещмешок, в руке — пластиковый пакет из московского магазина «седьмой континент».
Поравнявшись со мной, мужчина на секунду остановился.
– Слышь, уважаемый, сигареты у тебя есть? — произнес он, заглянув мне в глаза.
В этот же момент я почувствовал сильный запах давно не мывшегося человека.
Я покачал головой, давая понять, что сигарет у меня нет.
– Ну, ладно, — произнес он и побрел дальше.
Водители, подбирающие автостопщиков, рассказывают, что с наступлением холодов в России начинается миграция бомжей из Москвы. Если в теплое время года они могут относительно комфортно существовать в городе, то при приближении зимы многие из них пешком, на попутках и электричках пытаются перебраться на юг. Поговаривают, что под Сочи есть целые колхозы, где в холодное время года, практически за одну еду, трудятся сотни таких бездомных людей.
Через двадцать минут стопа передо мной остановилась помятая лада, за рулем которой сидел бородатый мужик в кожаной куртке.
– Братиш, я вообще почти приехал, но давай запрыгивай.
Впереди дорога делала крутой поворот налево, за которым открывался вид на мокрый песчаный пляж.
– А куда едете-то? — спросил я.
– Ну, я вообще как бы не местный. Я же это, из Брянска еду — начал водитель, доставая из пачки новую сигарету:“Вот тут поспорили мы с приятелем. Ну, как поспорили, я ему в табло сунул, он чото-там упал. Ну, я у него забрал машину. За что забрал? Ха, ну епта, как оно бывает — за дело забрал, конечно! Ну, сел я, мозгами пораскинул. Ну, что тут сиськи мять — ехать надо. Ну, а раз надо — так вот все, завел-поехал, — бородач выдержал паузу в полминуты, и добавил совсем другим тоном, — мама у меня тут живет.
* * *
Черные тучи закрыли весь горизонт. Солнце, прожигая огромные дыры в облаках, раскрашивало волны в миллион оттенков синего цвета.
Я перевел взгляд с бушующего моря на приборную панель автомобиля. BMW еще сохранила запах новой машины. Последние 30 минут мы стояли в пробке. Плюс нашего положения был в том, что дорога находилась на вершине горы — с этого места открывался прекрасный вид на море и многокилометровый затор, уходящий куда-то вниз.
– Вообще я всегда подвожу автостопщиков. Летом правда вас больше тут. Ну, а зимой тут делать нечего. Мертвый сезон ведь!
Андрей — очень спокойный молодой человек лет тридцати. Не смотря на то, что за окном около пяти градусов тепла, на Андрее одеты шорты и толстовка — профессиональная экипировка.
– Я живу в машине и чувствую себя хорошо. Три года уже перевожу автомобили, а большая часть моих клиентов — абхазы. За сезон получается три, иногда четыре машины привезти. Вот сейчас еду в одну из деревень недалеко от границы. Знаешь, как ведь эти люди живут. Ничего у них нет. Бедность — просто страшная, но есть сезон — за который они успевают вырастить мандарины. Собирают самосвал фруктов — продают, а затем на все вырученные деньги покупают себе новую машину из Германии: У хорошего джигита, как они рассуждают, должен быть и хороший конь. И живут в бедности до следующего сезона. Часто им даже заправиться не на что.
Медленно наша bmw, зажатая со всех сторон пробкой, сползла по склону. Через ущелье стало видно, что над обрывом, прямо над морем, застрял камаз, перекрыв и полосу, и обочину, а правое заднее колесо грузовика, пробив дыру в дорожном ограждении, висело над бездной. Перед камазом стоял подъемный кран, который, перекрыв еще одну полосу, пытался подцепить грузовик.
– Но все у них всегда по-братски. На рынке и улице, в споре и в обычном разговоре ты всегда слышишь: «Э, давай по-братски». Что это значит? Ничего не значит. Просто присказка такая.
Начинало смеркаться, когда мы подъехали к Сочи. Солнце быстро спряталось за горы, и теперь все вокруг окутала мгла, пропитанная сыростью медленно моросящего дождя.
Мне не терпелось поскорее попасть в Турцию — там должно было быть тепло и сухо. Вспоминая кадры из фильма Данелии «Джентельмены удачи», я напоминал себе — «это в Турции, там тепло!».
Здание сочинского морского порта напоминало речной вокзал в Москве. С той лишь разницей, что вместо спокойной реки открывался вид на бушующее зимнее море. Громадные волны появлялись из темноты и, минуя волнорезы, с грохотом обрушивались на сочинскую набережную.
В поисках билетов на паром я зашел внутрь вокзала.
В углу здания, недалеко от панно с рабоче-крестьянским сюжетом, молились несколько молодых турков, расстелив покрывала поверх кафельного пола, они стояли на коленях, направив свои головы в сторону Мекки. В паре метров от них, прямо на пути в Мекку, стоял холодильник с пепси-колой, грозно стучащий пластмассовыми бутылками над головами правоверных.
Билеты на паром Сочи-Трабзон делились на два принципиальных вида: каюты для тех, кто собирается спать, и билеты без мест, — для тех, кто всю ночь проведет в общем помещении парома.
Однозначно, я собирался спать. Но платить вдвое больше за сомнительную возможность переночевать в каюте мне точно не хотелось. На секунду представив, каково будет шляться ночью по парому и, если «повезет», заночевать в машинном отделении, я все-таки решил рискнуть и взять билет без места.
До отплытия парома оставалось несколько часов, которые я потратил на прогулку по залитому дождем Сочи. На набережной я нашел небольшое кафе, с прекрасным видом на море, которое с постоянным рыком выбрасывало трехметровые волны на каменный пляж.
За два часа до отплытия я вернулся к зданию вокзала. Длинный бетонный пирс был перегорожен высоким забором, в середине которого находились ворота, охраняемые промокшим до нитки молодым милиционером.
Прямо перед сержантом уже начала собираться очередь, если можно так назвать жужжащую толпу постоянно курящих людей, пытающихся прорваться к парому пораньше.
– Э, слушай, начальник, что ведешь себя так? Да дай ты зайти на пару метров, что ты так разговариваешь вообще! Давай по-братски, да!
– Не положено. Вот время будет — пойдете. Отойдите от ворот, — держал оборону милиционер.
Постепенно голосящих людей становилось больше — толпа все кучнее набивалась на пятачок у ворот. На минуту показалось, что шторм на море начинал усиливаться, но постепенно моросящий дождь сменился холодным ливнем.
Вдруг один из курящих в стороне турков, резким движением выкинул сигарету в море, отделился от своей компании и решительным шагом направился к воротам, пробиваясь через толпу. Судя по жестам, он активно сообщал людям, что ему надо попасть на паром больше всех и прямо сейчас. Добравшись до щели в рабице, за которой стоял милиционер, молодой турок затараторил на странной смеси ломаного английского и турецкого:
– I am salamat need to go. Have to be there arjabi marhamat. Open up olani, — выкрикивая это, турок рвался за ворота, стараясь разжать руки милиционера, который удерживал обе створки закрытыми. Для молодого представителя власти такой поворот дел оказался полной неожиданностью. По его лицу было видно, что он находился в совершенной растерянности.
– Что он хочет-то вообще? — удивлялся милиционер.
– Что тебе нужно, что ты так ломишься ? — обратился я к турку на английском.
– А? Нет, не важно. Ему важно, мне не важно. Туда надо, — ответил турок.
– Он ахинею несет какую-то. Из того, что понимаю, — ему надо прямо сейчас.
– Так, а ну отошел от ворот! — что есть мочи рявкнул милиционер.
– Да чо те, мусор, жалко, что ли? Что мы тут мокнем из-за тебя?! — рявкнул в ответ турок на чистом русском, но через мгновение развернулся и побежал разыскивать в толпе своих друзей.
Паром
Кают-компания оказалась относительно просторным помещением. Вдоль стен стояли небольшие столики, а в конце находилась широкая стойка, за которой бармен распаковывал коробки с соком и водкой.
Пройдя сквозь помещение, уставленное намертво прикрученной к полу мебелью, я занял место за одним из столов недалеко от бара.
Люди продолжали подниматься на борт, рассаживаться в кают-компании, заносили вещи в каюты.
Сами каюты напоминали купе обычного железнодорожного вагона, вот только места в них было, казалось, еще меньше.
Прошло еще около получаса. Наконец, где-то под палубой заработал двигатель, паром чуть качнулся и пришел в движение. Теперь впереди была Турция — и там точно будет тепло. Я чувствовал, что смог обхитрить зиму, и радости моей не было предела.
Паром медленно развернулся и подошел к выходу из бухты.
Через несколько секунд судно встряхнуло — все пассажиры переглянулись — мы все почувствовали, как наш вес увеличивается и нас постепенно вжимает в пол. Когда паром поднимался на волну, было ощущение, будто мы внутри лифта, который на огромной скорости движется вверх. Тут же в баре зазвенели бутылки, сталкиваясь друг с другом, люди начали хвататься за стены и прикрученные к полу стулья — теперь судно рывком спускалось с волны.
Впервые в жизни я попал в настоящий морской шторм. Теперь в иллюминаторы не возможно было разглядеть ничего. Мы перешли в другую систему измерения, где существовал только медленный, нарастающий подъем, который сопровождался тугим гулом двигателей, а затем следовал резкий рывок вниз.
Не прошло и десяти минут, как первый посиневший пассажир, звонко опустив бутылку с пивом на стол, сорвался с места в сторону туалета.
В следующий час больше половины пассажиров, особенно те, кто усиленно налегал на спиртное, начали постоянно бегать в туалет, на ходу надувая щеки. Через какое-то время люди обнаружили, что опорожнять содержимое желудка на палубе намного веселее: неприятный процесс, сопровождаемый морскими брызгами и ураганным ветром, хотя бы приобретал какой-то элемент социализации:
– Вот так качает, да? — орал я, пытаясь перекричать море
– Да вообще трындец, сил больше нет блевать!
Вскоре после отплытия, ко мне подсел упитанный мужик лет сорока пяти.
После короткого приветствия, мужчина без долгих церемоний вытащил бутылку водки, сок и закуски.
– Ну, что, выпьем ? — спросил мужик, с надеждой глядя на меня исподлобья
– Знаете, я пожалуй воздержусь, — ответил я, косясь на поток людей, которые возвращались с палубы и на ходу вытирали рты туалетной бумагой — уж очень не хочется снова туда.
– Ну, так ты будешь сок пить, а я водку, — улыбаясь ответил мужчина.
Через полчаса, когда я выпил литр персикового сока, а мужчина беспощадно уничтожил бутылку водки, наш разговор постепенно перерос в его монолог:
– А все потому, что Нурсултан Назарбаев — великий человек! Он поднял страну с колен. Вот я хоть узбек, но паспорт у меня казахский. И я рад этому, спасибо Нурсултан Назарбаев. Я, если окажусь где-то за рубежом, в ситуации сложной, то раз и приду в посольство. И мне выпишут две тысячи долларов, чтобы с такой вот ситуацией справиться, — громко декларировал он, размахивая пустым стаканом.
Ближе к часу ночи люди, привыкшие к постоянным прыжкам судна, держась за стенки, разошлись по каютам.
Бар опустел, некоторые пассажиры спали прямо за столами, а кто-то продолжал ходить по парому, в поисках свободной каюты. Несколько пустых бутылок, мерно побрякивая, катались от одной стенки к другой.
Я расстелил спальник между барной стойкой и стеной, положил голову на рюкзак и начал вслушиваться в сипящее бурление шторма.
Трабзон и Сивас
«Это в Турции — там тепло» — как мантру повторял я про себя фразу, подслушанную в «Джентельменах удачи». Не удосужившись свериться с картой, я рассчитывал, что уже в Трабзоне начнется плюсовая температура и дальше можно будет каждый день ночевать в палатке. В моем воображении верблюды пересекали турецкие барханы, а где-то на их фоне проходило скоростное шоссе, ведущее сразу на границу с Сирией. Ну а венцом моей безответственности стало то, что карту Турции я планировал купить как раз в Трабзоне.
За ночь шторм стих, ветер разогнал облака и над морем стояла солнечная погода.
Вместе с моим попутчиком, лицо которого от водки и качки приобрело цвет хаки, мы вышли на палубу.
«А вот и Трабзон уже видно» — сказал страдающий от похмелья казахский узбек, указывая в сторону берега.
Впереди, километрах в пятнадцати показался город. Как небольшой островок, Трабзон находился в долине, которая со всех сторон была зажата горными массивами. Хребты, вершины которых скрывались в серых тучах, напоминали зубы, державшие в своих тисках малюсенький город. И, что, мне где-то там ставить палатку?
Что вообще теперь делать? Не могло быть и речи о том, чтобы отправляться в путь по горной трассе, не имея на руках хоть какой-то карты, позволяющей построить маршрут в сторону Сирии.
Мое настроение быстро испортилось. Я поносил себя на чем свет стоит — не подготовившись толком к маршруту, я влез в такую авантюру. Теперь в первую очередь, было необходимо найти карту Турции.
Сойдя с парома, я пошел вверх по мостовой, мимо аккуратных деревянных домов.
Навстречу мне шагали двое юношей, которые держались за руки, совсем как дети в каком-нибудь детском саду.
Днем в воскресенье на улицах Трабзона оказалось сравнительно мало людей. Я подходил к прохожим и, у тех, кто понимал по-английски, спрашивал где можно купить карту. Они направляли меня в книжные или газетные киоски, не работающие к моему ужасу до понедельника.
Что делать? Нужно ли оставаться в Трабзоне на ночь, чтобы получить карту? Или рискнуть отправиться в дорогу без нее?
Я остановил очередного юношу, и поинтересовался, как сейчас можно найти любую карту Турции. Прохожий жестом предложил мне пройти вместе с ним, на другой конец площади, где с важным видом стоял полицейский.
Я повторил свой вопрос блюстителю порядка. Полицейский, сносно говоривший по-английски, тут же куда-то меня повел — снова через всю площадь. Мы подошли к очень юному, лет 20, молодому человеку в сером костюме-тройке, курящему сигарету. Он бегло, но очень эмоционально поговорил с полицейским, повернулся ко мне, улыбнулся и жестами попросил следовать за ним. Мы пошли прямо через центр площади, где около полусотни молодых людей скандировали лозунги, из которых я не понимал ничего, кроме «Израиль» и «Газа».
Миновав мощеную камнем, мостовую, мы оказались перед двухэтажным административным зданием, построенным на европейский манер. Прямо над входом развивался красный флаг турецкой республики. Молодой человек в костюме достал из кармана ключ, открыл дверь и уверенно шагнул вглубь здания.
– Это, что, городская мэрия? — спросил я по-английски.
Юноша непонимающе улыбнулся. Поднявшись на второй этаж, мы прошли через длинный коридор, уставленный стульями, и остановились у центрального кабинета. Молодой человек снова достал ключи и открыл дверь. Я увидел огромную приемную, посередине которой стоял стол секретаря, обитый сукном, а по бокам — стулья для ожидающих. В центре кабинета — флаг Турции, рядом с ним таких же размеров голубой флаг Трабзона. Юноша подошел к стенному шкафу и начал уверенно перебирать его содержимое.
Наружу были выставлены всевозможные папки, бумаги и даже одно пресс-папье. В итоге поверх кучи вещей появился большой, завернутый в белую писчую бумагу куб, перевязанный со всех сторон веревками.
Молодой человек перенес странный куб, похожий на посылку, в центр кабинета и с гулким звуком «пум» поставил его на стол. Выдернув из органайзера нож для бумаг, он стал открывать странную коробку. Внутри нее оказались книги. Достав одну из них, юноша продемонстрировал ее мне — она называлась Trabzon, и описывала жизнь города на турецком языке: от футбольной команды до горячих источников.
– Но мне же нужна карта, — удивился я.
Юноша показал жестами «нет проблем», взяв книгу у меня из рук, начал ее листать. Где-то в середине оказалась небольшая, размером со спичечный коробок, карта Турции, и, чуть больше — карта окрестностей Трабзона.
Признаться, я был тронут — простой вопрос, заданный на улице не известному человеку, привел меня к этой карте. И хотя книга оказалась довольно увесистой, я сохранил ее в рюкзаке до самого конца поездки.
Общежитие
Рубиново-багровый цвет чая преследует путешественника в каждом уголке Турции. Чай в этой стране — это выход из неловкой ситуации или знак внимания, позволяющий растопить лед между незнакомыми людьми.
Когда, с книгой на перевес, я в третий раз проходил мимо лавочки туристического агентства, ее владелец вышел на небольшое крыльцо, взял меня под локоть, заглянул в глаза и, улыбнувшись, тихо спросил: «Chai?» .
Пока мы с ним сидели на крыльце на двух железных стульях, выкуривая по сигарете, официант из соседнего кафе принес нам два маленьких стаканчика крепчайшего чая.
Через десять минут, выслушав рассказ о моем маршруте, владелец лавочки предложил мне оформить билеты прямо до Газиантепа. Но все-таки я не терял надежды проехать Турцию, пусть и горную, именно автостопом. Трабзон оказался большим городом, а из больших городов всегда сложно выбираться.
Потому, купив у гостеприимного хозяина туристической лавочки билет до следующего небольшого города, Эрзинджана, я отправился в сторону автовокзала, а уже через час с грустью выглядывал из окна автобуса, ехавшего по заснеженной горной дороге. Постепенно стемнело, и разглядеть можно было только крупные хлопья снега, которые ветер набрасывал на мое окно. Так как снаружи изучать было нечего, я переключил все внимание на устройство автобуса: сказать по правде, турецкие автобусы прекрасны. Каждый из них сопровождают два водителя и стюард. И, если вы нажимаете на кнопку с изображением стюарда, то он действительно приходит и предлагает вам воду и закуски. Ну, или рассказывает, сколько еще осталось километров до вашей остановки, где вы наконец сможете сойти и прекратить мучить его своими навязчивыми вопросами.
В автобусе стояли два телевизора, которые беззвучно показывали какой-то индийский сериал, а посередине прохода висело небольшое табло, показывающее время и температуру за окном.
Во всем автобусе стоял гвалт голосов. Люди знакомились, что-то громко обсуждали и заказывали у меланхоличного стюарда чай.
– Анвар! — представился мой сосед по-английски и протянул мне руку.
– Ну, а меня зовут Тим, — ответил я.
– Откуда ты едешь?
– Из России.
– А куда?
– Знаешь, Анвар, я вообще пока не решил. Наверное, я переночую в Эрзинджане. Это хороший город?
– Конечно, хороший! Но где ты остановишься?
– Похоже, что в палатке. Она как раз у меня с собой, — сказал я, показывая пальцем на верхнюю полку, где лежал мой рюкзак.
Анвар сделал паузу в разговоре. Он внимательно посмотрел на меня и произнес:
– Нет, мой друг. Даю тебе слово, сегодня ты будешь спать в нормальном месте. Турецкие люди рады гостям.
Следующие 20 минут Анвар говорил по телефону. Он звонил, принимал SMS сообщения, снова звонил, ему перезванивали. В итоге, в последний раз повесив трубку, Анвар посмотрел на меня и изрек:
– Друг мой, сегодня ты будешь спать в хорошем месте!
Скоро наш автобус остановился на автовокзале Эрзинджана. Не дав мне опомниться, Анвар схватил меня за руку, как малолетнего ребенка, и уверенно потащил за собой. Мы пересекли дорогу, прошли несколько домов, и оказались около типичного здания подмосковной общаги. На нем было написано «Исламский университет Эрзинджана им. К. Ататюрка». Проходная, КПП, люди в пластмассовых тапочках — все это производило впечатление, что кто-то решил воссоздать нашу бауманскую общагу в 2000 км от Москвы. Единственное, что бросалось в глаза — вместо типичного для совковых общежитий линолеума пол был застелен красным ковролином.
На проходной Анвар передал меня в руки местного студента, который, судя по всему, видел Анвара первый раз в жизни.
Оставив обувь в небольшом шкафчике на первом этаже, юноша проводил меня в комнату для гостей с тремя диванами, один из которых уже был занят каким-то турецким студентом-путешественником.
После короткого знакомства с комендантом общежития (и очередной порции ядреного турецкого чая), студент отвел меня в большую обеденную залу, где около 30 молодых людей молча смотрели телевизор — на экране можно было увидеть взлетающие самолеты, изрыгающие дым массивные танки и бегущих солдат с нашивками армии обороны Израиля. Постепенно до меня начало доходить — в Газе только что началась война.
Мужчины сидели вплотную друг к другу, некоторые держали руки на плечах товарищей. В комнате стояла мертвая тишина.
Внезапно мой провожатый начал громко говорить по-турецки. За несколько секунд комната наполнилась движением и громким шумом вопросов, телевизор был выключен, и все глаза устремились на меня.
Следующий час я рассказывал студентам, про то, как ночевал в палатке в горах, про дождливый Сочи, про заснеженную дорогу от Москвы в Ростов, про приключения в мэрии Трабзона, и про то, как собирался поставить палатку тут, но добрый сосед по автобусу привел меня сюда.
Если честно, у меня никогда не было таких благодарных слушателей. Я полностью владел их вниманием: стоило мне во время рассказа поднять руку — вся аудитория следила за ней, стоило мне улыбнуться — и через секунду я видел тридцать улыбок.
Вдруг один из студентов заговорил по-русски:
– А я тоже в Москве был. Я там на Соколе работал поваром в ресторане.
Я открыл рот от удивления. Последнее, чего можно было ожидать в этот день, это встретить в турецких горах, покрытых двухметровым слоем снега, говорящего по-русски повара.
***
Утром, пока на улице еще было светло, студенты проводили меня в книжный, где я наконец стал счастливым обладателем точнейшей карты дорог Турции.
Сердечно распрощавшись со своими новыми друзьями, которые на прощание по восточному обычаю по-мужски расцеловали меня в обе щеки, я двинулся в сторону шоссе.
Навстречу мне по глубокому снегу, ехал на велосипеде пожилой мужчина. Он остановился в 15 метрах, вальяжно достал телефон и, улыбаясь, начал снимать меня на камеру.
«Неужели его так забавляют рыжие штаны? Может быть, он раньше не видел европейца?» — наивно подумал я.
Вдруг кто-то бесшумно подошел сзади и положил мне руку на плечо. От неожиданности я подпрыгнул на месте, но рука уверенно прижала меня назад к земле. Медленно обернувшись, я увидел перед собой улыбающегося во весь рот блюстителя правопорядка и стоящий поодаль белый полицейский фиат.
Судя по всему, видео на телефон получилось отличное.
Не переставая улыбаться, полицейский проверил мой паспорт, а затем попросил проследовать к его машине.
Насколько я понял, он хотел показать мои документы своему шефу.
Мы проехали около ста метров — оказывается, здание полицейского управления находилось прямо напротив того места, где меня фотографировал мужчина с велосипедом.
Вскоре я с эскортом входил в симпатичное отделение полиции Эрзинджана.
И волновала меня только одна мысль: «Где я все-таки буду праздновать этот Новый год?».
Мы поднялись на второй этаж.
Меня сразу усадили за стол, налили маленький стаканчик крепкого чая и предложили сигарету.
– Можно мы посмотрим содержимое Вашего рюкзака? — очень вежливо произнес один из трех сидящих со мной полицейских.
Примус с газовым баллоном, старенькая Nokia, бутылка водки, завернутая в полотенце, бинокль, русские конфеты в шерстяном носке, трусы и футболки — все оказалось на столе.
Повертев в руках мой телефон, полицейский, не долго думая, включил его.
SMS:
From: Nadya
Сегодня идем на каток 20:00 парк сокольники! Без отмазок — приходи!
Больше всего полицейских заинтересовали конфеты.
Я подумал, что это подходящий момент и предложил полицейским угоститься конфетами.
Мы сели за стол, и через пару минут дежурный принес каждому очередной стаканчик турецкого чая.
Спустя полчаса ожидания, офицер попросил пройти с ним к шефу.
В большом кабинете, прямо с видом на дорогу, по которой я шел, сидел приятного вида начальник полиции. Он заметно отличался от остальных полицейских солидным возрастом, седой головой и полным отсутствием улыбки.
Первым делом он предложил мне чай, который, не смотря на мой отказ, моментально возник у меня в руках.
Несколько минут седой полицейский изучал мой паспорт. Затем последовал вопрос на хорошем английском:
– Почему вы решили приехать в Эрзинджан?
– Ну, я турист. Я хочу посмотреть Турцию. Мне рассказывали, что это очень красивая страна, — ответил я, старательно улыбаясь.
– Но почему вы поехали не в Анталью?
– Мне говорили, что в восточной части очень гостеприимные люди.
Допрос продлился около 10 минут.
В итоге начальник полиции, сосредоточенно медитируя над моим паспортом, изрек:
– А вам известно, что автостопом в Турции ездить запрещено?
– Нет, в первый раз слышу об этом.
– Ну, так вот. Сейчас сержант отвезет вас на автовокзал. Берите себе там билет, и отправляйтесь дальше. Хорошей дороги.
Это не входило в мои планы, так как ехать я хотел именно автостопом. Однако мне очень хотелось путем наименьшего сопротивления оказаться на улице, и как можно дальше от полицейского участка.
Согласившись, следующий час драгоценного светового дня я ждал, пока полицейские покурят, выпьют чай, и загрузятся в красивый белый пикап.
Две минуты пути, — и вот мы проехали еще 200 метров. Я снова оказался на том самом автовокзале Эрзинджана, а напротив меня было знакомое общежитие. Круг замкнулся.
Подождав, пока мои новые полицейские друзья уедут, я совершил марш-бросок до трассы. На этот раз я был осмотрительнее, и обогнул полицейский участок, сделав большой крюк.
В моем воображении трасса выглядела совсем не так, как в реальности.
На перекрестке городской дороги и того, что я представлял себе, глядя на карту, грандиозным автобаном, стоял длинный шлагбаум, на метр утонувший в снегу. О том, что это перекресток, можно было только догадываться, так как по сути шлагбаум стоял посреди белого поля с чуть притоптанной колеей.
Вдали, в пелене облаков, угадывались очертания гор. Если верить карте, примерно в километре от меня была автомобильная заправка, куда я и решил направиться.
Если уж замерзать в турецких горах ночью — то лучше рядом с людьми.
Сквозь метель мне навстречу шла пара. Солидный мужчина налегке с сигаретой в руке и женщина в пуховике и хиджабе, которая тащила увесистые сумки, идя позади метров на десять.Издалека было заметно, что мужчина периодически оглядывался назад и серьезным тоном что-то выговаривал женщине.
Поравнявшись со мной, мужчина остановился, оглядел меня, и, улыбаясь, поднял руку: «Асалам алейкум».
Хусейн
На мое счастье домик впереди оказался заправочной станцией. Я подошел к нему, пристроил рюкзак в сугроб напротив выезда с заправки и приготовился голосовать. Время текло медленно. Еще медленнее шел снег, а машин так и не было. В конце концов из дверей заправки вышел служащий, подошел ко мне, взял под руку и повел внутрь. Он не говорил по-английски, и единственное, что я понял — он хочет, чтобы я шел за ним. Мы обошли здание заправки, спустились в подвал, где находилась столовая. Меня усадили за стол вместе с двумя заправщиками и механиком, и тут я понял, что ничего не ел с утра. После обеда сотрудники станции проводили меня до кабинета своего начальника, который предложил мне выпить с ним чая. Это оказался болгарин родом из Греции, работающий в Турции. Как это бывает, болгарин понимал русскую речь, а я вот, напротив, ни слова не понял по-болгарски.
Я был очень рад гостеприимству заправщиков, но на улице тем временем постепенно начинало темнеть. А значит, мои шансы добраться до Газиантепа становились все менее реальными. Я поспешил вернулся к моему сугробу в надежде поймать хоть какую-то машину. За все время мимо проехало три автомобиля, ни один из которых даже не думал затормозить. Из-за обилия снега на дороге машины ехали очень медленно, поэтому каждый из водителей, проезжая мимо, заглядывал мне в глаза. На моем лице они читали немой вопрос: «Может, подбросишь меня?» А я, в свою очередь, видел однозначный ответ: «Ну, уж нет, чувак!».
Когда наступила почти полная темнота, на заправку заехал небольшой пикап с прицепом. Это была первая машина, которая вообще сюда свернула. Я понял — надо действовать. За рулем пикапа оказался молодой человек, который не говорил по-английски, но один из заправщиков объяснил водителю, что я еду в Газиантеп, и тот согласился подбросить меня до города Сивас. Отлично! Похоже, сегодня мне не придется ночевать в палатке.
Эрзинджан — очень гостеприимный город, но как же я был счастлив его покинуть!
Итак, мой водитель не знал английского языка. Я же, в свою очередь, не говорил по-турецки. Все мои знания ограничивались словом «DA», которое означает «гора». К счастью, у меня был с собой англо–турецкий разговорник, потому наша коммуникация выглядела следующий образом: я произносил вопрос на английском, затем искал подходящие слова в разговорнике и, активно жестикулируя, пытался произнести их правильно.
Водителя звали Хусейн, и он ехал в Стамбул к своей семье. Несколько раз мы заезжали в придорожные кафе, где заправлялись крепким турецким чаем. Тут и там вдоль дороги стояли знаки, предписывающие всем машиной передвигаться только с цепями на колесах, в темноте было невозможно разобрать, где мы едем, однако, со слов Хусейна, вокруг нас не было ничего, кроме гор: «Da-Da-Da» говорил он, водя пальцем вокруг.
Вдруг позади машины раздался громкий треск. Мы остановились на обочине, взяли фонарики и отправились осматривать автомобиль. Оказалось, что цепь на колесе пикапа развалилась пополам. Нам удалось связать ее обычной веревкой, однако теперь Хусейну пришлось ехать медленнее, чтобы сохранять сцепление с дорогой. Вот тебе и «Турция, где тепло».
Когда мы остановились в очередном кафе, разговаривать (и переводить речь при помощи англо-турецкого разговорника) уже не было никаких сил. Потому мы просто пили очень крепкий чай из маленьких стеклянных стаканчиков и смотрели в окно, где к полной ночной темноте добавилась пурга. Да, спать в палатке в такую погоду было бы очень плохой идеей.
Следующие несколько часов мы ехали по заснеженной трассе. Скорость не превышала 40 километров в час, так как дорога была покрыта сантиметровым слоем снега.
Постепенно начали появляться фонари, хотя никаких домов еще не было видно. Стало понятно, что мы приближаемся к городу.
На карте в большом масштабе может показаться, что расстояние от Трабзона до Газиантепа относительно небольшое. В реальности система дорог в восточной Турции напоминают паутину, которая опоясывает бесчисленное количество гор. Путь между этими двумя городами составляет больше тысячи километров горных, заснеженных, местами извилистых дорог.
Глубокой ночью мы оказались в Сивасе. Я посмотрел на карту — город находился в середине моего маршрута по Турции. Хусейн довез меня до здания автовокзала, снова поправил цепь на заднем колесе и уехал в сторону Стамбула.
Отчасти я завидовал Хусейну: он знал, куда едет и скоро должен был оказаться дома. Я же не имел ни малейшего представления о том, что ждет меня впереди. Только один вопрос занимал меня: «Где же я встречу Новый год?».
Горы
Я вошел в здание автовокзала и ко мне сразу подбежал хелпер : «Май френд, тебе нужна помощь? Май френд, нужны билеты? У нас есть много билетов — куда ты едешь?».
На несколько мгновений я замялся, думая, что ответить. И зря. Количество хелперов удваивалось каждую секунду. Не успел я оглянуться, как вокруг меня собралась шумная толпа: один рисовал карту Турции, другой, активно жестикулируя, объяснял, как поедет автобус в Газиантеп, третий просто пытался перекричать остальных, говоря со мной по-турецки.
Вдруг кто-то потянул меня за локоть. Оглянувшись, второй раз за сутки я увидел перед собой турецкого полицейского.
– Я могу помочь? — спросил полноватый молодой человек в форме.
– Вообще да. Мне нужен автобус в Газиантеп.
Полицейский активно заговорил по-турецки, показывая указательным пальцем то на меня, то куда-то вверх, то на хелперов. После недолгих переговоров, полицейский выбрал одного из «моих друзей», с которым мы подошли к лавочке «его брата», у которого была «специальная скидка» только для меня на поездку в Газиантеп этой ночью.
Когда билет оказался в моих руках, полицейский произнес:
– Все, дела закончены, теперь надо пить чай.
«О боги, опять чай», — подумал я.
Уверенной походкой полицейский вышел на улицу и зашагал к небольшому домику со шлагбаумом, рядом со въездом на автовокзал. Второй раз за сутки я оказался в полицейском участке. И снова передо мной возник маленький стеклянный стаканчик с крепким чаем и лимон. «Хорошо хоть в рюкзак этот тип не лезет», — подумал я.
За следующие два часа полицейский успел прояснить турецкую позицию по греческому и армянскому вопросам, рассказать о своих путешествиях по Европе и об истории преобразований знаменитого реформатора Турции — Кемаля Ататюрка.
Мы беседовали еще несколько часов, прежде чем я оказался в кресле автобуса, который отправлялся в Газиантеп.
Только тут я понял, как же сильно устал. Пассажиры не спеша готовились ко сну, распихивая свои вещи по полкам автобуса, откидывая спинки и вытягивая ноги. Через несколько минут весь автобус, включая меня, погрузился в глубокий сон.
* * *
Тук. Тук. Тук.
Я открываю глаза.
Моя голова прислонена к окну автобуса. Прямо перед лицом свешивается лямка рюкзака, пластмассовая пряжка которого равномерно стучит по окну.
Тук. Тук.
Медленно фокусируясь, я перевожу взгляд с пряжки на вид за окном, и тут огромная гора в дребезги взрывает пейзаж.
До этого момента горы все время были где-то впереди. Даже когда автобус или машины ехали по турецкому серпантину, пурга и ночь не давали разглядеть ничего вокруг.
Теперь же горы, раскрашенные восходящим солнцем в рыже-красные цвета, закрыли собой весь горизонт, а прямо под моим окном разверзлась пропасть, дна которой не было видно.
У меня кружилась голова от высоты, мое сознание охватило состояние эйфории и всепоглощающего счастья. И пока все пассажиры спали, я наблюдал за солнцем, которое заливало горные пики светом.
И только пластмассовая пряжка продолжала стучать по стеклу:
Тук. Тук. Тук.
Через несколько часов автобус начал спускаться. Постепенно пейзаж за окном стал преображаться. Горы становились меньше и встречались все реже, пока не остались где-то позади. Пространство вокруг заняли зеленые луга. Как же приятно видеть зелень в конце декабря!
Вскоре автобус въехал в, охваченный сумерками, просыпающийся Газиантеп.
Я чувствовал себя прекрасно — наконец мне удалось оказаться в той самой «Турции, где тепло», а горы, засыпанные снегом, остались позади.
Автовокзал Газиантепа был, мягко говоря, далеко не в центре города. Напротив него колосилось поле пшеницы, а за ним виднелась горная гряда, с которой я только что спустился. Где-то сбоку от нее поднималось солнце, постепенно уничтожая синеву сумерек.
Остановив первого встречного мужчину в халате и тапочках, я спросил: «Газиантеп»?
Удивленно меня оглядев, он задержал взор на моих рыжих штанах, улыбнулся беззубой улыбкой и показал пальцем в сторону остановки городского транспорта.
Через пару минут подъехал разбитый автобус без окон — этот агрегат, пожалуй, постарше моих родителей.
Как они там? Они ведь даже не знают, где я сейчас. Опомнившись, я нашел на дне рюкзака телефон.
SMS:
to: Mama
Привет! Я на границе Турции и Сирии в Газиантепе. Сегодня вечером буду в Алеппо. У меня все хорошо!
Пока автобус ехал по спальным районам Газиантепа, я сидел на своем рюкзаке, уперевшись головой в стенку и пряча глаза от разглядывающих меня турков.
Газиантеп — большой и шумный город. И как из каждого большого города, из него сложно «найти выход», если не знаешь, куда ехать.
Теперь мне нужно было решить задачу: как добраться до границы с Сирией.
Я повторял про себя мантру: «Я хочу встретить новый год в Дамаске и смогу это сделать».
Магазины еще были закрыты, но мне нужно было найти себе завтрак.
Гуляя по оживленной улице, я приметил типичную турецкую кафешку. Не прошло и секунды, как передо мной оказался хелпер-официант, не говорящий по-английски. Пройдя сквозь зал, где стулья еще стояли «верх-дном» на столах, официант выбрал стол с видом на телевизор, снял с него стулья, протер столешницу влажной тряпкой и предложил мне сесть.
Пока я листал небольшое меню на турецком языке, передо мной появилась знакомая маленькая чашечка с чаем.
Поскольку я не понимал по-турецки, то выбрал самое дешевое блюдо стоимостью 2 лиры. Судя по тому, что пытался объяснить жестами улыбчивый официант, вскоре мне должны были принести лепешку.
Однако через 10 минут на столе появился суп.
«Ну, суп так суп», подумал я и начал есть.
Не успел я закончить с первым, как на столе уже возникло мясное блюдо с картошкой. За ним появился кебаб. А в завершение завтрака на столе оказалась пахлава. Ну и финальным украшением трапезы стала дополнительная порция турецкого чая и счет на 22 лиры, или 50 долларов.
Когда я попробовал выяснить у не говорящего по-английски официанта, как 2 лиры превратились в 22, передо мной материализовался говорящий на идеальном английском «главный менеджер». Судя по его словам, ему было очень жаль, что возникло недопонимание, но так как «вы, юноша, все съели — то извольте заплатить».
«Ну, в конце концов, это было вкусно», — подумал я, расплатился по счету и отправился на автовокзал.
Уже почти
– Сурия?
– Сурия, Сурия, — утвердительно ответил водитель маршрутки, махнув ладонью в направлении дороги, которая уходила в зеленое поле.
Переступая через тюки, я выбрался из маршрутки, накинул рюкзак на обе лямки и отправился к полю.
Я шел вперед, вдыхая теплый воздух. До нового года оставалось еще два дня, и, очевидно, что бы теперь не произошло, мне удастся встретить его в необычных условиях. Мной овладела железная уверенность в своих силах: сейчас я найду машину и доеду до Сирии. А если нет — то буду идти пешком, все равно приду туда и отпраздную новый год.
Через полчаса моей прогулки вдоль залитых солнцем полей, я услышал гулкое тарахтение позади меня.
С черепашьей скоростью в сторону Сирии ехал одноместный трактор без крыши. За рулем агрегата сидел пожилой турок с большущими усами, как у французских фермеров. Из его рта торчала табачная трубка.
Подъехав ко мне, трактор остановился. Водитель, не слезая с места, посмотрел на меня, улыбнулся сквозь усы и кивнул головой. В общем-то мне не нужно было повторять дважды — никогда еще я не ездил автостопом на тракторе. Я влез на крыло трактора и положил рюкзак на другое крыло.
Следующие 10 минут под мерное тарахтение, мы ехали вдоль зеленых полей, обдуваемые свежим ветром.
Как же это было здорово после душных автобусов и маршруток!
Иногда неспешно идущий трактор обгоняли машины, из которых на нас глазели улыбающиеся турки.
Когда водитель жестами показал, что ему нужно поворачивать, до границы оставалось около 5 километров.
Стоило мне спрыгнуть с трактора и начать голосовать, как передо мной остановилась первая же машина — такси с сирийскими номерами, где все цифры были написаны арабской нечитаемой вязью.
Водитель заметно нервничал, однако попытался поторговаться. Через пару минут он все же согласился за скромную оплату довезти меня до Сирийской стороны.
Я бросил рюкзак в багажник и прыгнул на переднее сиденье. Уже через несколько мгновений мы вместе с водителем вышли из машины и пешком пошли к КПП на турецкой стороне.
Быстро пройдя контроль, мы пересекли границу. Водитель припарковался у небольшого домика паспортного контроля Сирии. Почему-то громко выдохнув, он посмотрел на меня и жестами показал — ну, пошли.
Напряжение таксиста возрастало: он нервничал, как будто готовясь к драке. Зажав паспорт в руке, я шел за ним. На входе в помещение курило несколько десятков бородатых мужчин, все они при этом одновременно говорили, создавая гул, напоминающий звук взлетающего самолета.
Неподалеку от входа стояла молодая невысокая женщина европейской внешности, одетая в спортивную одежду. Пожалуй, такой наряд больше подходил для катания на сноуборде, чем для перекуров на Турецко-Сирийской границе. Рядом с ней на полу лежал рюкзак, заметно похожий на мой.
Мы посмотрели друг на друга и моментально поняли — мы оба русские.
– Привет! Ты что тут делаешь? — удивился я.
– Еду автостопом, но водитель оставил меня тут.
– Меня везет местный таксист, предлагаю ехать вместе.
– А у меня есть хост. Едем.
«Обалдеть, — подумал я, — Последнее, что можно было ожидать, что встречу тут русскоговорящую автостопщицу».
Женя уже прошла паспортный контроль, но, пока она несколько часов стояла в очереди за визой, её водитель благополучно смылся.
– Удачи, — проговорила Женя, взглядом указывая на дверь, за которой только что скрылся таксист. — Она тебе там пригодится.
Внутри помещения невозможно было протолкнуться. Где-то вдалеке, за стеклянной перегородкой, сидело несколько пограничников, на которых душно-черным потоком наседала бурлящая, говорливая толпа. Скромно оглядываясь по сторонам, я занял место в одной из очередей, если можно так назвать постоянно вращающееся облако мужчин в черных кожаных куртках, которое облепило одно из окошек паспортного контроля.
Вдруг из гущи людей вынырнул бородатый водитель такси, и, изрыгая невероятные арабские проклятья, схватил меня под локоть. Он выхватил из моей руки паспорт и, как ребенка, потащил в сторону одного из окон.
Словно миссионер, своим мачете отсекающий лианы в диких джунглях, водитель такси российским паспортом прорубал себе проход через это облако, беспощадно расталкивая людей. Жужжащая толпа пыталась возмущаться, но в ответ водитель громко орал каждому прямо в лицо что-то на арабском и тыкал в меня пальцем. Замечая иностранца в рыжих штанах, все молча расступались, оставляя за мной незаполненное пространство, оно напоминало открытую воду, появляющуюся за ледоколом.
– Цель визита в Сирию?! — что есть мочи проорал пограничник, перекрикивая гомон мужских голосов.
Набрав побольше воздуха в легкие, я завопил:
– Туризм!!!
К моему удивлению, гомон сразу стих. Вся толпа прислушивалась к моему ответу. Я буквально слышал, как с крыши дома нервно сорвалась стая птиц, испуганных моим воплем.
Однако, лицо бывалого пограничника не выразило никаких эмоций. В течение без малого пяти минут он смотрел на меня, на паспорт, и снова на меня. Не спеша пролистал все страницы, поставил штамп о въезде в Сирию, и еще раз косо посмотрел в мою сторону. Вдруг, снова схватив документ, он начал что-то в нем писать.
Уже возвращаясь в машину, я открыл паспорт. Прямо поверх двуглавого орла, от скипетра и до державы, красовалась надпись арабской вязью
٦٣/٢٦١٣٥ * ( номер сирийской визы, написанный арабскими цифрами)
– Да ты не переживай. Ну, может быть, ты пограничнику просто по-человечески не понравился? Вот он и написал тебе в паспорте — «козёл»? — предположила, смеясь, Женя, которая устроилась на заднем сиденье.
Тем временем такси медленно, со скоростью километров двадцать в час, подъехало к пункту досмотра. Спустя пару минут в открытое окно водителя, одной рукой придерживая висящий за спиной автомат калашникова, заглянул пограничник. Взяв паспорт таксиста, пограничник перебросился с ним несколькими фразами, а затем задал нам вопрос:
– Do you speak english ?
– Yes, I do, — ответил я, и, успев осознать свою ошибку, заметил, как военный «переключился» в боевой режим:
– На выход! — проговорил командным тоном пограничник, жестами демонстрируя, что все мы должны покинуть машину. — Паспорта и сумки к досмотру!
Я вышел и протянул ему документ, пока таксист открывал багажник с нашими рюкзаками.
– Руссия! — военный показывал на меня двумя указательными пальцами, потирая их друг о друга. — А!? Руссия! Friends! — судя по всему, жест этот означал «друзья».
– Да, да, — утвердительно закивал головой я, одной рукой доставая рюкзак из багажника.
– Погодите-погодите, рюкзаки не доставайте, досмотра не будет, — проговорил пограничник, и громко прокричал что-то на арабском в сторону КПП.
Спустя несколько мгновений к нам уже бежал его коллега с кипой пластмассовых табуреток, сложенных друг на друга.
Предложив нам с Женей сесть прямо напротив такси, он не спеша начал свой рассказ:
– Итак. Алеппо. Это — самый-самый большой город в нашей стране, даже больше Дамаска. Он особенный — в Алеппо производят много очень интересных вещей. Вам обязательно надо сходить в цитадель. Еще у нас есть старинный рынок — там очень хорошо, фантастически хорошо! Но за своими карманами следите — а то кошелек все же могут стащить. Вообще конечно очень, очень безопасный у нас город, — медленно и монотонно военный перечислял, в какие именно места мы должны зайти в Алеппо.
Тем временем мы видели, как очередь машин к КПП стремительно увеличивается — десятки автомобилей выстроились в ряд. Водители начали выходить из своих машин, и, угощая друг друга сигаретами, показывать на нас пальцами. Но пограничник и не думал торопиться, а удлиняющаяся очередь покорно стояла на расстоянии, ожидая, пока военный закончит свой рассказ.
– Вы слышали о войне в Газе? Наш президент Башар Асад даже запретил все празднования нового года. Теперь мы должны быть солидарны с братьями в Газе.
Наконец военный подозвал к себе нашего таксиста. Набрав побольше воздуха в легкие, пограничник начал орать, показывая пальцем то на нас, то на самого водителя, то воздевая палец куда-то к небесам. Бородатый водитель спокойно молчал, иногда кивая головой.
Мгновение спустя военный объявил:
– Итак, мы договорились. Этот таксист бесплатно отвезет вас в центр Алеппо — это прекрасный, прекрасный город, вы должны быть им довольны. Добро пожаловать в Сирию!
Конец второй части