Мистер Дарси – такой же романтический образ, мечта читательниц и зрительниц, как мистер Рочестер в «Джен Эйр» или мистер Торнтон в «Севере и Юге».
Я, как и многие другие, сначала увидела его в сериале «Гордость и предубеждение» 1995 года и лишь потом прочла роман.
Джейн Остин скупа на описание внешности, тем более мужских персонажей, и в книге о Дарси мы узнаём только, что он «тотчас же привлёк к себе внимание всего зала своей высокой статной фигурой, правильными чертами лица и аристократической внешностью».
Впрочем, главным качеством, которое стремились отобразить художники-иллюстраторы, оставалась его спесивость:
Между тем статная фигура – неслучайная черта мужской внешности в романах Остин.
«В окружавших её мужчинах Джейн Остин ценит прямую осанку – характеристику, которую она даёт нескольким своим персонажам: самый заметный из них – мистер Найтли («Эмма»), выделяющийся на фоне расплывшихся и сутулых фигур своих ровесников в Хайбери; и генерал Тилни («Нортенгерское аббатство») – "весьма внушительного вида мужчина с военной выправкой, переваливший пору расцвета, но ещё в соку"», – отмечает исследовательница творчества Остин Мэгги Лейн.
Про мистера Уикхема, например, сказано, что у него отличная фигура, но прямая осанка – как знак прямого, твёрдого характера – не упоминается. Что уж говорить про полного мистера Коллинза, «важного вида и солидного поведения». Да и мистер Бингли твёрдостью не отличается: «с благородной и приятной наружностью и непринужденными манерами».
Таким образом, главная черта мистера Дарси, которую мы распознаём лишь в конце, – на него можно положиться. Этим же качеством обладают полковник Брендон («Чувство и чувствительность») и мистер Найтли («Эмма»).
Однако в постановках мистер Дарси далеко не сразу стал привлекательным внешне: «Ранние театральные постановки провоцировали у аудитории то же эмоциональное восприятие, какое было свойственно Элизабет, поначалу презиравшей угрюмого, почти бесцветного потенциального героя. В финале спектаклей настоящим открытием становилось то, что Дарси был не только симпатичным, но и пригодным для брака – если, конечно, его вообще показывали» (Девони Лузер).
В кино ему повезло куда больше. Английская экранизация 1938 года до нас не дошла, а вот в 1940 году в американской постановке в роли надменного владельца Пемберли блеснул сам Лоуренс Оливье:
Экранизация получилась по-голливудски пышной, дамы щеголяли в нарядах, оставшихся со съёмок «Унесённых ветром», а социальная сатира романа Остин полностью исчезла под катком разудалой романтической комедии.
Мистеру Дарси были приданы черты байронического героя: замкнутый, чувствительный, «самоуверенный, но способный учиться, немного провокационный, но поэтичный, безо всякой загадочной ненависти и жестокости. Камера засвидетельствовала, что Лиззи и другие женские персонажи просто не могли отвести от него глаз. Он заставлял сердца биться чаще» (Девони Лузер).
«Было трудно сделать из Дарси нечто большее, чем непривлекательный педант, и милая Грир совсем не походила на Элизабет… слишком нарочита и глупа», – сетовал Оливье в автобиографии. Тем не менее он признавался, что на протяжении десятилетий «продолжал раздавать автографы на широком лацкане Дарси».
Подробнее об экранизации «Гордости и предубеждения» 1940 года – здесь.
Следующая экранизация, которую можно найти в интернете, – британо-австралийский мини-сериал 1980 года. Зрители сетуют на его затянутость и излишнюю подробность (пять серий), эксцентричность Элизабет («девочка-тролль!») и деревянность Дарси:
«Неестественный и замороженный, он походил скорее на водевильного персонажа, чем на байроновского героя. Его вечно скорбный взгляд, витание в абстрактных мирах и окаменелость вызывали только улыбку. А также некоторый страх при мысли, как, не выходя из сложившегося образа, актёр будет изображать страстную и пылкую любовь. К моему удивлению, в пятой серии мистер Дарси отмер, немного приободрился и стал изъясняться почти бойко. Впрочем, обаяния это ему, увы, не добавило» (Enjia).
В целом об этом сериале отзываются как о «репетиции» хита всех времён и народов – экранизации BBC 1995 года. Во всяком случае, в 1980 году Дарси уже курчавый )
«Джейн Остин не написала ни одной сцены, в которой бы не присутствовала молодая леди, так что у неё нет разговоров только между мужчинами», – отмечал сценарист сериала 1995 года Эндрю Дэвис. Он поставил задачу воссоздать образ Дарси: – Я снимал версию не о мистере Дарси, но предполагаю, что его влечение к Элизабет – движущая сила всего сюжета. Вероятно, я немного сдвинул акценты, и у меня получилась история об Элизабет и Дарси, а не только об Элизабет».
История о том, как Колин Фёрт готовился к сцене первого объяснения с Элизабет, читается захватывающе как роман. Фактически он дописал в своей голове образ своего персонажа:
«Например, я понял, что в тот момент, когда Дарси входит в комнату и начинает говорить шокирующее «Я для тебя, конечно, слишком хорош, но, тем не менее, не выйдешь ли ты за меня замуж?» — мне не следует играть так, как будто я понимаю, что веду себя при этом высокомерно и вызывающе, — это никогда не сработает. И тогда я решил: «Хорошо, на минутку представим себя в той эпохе, в 1813 году», — и с остеновской перспективы разговор о разумном и неразумном браке сразу обрел самый что ни на есть реальный смысл. Нарушение классовых барьеров в то время действительно могло считаться катастрофой, потому что последствия могли быть самыми губительными, социальная ткань того общества была к этому крайне чувствительна и так далее.
Кроме того, он настолько высокомерен, что полагает, будто страшно облагодетельствовал её своим предложением. Любая женщина, с которой ему довелось встретиться в жизни, безусловно, ответила бы «да» на его предложение руки и сердца. И со стороны Лиззи было безумием ответить «нет», но не потому, что, как он считает, она находит его привлекательным — я думаю, дело здесь не в этом, — а потому, что это наиболее выгодное предложение, на которое когда-либо могла бы надеяться не только она, но и занимающая гораздо более высокое социальное положение особа. Я думаю, он полагал — как и любой в то время, — что для нее такой поворот событий что-то вроде счастливого финала сказки про Золушку.
И вот Дарси приходит к Элизабет с этим неблагоразумным предложением (таковым оно является в его собственных глазах) и говорит: «Я делаю тебе предложение, из-за которого ты можешь счесть меня опрометчивым, безответственным и, возможно, где-то даже ребячески наивным, но я не хочу, чтобы ты так обо мне думала, ведь я не такой: смотри, как тщательно продумана каждая деталь и все последствия — я отдаю себе отчёт и в том, что моя семья рассердится, и в том, что люди будут воротить от нас нос, и в том, что наше социальное положение слишком разное. Так что не подумай, что я не принял во внимание все эти проблемы — не считай меня беспечным, легкомысленным мальчишкой. И тем не менее, учитывая все эти обстоятельства, я нахожу, что моя любовь к тебе настолько велика, что все эти возражения кажутся мне незначительными». Если посмотреть с такой точки зрения, то получается невероятно романтическое признание в любви. Я даже почувствовал некоторую обиду, когда после того, как мы это сняли, все думали, что я сказал что-то ужасное — я настолько проникся его мотивами, что был искренне уверен в том, что речь была просто очаровательна».
Продолжение здесь.
Читайте также:
Дарси. Секс-символ. Мокрая рубашка
«Гордость и предубеждение» 1940: старый добрый Голливуд
Мистер Дарси после Колина Фёрта
Стройные и пухленькие барышни в романах Остин
Шарлотта Лукас – звезда феминисток
На что рассчитывал Уикхем, похищая Лидию Беннет?
"Джен Эйр, или Записки гувернантки Теккерея"
Джен Эйр в английском спектакле: некрасивая и неистовая (но мне понравилось)
Должна ли экранизация следовать книге?
Как мы с сестрой смотрим кино
Путеводитель по моему каналу на Яндекс.Дзене: публикации про кино и сериалы