Сердцем своим я всегда был раним, и ни раз в жизни моей случалось то, что человек малодушный назвал бы "ударом судьбы" или "злым произволом падшего купидона". Однако же все эти мнимые "удары", исходившие по большему счёту от женщин, сделали меня только сильнее, с подростковых лет высыпав передо мной вереницу толпящихся вопросов: "Может ли моя жизнь по-настоящему определяться жизнью другого человека? Не сумев понять, что означает полюбить человека в самом себе, смогу ли я прикоснуться к чуждому мне человеку? Имею ли я на это моральное право? Тогда почему всё моё окружение, равно как и те, кто далек от моего окружения, действуют совершенно иначе? Не такова ли сутолока перед дверями жизни? Не пропадёт ли в этой лживой сутолоке жизни моё "Я"? Да и важно ли это самоё "Я"? А что, если попытаться преодолеть и его?" - нелепо, но в те годы подобные вопросы представлялись для меня вопросами куда более важными, чем всё то, что творилось вокруг. Почему? Потому что я всегда верил в жизнь саму по себе, безотносительно абсурдного влечения отыскивать во всём исконно практический интерес. Хотя, стоит признать, здравый прагматизм не так губителен, и доля некоторого расчёта всегда в некоторой степени важна. В общем, закрыл я своё сердце в 20 лет от женщин, да и многих мужчин я стал обходить стороной - я без труда прошёл современную армию, проявляя себя только с лучшей стороны как "компьютерщик" и "программист", а когда штабная работа оставалась позади или на неё накладывался запрет, я возвращался в подразделение, где всегда заступался за более слабых и тех, кого коллектив стремился унизить (при этом я всегда оставлял для тех, за кого вступался, возможность действовать самостоятельно, даруя при этом надежду, что в ответственный момент я окажусь рядом и помогу - вместе нам было всегда проще и веселее), - по этой и прочим причинам немало интересных людей из числа сослуживцев сохраняют со мною связь; но всё-таки мужской коллектив опошляет жизнь, тоннелирует свободолюбивый образ мысли, и если вы бунтарь, то едва ли казарма станет вашим призванием. (Но что же может быть слаще, когда ты, способный стать демагогом и словоблудом на краткие мгновения, слегка дурачишь зазнавшегося в своём чине офицера! - такова единственная отрада для бунтаря в армии, хотя по прошествии некоторого времени, впитав жизнь этих людей, начинаешь их жалеть, понимая, сколь многого они не знают и как их, бесстрашных, на самом деле страшит большой и непонятный внешний мир; и тогда весь твой цинизм и снобизм улетучиваются в одно мгновение, сменяясь уважением, заботливостью, любовью и преодолением напускной серьезности.)
Итак, никаких женщин, причём неважно, какая она: "Плевать, пускай свою единственную упущу, в которую я уже не верю, но всё-таки оставляю простор в сердце. Но почему?" - этот простор и по сей день является единственным из того, что держит меня на плаву. Счастья в удовольствиях, даже умеренных, не так много, да и никогда не будет сыт человек - такова его натура: от одной потребности к другой, всё более и более взбираясь на маячащую где-то вдали и зазывающую в свои объятия жажду большего. Зато много счастья в избавлении - так я пришёл к той, с которой когда-то встретился взглядом.
Не важно, как наши взгляды пересеклись и где это произошло - пускай это останется нашей с ней тайной, нашей первой страницей волшебной истории, - но они пересеклись, и держались долго, сохраняя при этом мимику заинтересованности в партнёре (такую мимику не трудно прочесть при должной наблюдательности): говорят, что перед смертью вся наша жизнь проносится перед глазами, - тогда почему вся моя жизнь именно в тот момент, когда наши взгляды встретились, пронеслась перед моими глазами и показалась мне не такой, какой она могла бы стать, случись мне быть рядом с ней? Я не хочу сделать ей больно. Я не хочу сделать больно себе. До встречи с ней весь мир мне казался пустым и немым - он остался таким и после этой встречи, вот только в ней я не увидел пустоты и немоты. Мог ли я ошибиться? Вполне. Признался ли я ей? Сегодня.
Вот только есть кое-что такое, что меня тревожит на пути к заветному признанию и последующему развертыванию нашей с ней волшебной истории: я человек творческий и не могу просто подойти и сказать - настолько слова в нашем мире утратили свой вес и что бы я не вздумал сказать, однажды может повернуться против меня, да и чёрт знает что такое - эти самые бесталанные слова. И как мне быть с этой правдой на сердце? Она - невыразима. Невыразима? Правда или любимая? Обе. Да и есть ли между ними разница?