Окончание. К предыдущей части.
А между тем слухи росли и росли. Передавали о новых победах, легко добытых рыцарями Конрада. Говорили, что турки собрали многочисленную армию и что немцы убили четырнадцать тысяч человек, сами не потеряв ни одного.
На другой день рассказывали ещё более счастливый случай: передавали, будто немецкие рыцари прибыли в Иконий, а ещё до их прибытия население этого города разбежалось, поражённое ужасом. При этом добавляли, что немцы торопятся идти дальше и что их император обратился к греческому императору с просьбой принять под свою власть всё завоеванное немцами.
Византийские царедворцы, при встречах с французскими баронами, лицемерно вздыхали и с иронической улыбкой высказывали сожаление о том, что столь доблестные рыцари уступают славу победы и честь захвата добычи немецкому воинству. Гнев и нетерпение быстро овладели французскими рыцарями. Вчера ещё предпочитавшие оставаться в Константинополе, сегодня они рвались вперёд, требуя возобновить поход.
Такова была настойчивая воля большинства. Король Людовик вынужден был подчиниться. Как говорит летописец похода, «король, побеждённый рассказами греков и жалобами своих, решился переплыть море».
Византийский император немедленно доставил нужное для переправы число кораблей. Но окончательная переправа всего французского войска задерживалась. Отставшие в пути отряды ещё не подошли к Константинополю. Король Людовик со всеми наличными силами переправился через пролив св. Георгия, но на азиатском берегу пятнадцать дней был вынужден ожидать, пока подойдёт арьергард его армии.
В это тягостное для французов время и разыгрались новые столкновения между рыцарями и греческим населением. У самого азиатского берега, рядом с кораблями, перевозившими французов, покачивались на волнах лодки греческих купцов и менял. На берегу, вблизи рыцарского лагеря, выросли наспех сколоченные столы и скамьи. Здесь подвижные и говорливые греческие купцы и менялы предлагали рыцарям всё необходимое: продукты, одежду, уборы.
Тут же менялы разменивали французскую монету на греческую и сирийскую, скупали за наличные деньги кольца, драгоценности, шейные цепи рыцарей. Рыцари нуждались в деньгах, и потому эти операции шли довольно бойко. Понемногу на столах менял выросли кучки золота и серебра, заблистали всевозможные ценные предметы, сбытые рыцарями.
Это зрелище не могло оставить равнодушными многих рыцарей, у которых при виде столов менял загорались глаза, и руки сами собой тянулись к рукояткам мечей. Наконец, какой-то фландрский рыцарь, которого летописец похода называет достойным батогов или костра, не выдержал. С воинственным кличем «haro, haro!» он бросился к столам менял, сгребая руками всё, что попадалось. За ним следом бросились и другие рыцари, хватая сосуды и пригоршни монет, лежавших на столах.
Менялы с судорожной поспешностью прятали своё добро в мешки и карманы и, отбиваясь от рыцарей, бежали к кораблям, чтобы как можно скорее переправиться назад, к греческому берегу пролива.
Корабли приняли на борт бегущих в ужасе греков и отчалили, не давая сойти обратно на берег тем, довольно многочисленным рыцарям, которые незадолго до того поднялись на эти же корабли, чтобы отправиться на константинопольский базар за более дешёвыми припасами. Этих-то злосчастных рыцарей на противоположном берегу ожидала скорая и жестокая расправа: все они были ограблены и перебиты. Те рыцари, которые случайно оставались в это время в городе, были также задержаны и ограблены. Их ожидала смерть.
Чтобы спасти жизнь рыцарей, попавших в руки грекам и ожидавших решения своей участи, король Людовик принял крутые меры. Прежде всего он потребовал выдачи того фландрского рыцаря, который был виновником происшедших беспорядков. Граф Фландрский подчинился королю и отдал в его руки провинившегося рыцаря.
Его повесили у самого берега, на виду у города, с таким расчётом, чтобы греки, находившиеся по другую сторону пролива, видели повешенного. Вслед за тем Людовик приказал разыскать все похищенные у греков вещи, обещая простить тех, кто сам возвратит награбленное, и грозя жесточайшими наказаниями всем, кто осмелится утаить похищенное. Чтобы стыд перед королём не стеснял рыцарей, король распорядился сдавать все украденные вещи епископу Лангрскому.
На следующий день в лагерь крестоносцев были приглашены потерпевшие — греческие менялы — и им были возвращены похищенные у них ценности. Только после этого были выпущены на волю те рыцари, которые томились в константинопольской тюрьме в качестве заложников. Наконец, с прибытием отставших отрядов, французские крестоносцы тронулись вперёд, оставляя по себе недобрую память в византийской земле.