У писателя, как у любого журналиста, много дел до того, как он поедет в командировку и, тем более, возьмется за перо.
Надо для себя решить, писать или не писать, быть или не быть выступлению.
Огонь по папаше
Однажды в редакцию многотиражной газеты, где я тогда работал, пришел один из наших авторов. Он изредка приносил коротенькие заметки, обычно приговаривая: «Вот снова решил побаловаться журналистикой».
На сей раз автор «побаловался» основательно – вместо традиционных заметок представил фельетон. Довольно неумело в нем осмеивался плохой семьянин и нерадивый работник. Он и выпить-то любит, и театру домино предпочитает, и от домашних дел самоустранился. На жену покрикивает, соседей третирует и еще бог весть сколько грехов имеет.
– За факты ручаюсь головой, – заверил наш корреспондент, – фамилию героя, правда, изменил, но он и так себя легко узнает.
– Почему же изменил?
– Неприятности дома могут быть...
– О ком же пишешь, если не секрет?
– Да о ком, о папаше моем распрекрасном. Фельетоном хочу пробрать.
Признаюсь, сначала я опешил. Потом начал объяснять, что, дескать, не очень-то прилично, когда сын через печать честит родного папашу.
– А что тут такого? – удивился автор.– Я принципиально, невзирая, так сказать, на лица.
Пришлось напомнить, что существуют неписаные правила, о чем можно писать, а о чем лучше помолчать. Есть такие понятия, как этика, такт...
Конечно, приведенный пример – редкость. Но разговор об этических началах, которыми должны руководствоваться в равной мере и необстрелянный рабкор и бывалый журналист, думается, не праздный. Иногда требуется немало мужества, чтобы принять решение опубликоваться, но не меньшие силы нужны, чтобы отказаться от «выигрышного» материала, остановить разбежавшееся перо.
Нулевой цикл
Если сравнить готовый фельетон с пущенным в эксплуатацию зданием, то собирание необходимых материалов можно уподобить сооружению фундамента, или так называемого нулевого цикла, включающего в себя привязку к местности, рытье котлована, подготовку различных коммуникаций и т. д.
Процесс весьма трудоемкий, и потому под фельетоном мы нередко видим сразу две подписи. Иногда более. Например, Ильф и Петров. Вдвоем сподручнее. Пока один роет котлован, другой может «пробивать» кабель и трубы. Нулевой цикл настолько сложен, что фельетонисты иногда заимствуют у строителей метод специализации. Один собирает материал, проверяет факты, а другой пишет.
Итак, получен сигнал (письмо, телефонный звонок, разговор в трамвае, магазине, пивном баре), могущий послужить основой для сатирического выступления. Факты требуют тщательной проверки.
Вообще надо сказать, что все пишущие добывают сырье для своих творений из реки по имени Факт. Реки без берегов, бесконечной, глубокой, как самые глубокие впадины на земле. И неисчерпаемой. К ней припадали первые авторы, писавшие на базальтовых глыбах, из нее извлекают жемчужины современные мастера.
Пьет из нее и наш брат фельетонист. А пить, как известно, надо уметь. Факт, как атом. Чем больше его изучаешь, тем больше открывается нового.
Именно при проверке фактов решается главный вопрос: необходимо выступление или нет. Даже если все верно, появление фельетона не обязательно. Фельетон больше, чем какой-либо другой жанр, способен ранить. В истории фельетонистики отмечены даже случаи смертельного исхода в рядах критикуемых. Поэтому таким грозным оружием, каким является фельетон, надо пользоваться осторожно.
И если фельетонист вложил меч в ножны перед больным человеком или перед тем, кто встал на его пути случайно, желая сделать добро другим, его никто не осудит. Ну, а если «герой» зло творит сознательно, то доставай меч из ножен без колебаний, ты сделаешь доброе дело.
Теперь о лежащем на больничной койке. Пришлось однажды заниматься удалым банкетчиком-транжирой. Проверил, убедился, что все так, сел писать. Звонок:
– Вы собираетесь критиковать Сидора Ивановича?
– Да.
– А вы знаете, что он лежит в больнице в тяжелом состоянии?
Каюсь, не знал. В больнице подтвердили, лежит, правда, не в тяжелом. Но все же лежит. И работа отложена. Только Сидор Иванович выписался, как я сел за стол, вывел заголовок. Но опять раздался звонок:
– А вы знаете, Сидор Иванович вновь занемог. В тяжелейшем, знаете ли, состоянии.
Проверил, лежит. Так продолжалось месяца два. Когда я в пятый раз сел за фельетон, тот же голос скорбно сообщил:
– Смерть вырвала из наших рядов Сидора Ивановича. Сердце не БЫ держало, – и в трубке послышались рыдания.
Весть печально отозвалась и в моем сердце. Какой там фельетон. Однако через некоторое время на улице нос к носу столкнулся с «отошедшим в иной мир» Сидором Ивановичем, розовощеким и здоровым. Он степенно прошел мимо и застенчиво улыбнулся, пытаясь, видимо, внушить мысль, что передо мной всего лишь привидение, временно вернувшееся с того света.
Пришлось доставать заброшенный блокнот.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Но вот вы все же решили после, может быть, бесконечных колебаний гамлетовский вопрос утвердительно: быть. Быть фельетону. Однако и на данном отрезке работы возникает ряд вопросов: какими запастись документами, что считать главным, а что второстепенным, что делать, если у тебя, к примеру, стащили блокнот или приняли меры в ходе разбирательства и т. д.
Острой и вечно дебатируемой остается проблема встречи с главным героем будущего фельетона и стиль беседы с ним. То, что встречаться надо, аксиома. И не только потому, что потом будут ставить в пример практику нашего суда, когда обвиняемому дают последнее слово. А и потому, что это полезно.
Надо честно признать: встреча с хапугой, бюрократом, лихоимцем малоприятна. Кому действительно хочется на них любоваться да еще поддерживать светскую беседу.
Неприятно, но что поделаешь. Надо. Польза зато есть. Встреча обогащает живыми красками, способствует уточнению кое-каких деталей, которые лучше других знает собеседник. После разговора с ним часто уже сложившаяся схема фельетона претерпевает некоторые изменения.
И, напротив, отказ от встречи таит всевозможные неожиданности. Вот случай. Обстоятельства сложились так, что встретиться с моим «подопечным» не удалось. Фельетон опубликовали. Было известно, что «герой» развил бурную опровергательскую деятельность. И вот однажды новый и, как мне казалось, хороший знакомый пригласил в гости, предупредив, что будет также его друг Боря.
Встреча с Борей была весьма приятна. Он живо интересовался всем, в частности, историей создания того самого фельетона, так сказать, творческой лабораторией. К концу вечера мы хлопали друг друга по плечу. Потом Боря спросил, что я думаю о главном действующем лице фельетона.
– Жулик и проходимец, – убежденно сказал я.
– Н-да, – промолвил новый знакомый, – а ведь это я.
Открытие, надо сказать, было не из приятных.