Мать не обрадовалась ему, но и не прогнала.Все в ней перегорело, осталась лишь жалость к этому человеку, принесшему столько горя, но все-таки к человекукоторого она когда-то любила.
Она, видимо, не задумывалась о том, прошать или не прощать его, потому что видела, как ему плохо и что, если она прогонит, ему станет еще хуже.
Наверное, наедине, без сына, они как-нибудь и объяснились, но он этого не знал. Скорее всего мать решила, что отец и так наказан судьбой неудачами, которые его заставили вернуться к ней, к сыну, и что прошлого теперь не вернешь и не- зачем его ворошить. Мишин доучивался в десятом классе.
Он с укором дуыал об отце, считал его чуть ли не чужим для себя. Он был вежлив с ним, мучительно предупредителен. Видел, как отец, но продолжал свое, даже наслаждаясь от этого отец, но продолжал свое, даже наслаждаясь избранной ролью.
Однажды по дороге с работы домой у отца схватило сердце. Кондуктор трамвая, в котором он ехал, вызвала машину «Скорой помощи».
Об этом Мишин узнал, когда вместе с матерыю пришел в больницу. Отец назвал номер телефона соседей, кто-то из врачей позвонил...
Мишин увидел его живым в последний раз на кушетке, застланной простыней. С него сняли рубашку и майку, а брюки оставили. Под голову-две тощие больничные подушки.
Лицо отца заострилось, осунулось, щеки посинели и запали. Ему уже сделали уколы. Он теребил пальцами рук пряжку расстегнутого ремня, растерянно и виновато косил глазами на него и на мать устроившихся сбоку на табуретках.
Прерывисто, превозмогая одышку, сказал
- Это ничего, это пройдет... Завтра я уж... на работу... И вдрут жалобно ойкнул, дернулся всем телом. Мать вскочила, стремительно бросилась в коридор, прижала к глазам платок, Вслед за ней выбежал из палаты и он, Мишин.
Страх, который обволакивал его сейчас, был и тогда. Он стоял возле матери, держался за ее локоть и не мог совладать с тяжельм чувством. Мать сказала:
-Иди к нему,-и, оторвав платок от покрасневших глаз, посмотрела на дверь, за хлопотали врачи.
-Я не пойду!
А про себя подумал, что ведь она тоже не идет. Значит, не хочет, боится. Боится так же, как и он.
Мишин понятия не имел, сколько он просидел на гусенице. Из этого состояния его Вывел приход начальника участка и заместителя главного инженера шахты. Обоих поднял с постели звонок дежурного.
Дежурный же выслал им машину, потому что в расписании электричек как paз был перерыв.
Чeрноглазов - так звали начальника участка- тронул Мишина за плечо:
-Hу, чего ты?! Мишин с усилием заставил себя подняться и повернувшись к нему, развел рукам... Черноглазов стоял прямо, твердо расставив ноги. На лицe украшенном кокетливыми бакенбардами, блестели капельки пота - от быстрой ходьбы. За его спиной отдувался плотный, с брюшком, слегка оттягиваюшим куртку спецовки, заместитель главного инженера Мотковский.
- Ну, что же его затолкало под фрезу?- спросил Черноглазов, нажимая на «ну».
Этот вопрос окончательно привел Мишина в себя. Он вдруг понял, что у него нет готового ответа, он не знает, как и что произошло, и даже не может высказать никакого предположения.
Кроме Баранкина, в забое никого нe было. Во всяком случае, когда Мишин уходил из забоя часа три или четыре тому назад, Баранкин оставался здесь один.
Все-таки ответ или предположение, достаточно логичное и аргументированное, у него должно быть. Его будут спрашивать члены специальной комиссии, которая неминуемо соберется для расследования.
Все это дойдет до прокурора, и он его тоже будет спрашивать. Мишин с надеждой посмотрел на Черноглазова:
-Не знаю.
Он был рад приходу этих людей, лишь теперь обнаружив, что с носилками ушли все, кого он застал возле комбайна. Черноглазов и Мотковский были опытнее его, решительнее и, если захотят, помогут найти ту единственную нить, за которую он должен держаться.
-Не будем терять время,-сказал Мотковский - надо все хорошенько осмотреть!
Мотковский работал на шахте с первого дня сдачи ее в эксплуатацию. Был здесь главным инженером, но потом, как говорится, не потянул, и перешел в заместители.
Сказались и возраст, и ранения, полученные в годы войны, которую он прошел от командира артиллерийской батареи до начальника штаба артиллерийского полка.
Двадцать лет горняцкого стажа давно уже давали ему право уйти на пенсию. Однако не подошел возраст. До положенных лет ему оставалось еще около года.
И он работал, не считаясь со временем, порою проклиная свою беспокойную должность, оказываясь в роли человека, на которого валятся все шишки за травмы и нарушения техники безопасности.
Может, и на этой должности он тянет не так, как надо. Но за всем не уследишь, под каждого соломку не подстелешь. Шахта с необычной технологией. Уголь добывается комбайнами, механизированными комплексами, гидромониторами и на - гора смывается водой по желобам.
Вода подается к забоям по металлическим трубам под давлением. Тут смотри да смотри.
Вода- стихия. Ее нужно держать в узде.
Сколько из-за нее было неприятностей!
Мотковский протиснулся к фрезе, снял с каски лампу, поводил лучом по зубкам фрезы. На них остались следы крови, кое-где-окровавленные клочки спецовки.