Глава первая
Часть вторая
Пришлось кивнуть, чтоб и просветителя не обидеть и дураком чтоб не показаться: уж больно замысловато плёл и городил просветитель.
А он явно не закончил ещё:
— И вот ещё шо... Тебе ж, знаю я, в армию скоро... А вдруг як на войну генералы закинуть, в Афганистан етот... Они, вожди наши стрёмные, горазды сирот на войны слать — спросу меньше и укора родительского... Вот и выйдеть так, сынок, шо один Бог тебе там защитником будеть... Не предавай его на чужбинах, коль быть там придётся — выживешь тогда... Ну и... ещё наказ внедряю: не вздумай добровольцем туда проситься... Ежели шо, так токо по приказу туда... Уж поверь мне, примета така солдатская: первый, кому гибель — это доброволец... Як вроде «чёрна метка» на них! Добровольцем токо свою землю оборонять не грех — нету от того «чёрной метки» на души...
Подошли, наконец, к нехитрой, крепенькой церквушке. Тенистая, в терновнике и вербах, речка огибала её, грустную и старенькую, словно обнимала. Одинокий, великой высоты и великого обхвата, могучий дуб у входа, верно подпирал вершиной седой кроны строгую тяжесть небес над натруженными плечами церквушки, и крест купола был ему благодарной подмогой. И было что-то трогательное и верное в этом единении величия небесных пространств и рукотворной простоты под ними, в единении всевышнего и земного: покорное мирилось с непокорным, мирское поглощалось веровознесением — и прояснялось в тихой радости умиротворения...
Людей внутри было не густо. Тёплое дыхание ладана и горящих свечей щекотнуло ноздри. Негромкое песнопение сопровождало благолепное богослужение, и собрание молящихся, внемлющих гармонию звуков, вторило порой словам священника. Лики святых глядели с побелённых стен печально и строго... Устремив в страданиях молящие глаза к небу, к Отцу своему, мученически умирал распятый на кресте Христос...
А иконописная Мать его, выбранная средь людей Богом, чтобы родить им, пребывающим во тьме грехов язычества и жестокости, Спасителя, не ведая ещё о чёрной неблагодарности людей, предавших его на казнь, глядела на младенца-Христа на руках своих по-земному ласково, счастливая жизнью Его...
И поразило вдруг, что глаза её такие же, как у Дашутки, — так схожи, будто списаны с неё...
— «Блаженны нищие духом, яко тех есть царство небесное»..
— пропел хор о тех, кто «не гордящиеся, не возносящиеся умом»
А под иконой Матери Христа, глядя на неё, стояла тоже чья-то мать вся в чёрном, сухонькая, с измождённым лицом... Беззвучно плакала держа в одной руке свечку, а в другой, — прижатой к груди, — небольшую, в чёрной ленте, фотографию улыбающегося парня в форме и в шлеме танкиста... И спёрло дыхание в груди, когда глянула она на него, почувствовав, видимо, на себе взгляд его, — глянула воспалёнными от слёз глазами страдалицы, — и безутешная беда была в них, и зависть к его жизни, и страх за неё, и никчёмность теперь жизни собственной... И невозможно было выдержать этот её взгляд, и невозможно было оставить его без участия в её горе, — и вдруг напорно, пугая неожиданностью, выкатилась из его глаз, первая за всю жизнь, которую мог помнить, слеза, — выкатилась и, скользнув чистотой своей по щеке, упала и разбилась о пол.
Одновременно с этим, совсем уж нежданно, ощутил он в себе состояние приобщения к чему-то возвышенному, к некоему великому таинству, вошедшему в него, как в дом души, и теперь зажившему там защищённым покоем. «Не та ли это «благодать», о которой толковал Яков, снизошла на меня»? — мелькнула озабоченная неизвестностью мысль. Он так испугался этого и своей слезы, что усомнился даже: «Он ли это, Россиюшкин Иван, мятежный и дерзкий, стоит здесь, всплакнувший прилюдно, и с испугом озирается теперь, дабы не заметил кто»?! А та женщина, едва заметно улыбнувшись его слезе и взглянув благодарно, молча вложила ему в руку свечу и зажгла её от своей.
—«Блажени плачущие, яко тии утешатся» — мягко легло в душу многоголосие церковного пения, словно метя в сердца плачущих и скорбящих, страждущих от несовершенств своих
— «Блажени кротции, яко тии наследят землю — блаженны не питающие гнева ни против кого, вопрошающие, любящие, которых оружие — всепобеждающая кротость»
— Блажени милостивии, яко тии помилованы будут — блажени сострадающие каждому брату, яко самому Христу
— Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят — как в чистом зеркале успокоенных вод, не возмущённых ни песком, ни тинои, отражается чисто небесный свод, так и в зеркале чистого сердца, не возмущаемого страстями, уже нет ничего человеческого, и образ Божий в нём отражается один
— Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся
— Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство небесное