Роман. Окончание
ЭПИЛОГ
В темноте новогодней ночи небо над городом то и дело разрывалось от фейерверков, и от грохота слегка дребезжали оконные стекла. И это совсем не было похоже на зимнюю грозу. Не песня из кинофильма, а саундтрек из блокбастера! Ничего удивительного: у каждого времени свои песни. Есть такие, за которые и «блокбастер» можно простить, и рекламу никчемного майонеза!
На экране под занавес и песню целовались герои фильма. Лада с двумя салатницами в руках затормозила между столом и телевизором, перевела взгляд на сына и его подружку. Белка была удивительно похожа на Лизу Боярскую, а Димка – на Константина Хабенского. А тут еще вышибающий слезу звездный дуэт: «Ты, меня не ведая, прости, на пороге долго не томись. Ведь теперь у нашей повторившейся любви станет сроком давности - вся жизнь… Оп-я-я-я-ть мете-е-е-е-ль…»
- Ма, ну, ты что?! Плакать собралась??? – Димка подхватился с места, обнял мать. Он заметил, что за эти годы она стала совсем другой. Изменился взгляд – он стал настороженным, потому что в ней навсегда поселилась настороженность. И улыбка другая – она стала грустной, робкой. Даже рост уменьшился: мама стала уставать от каблуков и дома с удовольствием шлепала тапочками без задников.
Павел Гронский подхватил салатники и красиво пристроил их на столе. А потом выглянул в окно и сказал:
- Между прочим, лошадка ваша совсем загрустила!
Просто так сказал, чтоб обстановку разрядить. А попал прямо в цель.
- Ох! – одновременно выдохнули Лада, Димка и Белка, и кинулись быстро за стол – провожать старый год.
- А салюта ваша лошадка не боится? – спросила Лада, когда все было готово для первого тоста.
- Не боится, она в армии служила. Вернее, он. И на праздниках мы с ним постоянно работаем.
- А зовут его как? – снова спросила Лада.
- Смеяться будете, - ответила Белка. – Прежние хозяева кличку ему дали – Шестисотый, потому что он – мерин! Но выговаривать ее долго и сложно, и постепенно от Шестисотого остался только Сотик! Сотик!
- Сотик! Очень симпатично! – Лада улыбнулась. Не грустно и не робко, а весело и задорно. – Мне нравится. Жаль, что его нельзя пригласить за стол, поэтому… за Сотика!
За тот час, что Димка и Белка были в гостях, их средство передвижения аккуратно объело со всех сторон кустарник, который ушел под снег зеленым.
- Вот чумовой! – ласково шлепнула Белка своего подопечного. – Жрет все, что не приколочено!
Они потоптались вокруг Сотика, покормили его хлебом с солью. Конь аккуратно собирал кусочки и крошки, щекотал ладони теплыми губами, вздрагивал, когда его гладили, и радостно тихонько ржал, как будто смеялся!
- Ну, мы поехали?! – Димка вопросительно посмотрел на Белку. Лада видела, как хочется ему остаться с ней наедине. Сотик не считается!
- Да, чуть не забыл… - Димка достал из сумки подкову. – Берите на счастье! Настоящая!
Лада взяла подкову, покачала ее. Тяжеленькая!
- А вы-то как же?!
- Да у нас, вот, четыре сразу! – Димка похлопал Сотика по холке, поправил на нем теплую попону.
- А как вы на одной лошади, да вдвоем-то? – спохватился Гронский.
- Ну, по правилам техники безопасности не очень разрешается, - пояснила Белка. – Но если нельзя, но очень хочется, то тогда всё можно!
- Вот, видишь, Паша, бывает, что и часы пробили полночь, а лошадка в крысу не превратилась, - сказала Лада, глядя, как медленно удаляются Димка и Белка, и конь Сотик между ними. – А все потому, что это не сказка, а жизнь по-настоящему.
Начался снегопад, и белый конь вдалеке стал невидимым в белом снегу. Различимы остались только силуэты двух путников на дороге, да следы от четырех подков между ними.