Ранее: На сборе урожая яблок. Жук рогатый и варенная кукуруза.
Я уже рассказывала какой дом был у наших хозяюшек в поселке Тельмана, а вот как было устроено всё в нем – нет. А для нас было очень интересно. Для нас чудом была сама печь, которая имела топку в прихожей, смотрящейся как камин, только с приступкой. А в единственную жилую комнату в доме выходило её продолжение., по длине с кровать, высотой до пояса взрослого человека и шириной в метр с небольшим.
Ширину я определяю сейчас по моим воспоминаниям. В это прямоугольное продолжение топки были встроены два больших чугунных котла и еще по краям место было. Не знаю для чего они были там встроены, но в них никогда не готовили. Зимой после того, как печи протопят, в котлы стелили одеяла, и мы там играли. Было тепло, уютно и интересно.
В этой печке хозяюшки пекли хлеба. Именно хлеба, такие большие и пышные караваи на собственных дрожжах. Там же в прихожей стояла квашня в виде деревянного корыта на лавке у стенки., где замешивали тесто, а когда тесто было разделано и готовилось в печь, то квашня убиралась в угол. А испеченный хлеб, остыв убирался в добротную лавку-ларь, под сиденье, куда не могли добраться мыши, которые нет-нет пробегали по прихожей.
В протопленную печь вставлялась решетка на ножках на всю длину топки, в виде бороны, на них помещались сразу все восемь караваев хлеба, и закрывалась заслонкой. Позже появлялся очень вкусный запах свежеиспеченного хлеба и дразнил нас.
Уже испеченный хлеб, выставлялся на застеленный скатертью стол, его сбрызгивали водой и закрывали вафельными вышитыми полотенцами с кружевами. Мы тем временем выставляли на стол сливочное масло на тарелочке и ждали, когда поспеет хлеб.
Холодильников в то время не было и комок сливочного масла держали в тазике с водой, а сверху накрывали его марлей, концы которой опускали в воду. Воду меняли не меннее двух раз в день, а иногда и подсаливали её для лучшего сохранения масла.
Резать хлеб в это время доверяли только тёте Кристине. Она разрезала половину каравая на ровные красивые ломти, затем разрезала их пополам и толстым слоем мазала их сливочным маслом тем же широким ножом, что резала хлеб. Масло тут же подтаивало на хлебе, пропитывая мякиш, а мы старались откусить со стороны корочки, которая еще хрустела. Вку-у-у-сно!
А летом 1955 года в этой печи от жары спряталась наша собака, а хозяйки, решив истопить печь не заметили её и разожгли огонь в печи. Только, когда собака, не выдержав подбирающегося к ней огня, заскулила, все поняли, что она в топке.
Немедленно были собраны железные тазики, чтобы сгрести туда кочергой пылающие дрова, а собака не выходила сама. Кто-то набросил на «борону» доски и мать легла на них животом вниз, а отец и тётя Кристина толкали её вовнутрь топки.
Когда собака была уже в руках матери, то их вытащили, а собаке стали делать уксусные примочки на голову и всё тело. Она не могла ходить и тихонько скулила на своей подстилке. Ожогов не было, она только сильно угорела. В этот день мы не ждали так хлеба, как хотели, чтобы Жучка наша выздоровела.
Мы ухаживали за ней, наливали воду, уговаривали поесть, но она не вставала и на третий день околела. Переживали все - взрослые и дети, только в отличие от нас взрослые не плакали, а мы думали, что им Жучку не жалко. Позже поменяли своё мнение.
Вот, начала про комнаты, но с печи перешла на хлеб, а там и на нашу трагедию. Да печь была рядом со входом в комнату и не достигала её середины даже. Как я однажды уже говорила, она была большой и там помещались три взрослые кровати, тыльная стороны печи, как кровать, стол большой, основательный. Он мне напоминал стол из сказки о трех медведях.
Комод стоял между кроватями, над ним висел цитатник из библии на стекле, на бордовом фоне »золотые» буквы, оформленные по краям цветами и ангелочками. На комоде зеркало, часы и женские гребешки, расчески, заколки.
. А между большими окнами стояла этажерка с несколькими книгами, стопочками кружев, тетрадей и всякой мелочью. В комнате оставалось еще много свободного места.
По всей видимости дом был глинобитным, с толстыми стенами, так как летом в комнате было намного прохладнее, чем на улице. Может еще и потому, что всё лето окна закрывались тканью и в них царил приятный полумрак. Постели стояли высокими, пышными, со множеством подушек в красивых дневных наволочках с кружевными вставками. А возле каждой кровати рябенькие домотканные половики. На стенах над кроватями вышитые коврики из грубой ткани. Стол застелен белой вышитой скатертью.
После того, как поспевала кукуруза, на моей памяти дважды – раз в год, менялись самые нижние матрасы в постелях. Там просто меняли содержимое наматрасников – прошлогодние кукурузные листья с початков кукурузы на новые хорошо просушенные. Это был самый нижний матрас на кровати, вторым шел ватный матрас, а третьей была перина. Кружева на подзорах и покрывала были связаны руками хозяек.
В жару, на выходные дни, всё выносили на прожарку, как говорили, не только матрасы, перины и пуховые одеяла, но и подушки, половики и зимнюю одежду. Весь двор напоминал большой цветастый базар, а нам хотелось попрыгать на матрасах именно там, во дворе, но нас ругали и выгоняли на улицу.
Потом всё трясли, выбивали, стелили, мы носились друг перед другом, кто с подушкой, кто с половиком, помогали хозяюшкам занести всё в дом. Смех, суматоха, безудержное веселье. Вечером все уставшие и довольные за столом во дворе пьем молоко со свежим хлебом.
Мне так хотелось, чтоб и у нас были такие пышные и мягкие постели. Но у нас не было и своего дома, хотя мы этого тогда не осознавали и принимали всё так, как оно есть.
Далее: Ночной визит, напугавший родителей и причем здесь чужая коза.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.
Прошу выражать своё отношение к статьям положительно или отрицательно лайками и делиться с друзьями в соцсетях, буду Вам очень благодарна.