Но даже после этой неудачи Конрад продолжал вести себя как завоеватель в покорённой стране. Он потребовал от византийского императора, чтобы тот встретил его на пути к столице. Не получив ответа, Конрад с частью своего войска подошёл к стенам столицы и занял загородный дворец Филопатион.
Зная о негодовании, вызванном грабежами крестоносцев, Конрад пишет послание императору Мануилу. В этом послании Конрад желает выказать себя миролюбивым, хочет снять с себя ответственность за грабежи и насилия, творимые немецкими рыцарями. Эти грабежи произошли-де не по его государевой воле, и с этим тяжким злом ничего не поделаешь:
«Не обвиняй нас, — пишет Конрад, в тех преступных действиях, которые недавно совершены в твоей земле толпами нашего войска, и не досадуй на это, потому что не мы сами были причиною того, — всё это произведено безумною стремительностью толпы, своевольно покушавшейся на такие преступления. Ведь где блуждает и скитается иноземное и пришлое войско, либо для обозрения страны, либо для добывания необходимых припасов, — там подобные преступления с обеих сторон, думаю, естественны».
Хитрое и лицемерное послание немецкого государя вызвало справедливое негодование и возмущение при византийском дворе. Император Мануил немедля шлёт Конраду ответное послание — внешне вежливое, спокойное по тону, но пропитанное ядовитой иронией:
«И нашему величеству небезызвестно, что стремительность толпы есть явление необузданное и трудно поправимое. Потому-то, конечно, мы, не связанные ни обещанием, ни чем-либо другим, озаботились, бы не обидеть вас, как бы вам, людям иностранным и пришлым, пройти по нашей земле безвредно, так чтобы мы не нарушили свой долг гостеприимства и не навлекли на себя порицания.
Но коль скоро вы, как мудрецы, умеющие хорошо исследовать природу вещей, представляете такие дела не подлежащими обвинению, — за то мы даже благодарим вас.
Впредь мы уже не будем стараться удерживать народного порыва и свалим всё на безумие толпы, чему вы нас научили своим примером. В этом случае вам выгодно будет не ходить вразброд и не скитаться так по чужой земле: ибо если с обеих сторон народным толпам будет предоставлено увлекаться своими порывами, то иностранцы, естественно, потерпят много от туземцев».
Между тем византийские полководцы не теряли времени даром. Два лучших, испытанных военачальника, Василий Чикандил и Просух, сообщили императору своё мнение о немецком войске. По их отзыву, немецкие рыцари закованы в хорошие латы, но конница их на бегу не легка, они идут беспорядочной массой, и дисциплинированное войско может в столкновении с немецкими рыцарями рассчитывать на победу.
Чикандилу и Просуху было приказано вступить в бой с главными силами немецких крестоносцев. Пока Конрад, ничего не подозревая, жил в загородном дворце вдалеке от своего войска, его главные силы подверглись нападению.
Византийская армия была умело построена против неприятеля. Сзади располагались нестроевые части, перед ними непроницаемой стеной были размещены тяжело вооружённые латники; ещё ближе к неприятелю стояла лёгкая конница и, наконец, впереди, лицом к противнику, — наёмные отряды скифов вперемежку с византийской пехотой.
Стремительный натиск немецких рыцарей разбился о твёрдо стоявшую на своих позициях византийскую армию. Рыцари, встретив стойкое сопротивление, дрогнули и в беспорядке стали отступать, преследуемые лёгкой скифской конницей.
Известие об исходе сражения было получено византийским императором в тот момент, когда Конрад ещё оставался в полном неведении и не подозревал о неудачном для него сражении.
Император Мануил не упустил случая посрамить Конрада. Скрыв злую насмешку под маской вежливости, Мануил писал Конраду: «Каждому из нас должно быть хорошо известно, что как конь, если он не слушается узды, не только не может быть полезен всаднику, но и часто вместе с собою низвергает его в бездну, — так и войско, если оно не повинуется военачальникам, большей частью подвергает опасностям правителей. Поэтому нам, — тому и другому, — не следовало бы позволять своим войскам увлекаться собственными порывами. Но так как ты, не знаю, по какому побуждению, первый пренебрёг этим правилом, пришлось по необходимости следовать новому образу мыслей и нашему величеству, сколь дружески ни были мы расположены к тебе.
Теперь сообрази, к чему приводит нас своеволие толпы. Мне доносят, что и небольшое римское войско, схватившись с не малочисленным войском германским, привело его в весьма худое состояние, потому что туземец у себя дома большею частью одолевает пришельца и иностранца.
А между тем за такое буйство нам даже нельзя будет и наказать свою толпу. Да и как это можно, раз мы однажды позволили им следовать собственной воле? Итак, если тебе угодно, — опять скажу — надобно нам обоим крепко держать бразды власти и обуздывать порывы своих войск; а неугодно, — пусть всё остаётся в нынешнем положении. По крайней мере, мы ясно высказали вам, что делается».