Я танцевать не умею. Не моё это. Вроде ритм чувствую, мелодию воспринимаю, а как до движений доходит, то я как корова на льду. Впрочем, сравнение так себе, потому что как раз на льду-то я весьма проворен и не без элегантности. Да и не люблю я танцевать. Смотреть люблю, особенно когда люди талантливые танцуют, что редко случается. К танцам восточным я вообще равнодушен, не трогают они меня, как и стрипденсы всякие. По молодости много таких видел, но чтобы огонь-огонь, может, раз всего и случился. В основном-то, чего греха таить, все эти танцы новомодные – ползание по полу и принятие завлекательных поз. Ворчу по-стариковски, скажете вы, не без этого, отвечу вам я, хотя примеров чего-то реально крутого, скорее всего от вас я не дождусь. Как программу какую ни включишь, танцам посвящённую, так все они в партере пляшут, словно у них слабость в ногах.
Эстрада деградирует стремительно, все каналы переполнены советскими песнями на новый лад, и стариками с микрофонами, у которых (стариков) живого места на лицах и прочих частях тела не осталось. Мумии и зомби живее выглядят. А что делать, если молодёжь ничего нового создать не может? Приходится отдуваться.
Знаю-знаю, сквозь строй этих полудохлых властителей дум наших бабушек, молодёжь пробиться не может, там препятствий и препон столько, что не всякий спецназовец преодолеет. Надёжно хранят подступы к сцене старики. Так бы девы юные честь свою хранили.
Но я начал про танцы, вечно я сбиваюсь с ритма, и уносит меня от генеральной линии, но вы уж меня простите, уродился Обезьяной, вот и скачу по ветвям смыслов и тем.
Не люблю я танцевать, ну разве что медляк если. Но там особой прыти и не надо, вцепился в партнёршу и волочись за ней. Жаль, редко ставили медляки на танцах, приходилось в основном стены подпирать, ждать своего часа. А когда вышибалой в кабаке работал, ну не поворачивается у меня язык это заведение иначе называть, можно было сколько угодно на танцующих смотреть, и ржать про себя, отмечая особо «талантливых» исполнителей. Посетители стекались в злачное место ближе к полуночи, потому как кабак наш единственный в городе до утра работал. Раскрепощённые предыдущими возлияниями, скинувшие с себя оковы условностей, обрётшие необходимую гибкость в сочленениях люди выходили на танцпол и показывали такие чудеса, что им мог позавидовать любой наставник программы «Танцы». Иногда от группы танцующих отделялась дева и приглашала меня на танец, но я трусливо прятался за служебные обязанности и не выходил из образа «смотрящего за порядком».
Но однажды, как это обычно и происходит с теми, кто имеет привычку брать на себя зароки, в один из тех вечеров, когда в кабаке было мало народу и можно было не особо напрягаться, на пороге появилась девушка небесной красоты. Элегантная, стройная, темноволосая, с бесовщиной во взгляде, от таких исходит энергия опасности и секса. Они источают этот самый секс и все вокруг чувствуют это, хотя порой и не понимают причину своего беспокойства. Я почувствовал это самое беспокойство, ведь я был молод, горяч и охоч до пола слабого. В почти пустом кабаке незнакомка оккупировала танцпол и царила на нём, поразительно гармонично сливаясь с мелодией. Движения её были текучими как ртуть, но они рассылали вокруг сигнал, и сигнал этот имел очень древние смыслы. Мужчины приободрились и сосредоточились на наблюдении, их спутницы затаились, вырабатывая стратегию поведения.
Я наблюдал и ставил ставки, кто сломается первым и пойдёт на штурм стройной красавицы, которая опасно балансировала на тонкой грани танца и уже неприкрытой эротики. Хорошо, что я не сделал ставку, я бы проиграл, ведь и подумать не мог, что красавица подойдёт ко мне и заговорит.
Нет, вы не подумайте, я не увалень какой-то, и очень легко вступаю в беседы любого уровня древнейшей из игр. Просто я не мог и предположить, что моя фигура в глубине зала привлечёт её внимание, но оказалось, что во время своих плясок она всё просчитывала. Я был идентифицирован как особь мужеского пола без спутницы. Ну, она не ошиблась, хотя и частично. Мы познакомились, оказалось, вот же сюрприз, сюда она пришла заливать горе разрыва со своим возлюбленным. Горе было не очень горьким, она плясала как настоящая бестия, и в конце вечера подошла с предложением потанцевать с ней. Конец вечера представлял из себя раннее утро, все разошлись, в заведении мы были почти одни. Бармена и двух официанток я, понятное дело не считал, но рядом тёрся молодой офицер, совершавший весь вечер к Танцовщице, назовём её так, элегантные и не очень подкаты. Предложение танца выглядело, да и являлось на самом деле, показательной акцией для воздыхателя, демонстрирующей напрасность его надежд. Мы удалились в соседний зал, не хотелось мне на глазах персонала потерять авторитет, прилюдный позор авторитету не помощник. И тут, под какую-то томную композицию из числа золотых баллад мирового рока, я вдруг узнал, что такое – ходить по облаку и растворяться в партнёрше. Никогда до, и, увы, никогда после не было в моей жизни такого. Мы стали одним телом и моё не диссонировало с её, а наоборот, дополняло, чувствуя малейшие вибрации, по дыханию угадывая, куда она двинется в следующее мгновение. Пронзительное счастье обладания совершенством – вот что я испытал за недолгое время нашего танца. И ещё одно знание пришло ко мне в это мгновение, я понял, что секс с Танцовщицей станет настоящим чудом, которое мне, возможно, никогда более не доведётся испытать. И самое чудное, я видел, что и её посетили эти мысли.
Не помню, как я доработал, каким образом мы оказались в квартире моего друга, как сорвали с себя и друг друга одежду, но и сейчас я помню все нюансы нашей близости, которой суждено было перерасти в очень странные и долгие отношения. Эти самые отношения были похожи на наркотик, завладевший нами, и не отпускающий из своих цепких лап. Близость физическая бросала нас в объятия и разрывала их же, водила нас по орбите друг друга и отправляла на периферию, вызывала почти физическую боль при разлуке и делала невозможной долгую связь.
Танец, связавший нас в единое целое, смеялся над нами, выкручивал нас в замысловатых па, повергал в бездну отчаяния и возносил на вершины нечеловеческого блаженства. А потом закончилась музыка, и мы расстались.
Я не люблю танцевать. Не моё это. Я в этом совершеннейший профан.