СОНМ УВЕРЕННОСТИ И СОНМ СОМНЕНИЯ
Утром первым делом проверил присутствие рядом моих телохранителей. Их не было, или просто они не обозначались.
После утренних процедур попробовал переосмыслить то, что случилось ночью. Лёгкость полёта всё ещё была во мне и дарила необыкновенную радость. Я ликовал и парил. Вот хоть что делай, а мысль, что я могу предвидеть события, от меня не уходит! Чтобы сдержать как-то эмоции, и не крутиться по комнате, подсел к окну. Вроде наперёд могу предсказывать, а куда свои мысли направить, не знаю. Смотрю в окно.
Плюсовая температура утяжелила воздух и, кажется, он стал плотнее. День сер, но меня несёт на крыльях радости, и мне всё видится в розовом цвете. Я ложусь на диван. Если бы я знал какую-нибудь песню от начала до конца, я бы запел. Не в голос, про себя. Ну, чтобы такое предсказать или предугадать? Сейчас мимо дома пройдёт женщина. Через минуту пробежит собака…
Секунд через пятнадцать выглядываю в окно и вижу проходящую мимо дома соседку. Через минуту слышу лай собак. Если я сейчас включу радио, услышу рекламу. В ней будет говориться о мясных продуктах. Включаю радио и убеждаюсь в истинности своих предчувствий. Пытаюсь сдержать ликование, объясняя себе тем, что всё это — совпадения, не более.
Что бы такого значимого предугадать? Далее вспомнил про телевизор. Здесь я тоже не ошибся. В мыслях следую на улицу, но там никого не чувствую. Лишний раз себя убеждаю не отрываться от земли. С кем такое не бывало в течение жизни?
В этом для меня ничего удивительного не было. Ещё до армии и позже такие случаи у меня происходили. Предвидел какие-то события, когда находило озарение. Вот, у меня тоже случился этот миг. Всё же, пусть это совпадения, но чувство радости, счастья, что вечером испытал от полёта в живое космическое пространство в луче, меня не отпускает. Будто-то то светлое пространство, что простирается выше серого фона, в себя вобрал и перенёс в дом. Я весь такой счастливый, а никто не замечает. Ну, что такого сделать хорошего?
За весь день так ничего и не придумал. Дар предсказаний тоже работал избирательно. Всё, что касалось живого, здесь промашек не было. Проверки себя через радио и телевизор больше успехом не увенчались. Они несли мёртвую программу, независящую от слушателя, были запрограммированы заранее. Я и решил, что на волне ликования мои горизонты раздались, и в моё пространство попадали близкие события, и я их интуитивно считывал.
Подобные события случались со мной и ранее, но я особо не распространялся, за исключением нескольких случаев. К вечеру я успокоился и решил перед сном не отгораживаться стеной молчания, а пообщаться с теми, кто явится в этот раз.
Ночью, стоило только проснуться, услышал вблизи себя те же два голоса. Между собой они не враждовали, а бойко переговаривались. Их разговор меня не отвлекал и не утомлял. Я был собран и чувствовал своё пространство распространяющимся дальше пределов тела. Мне это было знакомо. Я возрождался в прежнюю юную жизнь.
Раньше это давалось легко, и было естественным состоянием. Общаясь с людьми, я взаимодействовал со всем пространством человека. Наверное, оттого людям всегда легко было в общении со мной — я был объёмнее, но не злоупотреблял, а одаривал. Общий язык мог найти с кем угодно. С пожилыми был мудр, и наделён через невидимое пространство их знаниями. С детьми был сам ребёнком в пределах разумного...
Почувствовав во мне живую мысль, мои маленькие друзья приблизились ко мне. Они, словно как незримая часть меня, невидимые воспитатели и учителя, стали играть в известную только им игру, но призванную включить мою мысль в осмыслении, наверное, их сути. Для меня было обыденным с детства, что за ночь я просыпался раз пятнадцать, двадцать. Иногда мог пролежать в светлых мечтах всю ночь, не сомкнув и глаз, но на утро я не выглядел уставшим и разбитым. В этот раз я тоже не опасался, что ночь без сна лишит меня внутреннего спокойствия. Скорее, наоборот, мне очень хотелось разгадать функции и предназначения сказочных персонажей. А они продолжают играть:
— Спит?
— Нет, не спит.
— Спит.
— Не спит.
Иногда приближаются ко мне, но я всё ещё купаюсь на волне безмятежности и внутренней красоты от предыдущей ночи, когда преодолел серый фон мёртвых мыслей и вырвался в свет, пока чувствуемый. Маленькие человечки ненавязчивы, и я понимаю, они не хотят меня отнимать, скорее, додать, досказать, но единственным мудрым, совершенным способом. Включив свою мысль, я могу с ними взаимодействовать. Я пытаюсь проникнуться сутью их вопросов и выделить в себе неуловимый бег мыслей. Надо нащупать связь между мыслями и их действами, вопросами самому себе и ответами.
— Проснулся?
— Просыпается.
— Проснулся.
— Нет, спит.
— Проснулся?
— Проснулся.
— Слышит?
— Не слышит.
Налицо придать моим мыслям какое-то направление. Но какое? Знаю, в сказках информация о них есть, но даже если бы я знал все сказки мира, из памяти на миг мне помогли бы забыть ту единственную, которая о них повествует. Не могу вспомнить соответствующую происходящему, хотя знаю их во множестве. В детстве зачитывался и проживал в них. Когда рассказывал сказки папа, я всегда куда-то уносился. Слышал голос отца, одновременно куда-то проникал или западал. Таких моментов было мало, но они врезались необыкновенными чувствами на всю жизнь. Вот один из них. Мы жили уже в новом доме. Белый, из шлакобетона с синим балконом был единственный на то время в посёлке. С рождением Пети, четвёртого ребёнка в нашей семье, перебрались в новый дом. Петя слов ещё не понимал, потому пока был с мамой. Света, Вася, я облепив отца, слушаем сказки...
Теперь я понимаю, что мы слышали в этот момент и папу, был контакт между нами и им, оттого было вдвойне теплее. Живой, образный язык отца понимался с полуслова, и воображение сразу порождало картины и действа. Я не столько слушал, сколько сам переживал каждого героя. Может сказки были такие, может мудрость отца не наделяла оценками сказочных героев, что позволяло принимать их всех, проживать судьбу каждого. Позиция всех персонажей виделась, как бы изнутри, и во мне просыпалось понимание плохих или хороших деяний не потому, что папа их охарактеризовал, а я сам приходил к такому выводу в ходе личных переживаний и внутренних ощущений. Это приходило сразу и навсегда. Сейчас я чувствами вернулся в родное детство, купаюсь в нём...
— Проснулся?
— Проснулся.
— Слышит?
— Слышит.
— Видит?
— Не видит.
— Видит?
— Не видит.
Мои друзья, не безучастные к моим чувствам, отметили свою причастность к подвижке моих переживаний новыми вопросами и ответами. Я, видимо, продвинулся в осмыслении их сути. Это какое надо иметь терпение, чтобы ненавязчиво подводить человека в определении своего предназначения, осмыслению того, из чего он невидимо состоит? Я в этом утверждаюсь для себя, но что скажут мои любимые невидимые воспитатели?
— Не спит.
— Не видит.
— Не видит?
— Не видит.
Я, действительно, их не вижу. Буду думать, что вижу.
— Видит?
— Не видит.
От них не скроешь ничего. Но почему они опережают меня, но при этом они — будто бы продолжение меня? Один из двух спрашивает, второй утверждает. Утверждают и тут же сомневаются?
— Не спит?
— Не спит.
— Слышит?
— Слышит.
— Видит?
— Видит.
— Видит?
— Видит.
Друзья, кажется, ошиблись. Я не вижу. Но соль не в этом. Здесь понимание сути важнее, чем зрение. Видеть, значит чувствовать, узреть корень истины, что значимее. Кажется, я начинаю понимать. Один — это Уверенность, второй — Сомнение. Пусть будут сонм Уверенности и сонм Сомнения.
В моём пространстве начинается радостная кутерьма. Все вопросы вопрошаются с оттенком сомнения, и утверждаются уверенностью. Сонмы быстро перемещаются на макушку головы, потом в ухо. Тот, что сомневается в начале, находится на темени, другой где-то рядом. Чуть позже сонм уверенности занимает место на макушке головы и даже проникает чуть вглубь меня. Сонм сомнения, обосновывается уже в ухе и продолжает оттуда сомневаться новыми вопросами. Сонм уверенности находится всё на макушке.
Я утверждаюсь в правоте своих мыслей окончательно и тут же попадаю в новую сказку. Возле моей головы создаётся небольшой хоровод из моих новых знакомых и их друзей, которых я не распознал и до этого момента не чувствовал…
Чуть погодя, меня мои друзья спрашивают, принимаю ли я их на службу? Я в слезах. Могу ли я им отказать? Слышу тихий приятный звон над головой, как в сказке Морозко, когда Иван делал добрые дела, а Лесовичок-Боровичок отмечал их перекладыванием цветов из одной руки в другую с дивным перезвоном. Это один из сонмов проник в пространство моей головы и остался там. Чуть погодя вновь я слышу неповторимый малиновый звон, и второй сонм находит своё место в ауре головы.
Сказка продолжается живыми чувствами и ощущениями. Мне тепло, но кажется это только начало каким-то новым делам и свершениям, и мне предстоит ещё множество знакомств с новыми сказочными персонажами из детства и из тех, что сейчас невидимо рассыпались в пространстве. Но малиновый звон уносит меня в бездну света, и я засыпаю в сказочном настроении. Уже сквозь сон слышу чей-то старческий вопрос, адресованный не мне:
— Коля сейчас святой что ли? Сейчас всё время у него разрешения спрашивать, если вопрос возникнет? Плохое сделаем, извиняться сразу или потом?
Ответов я не слышу. Это уже не моё пространство, не моё время. Меня уносит волна сна.
Во сне я плыву на старом теплоходе по неизвестному морю. Уже ночь, но я вижу в тёмной воде множество предметов, свидетельствующих о кораблекрушениях. Останки ещё не ушедших под воду судов встают на пути. Моё судно движется с быстротой, несвойственной такой махине, но умело избегает подворачивающиеся предметы и остовы не затонувших кораблей. Я вижу только над водой и то, что возникает перед носом судна. Им никто не управляет, и из членов экипажа остался я один. Сумрак царит всюду, и нагнетается тяжесть от ощущений неопределённости. Курс судна мне не известен. Я не знаю конечного маршрута. Мне видится, в мире воды остался живой я один. Чувства страха нет. Несмотря на то, что теплоходом никто не управляет, он ловко обходит все препятствия. Иногда кажется, что вот теперь столкновение неизбежно, и большая скорость погубит судно, но не меня. Я должен пройти и остаться в живых. Проскакивают мысли, что будет потом, если судно затонет? Я чувствую воду. Она тёплая. Возможно, близка где-то пристань или гавань.
Неожиданно темень пропадает. Ночь озаряется светом, и я оказываюсь в светлом солнечном дне. Большая поляна, знакомая мне с детства, предстаёт перед глазами множеством цветов (описываю события 2002г. На данный, 2019 г., та поляна стала моим Родовым поместьем). В разгар лета, только теперь на очень большом корабле я врываюсь в благоухающий, цветущий пейзаж из мрака обездвиженности и статичности мыслей. Судно дряхлеет на глазах и постепенно теряет скорость. С высоты мачт я вижу родной посёлок, и мне не хочется появляться в нём на гниющем с каждой секундой корабле. Я уже стыжусь его. Хочется чего-то другого, нового, живого, вечного. Что люди подумают? Их ожидания я не оправдал?
По курсу я должен пересечь низину и въехать или вплыть на улицу Лесная с его конца. Разъедаемый уже ржавчиной корабль с поляны ныряет по машинной колее в низину. Вспахивает носом землю. Теряя скорость, проходит ровную часть дороги и перед подъёмом замирает. Нос судна, задравшись, устремлён вверх. Огромная громадина своим видом неуместна средь зелени деревьев и трав. Цветенья лета и кружащие бабочки, казалось, нисколько не замечают уродства, несовместимости возникшей картины. Два мира, две действительности не могли сосуществовать. Один вторгся разрушением и гнилью, второй был сам по себе, жил и самовозрождался красками, ароматами, мелодиями. Корабль продолжал дряхлеть и разрушаться.
Мой взгляд устремлён на посёлок, и к происходящему за спиной, будто бы, я уже не причастен. Лето встречало меня своей тонкой красотой, самодостаточностью, ненавязчивостью и безусловностью…
(Продолжение следует)