В фанзах кто-то жил. Меня даже как-то туда определили к какой-то няне. Няня была толстая, неопрятная, вечно чем-то недовольная и знавшая только одно слово – нельзя. Я тихонько шароебился в недрах картонных перегородок, тихо там сам с собою мечтая, потом увидел кошку, взял ее за хвост и потащил восвояси.
Кошка орала вовсю. Мне прилелел подзатыльник. Няня что-то орала. Вокруг пахло чем-то прокисшим. Пришла мама и забрала меня домой. По пути что-то говорила насчет того что нельзя кошек за хвост таскать. И вот теперь мне придется сидеть в одного дома пока она на работе.
Я и сидел в одного. Утром на столе были пирожки с морковкой. Редкостная гадость! Я их типа должен быть съесть. Ну не-а! Запихивал их за холодильник – типа съел. Потом весь день смотрел в окно. Вот фанза горит! Ага, наверное и няня с кошкой в ней!
А вечером становилось страшно.
Вытаскивал коробочки с бижутерией, зырил пуговки, темнело, и мне казалось, что мамы уже нет….
Начинал реветь… Ребеночек, брошенный на весь день в квартире в одного. Папка был вечно в морях. Он был святой, этот папка. Его не было, даже когда он был.
Потом меня устроили в садик..
Садик был прямо напротив нашего дома, пониже фанз, тоже на сопке.
Тай, тай, налетай, кто в войнушку играй!
Тихий час – типа когда тебя заставляют спать когда тебе не хочется.
Молоко с пенками – приходилось их пальцем выковыривать и мазать об ножку стульчика.
Рисование.
Акварельные краски.
У меня ничо не получалось.
Размазня какая-то.
Из пластилина че-то лепили.
Взял разноцветные куски и слепил из них один большой колобок.
Разглядывал, какой он получился большой и радужный.
Естественно, прилетело….
Мне весь садик и школу прилетало почему-то за выходки– он что, дебил, или издевается?
Я не издевался!
У меня само так получалось.
Как-то мы с пацаном из садика слиняли – просто пошли в порт походить-позырить. Было тепло. Летали чайки. Какие-то паровозы дымили и что-то куда-то везли. Пахло морем. Нашли баклана, который нечаянно залез в нефть. Он был живой и несчастный. Мы пытались оттереть его перья, чтобы он полетел – не получилось. Принесли его в садик.
Ох, и влетело же нам! Какое-то было жестокое наказание, какое - не помню, надо было осозновать что ты такой нехороший раз так поступил – взял и из садика слинял… Баклана забрали, скорее всего он сдох.
Впрочем, так-то ничего было! Хотя пацанам почему-то их родители говорили со мной не водиться – типа я плохой и хулиган. Блин, чо за чушь…
Снег в Корсакове был черный. Просто в городке было много котельных на угле. И варежки, естественно, тоже становились черными. А снега было много. Не так много, как на Камчатке, где он был не черный, а белый, но всё-ж. И если на Камчатке мы строили трёхэтажные крепости, то на Сахалине почему-то бомбоубежища. Просто много было надписей – идешь по городу и тут нате, надпись – бомбоубежище. Еще было много плакатов, как надо действовать во время ядерного взрыва. И много рябины. Корсаков – рябиновый город.
Отец возникал вдруг внезапно и ниоткуда. Я знал что он или на службе, или на учебе после Пермского речного училища он заканчивал заочно ТОВВМУ – Тихоокеанское Высшее Военно-Морское училище.
Сразу было что-то офигенно-невероятное.
Помню пошел гулять возле дома, забрел в какое-то говно, испачкал ботиночки, пошел домой оттирать, мама взъерепенилась и уже почти меня сурово наказала и тут – папка!!!
На мотоцикле. Иж с коляской. И коляска вся полнехонька живых крабов!
Крабы ползали в ванной. Мы их варили и объедались. Вкуснотище!!!
Вообще-то все детские сахалинские воспоминания у меня как-то яркими картинками, не связанными между собой. Порой я надоедал родителям и они сплавляли меня в Свердловск к бабушке. Но те фрагменты воспоминаний настолько плотно отложились в памяти, что, когда я в 7-м классе, живя уже на Камчатке, вдруг случайно нашел карту Сахалина и понял – я туда вернусь, на меня нахлынуло. В итоге знаю Сахалин весь. От мыса Екатерины до мыса Анива. От мыса Крильон до мыса Марии.
Мис и удос будут. Не зря ведь так озаглавлил