Год кончился и мы перешли в следующий, что уже неплохо. Впереди времени непочатый край, много чего можно и нужно успеть. Всем. А нам, кому за 60 - так надо с первой минуты нового временного отрезка брать быка за рога. В смысле не откладывать житиё на потом.
Подвиги надо совершить. Кто, если не мы, сделаем в своей жизни что-то полезное, красивое, нужное не только нам, возможно и желательно даже - на века, за любезно предоставленное судьбой время.
И не надо забывать, что мы, кому за 60 - на виду. У детей, у внуков, у правнуков - кто подсуетился с ранним потомством, у друзей - у кого они остались в наличии, у бога в конце концов. Бог он же есть. Его не может не быть. И нам надо не ударить в грязь лицом. На нас же смотрят, надо соответствовать.
Я верю в Бога. Меня это держит на плаву. Мне Бог видится Вселенским Разумом, даже НадВселенским. Вон сколько звёзд в небе, сосчитать невозможно, и там где-то есть разумная жизнь. Ну откуда бы мы все взялись здесь, откуда бы нас было каждой твари по паре изначально, за исключением почкующихся видов и обоеполых типа пиявок, если бы нас не придумал великий Разум?
Кто-то же, великий и непостижимый, стоит за всей этой толпищей живых, разных, но в чём-то похожих существ?
Мы зовём его Богом. Как он нас зовёт, мы не знаем. Наверно, как -то называет. Мы ж ему спать не даём то просьбами, то благодарностями, то покаяниями. Мы ему о себе напоминаем.
Сделаем гадость кому-то, а просим прощения у него, у Бога. Нет, мы непостижимы никаким великим умом. Что-то с нами не так, видимо.
А когда тебе за 60, то хочется, чтобы он на нас смотрел и улыбался и если заплакал, то от радости. Как мой дед в моём далёком детстве.
Какой у меня был великодушный и добрый дед! У него была белая борода, как у Бога и доброта такая же. Я с ним ходила в рощу за хворостом. Роща берёзовая, берёзка к берёзке, как огромная белая щётка гигантской щетиной вверх, если смотреть издали, стояла сразу же за крайним домом моей подружки Людки Химкиной. За её садом. Луг пройти, прудик под названием Выгорька (на месте выгоревшего торфяного болотца образовавшегося) и начиналась роща. Мы в ней дневали и ночевали, мы в ней выросли. Ранней весной из голой рощи подавала голос кукушка, заставляя сердце встрепенуться предчувствием летнего безбрежного счастья, отмеряя время и сообщая, что пришла пора радостных перемен в природе. Лето же наступало, когда можно было купаться в речке, как только в роще подавала дивный голос оперная пернатая дива - иволга. Только перед дождём иволга теряет голос и сварливо и пронзительно что-то сердитое и немузыкальное кричит.
Мы с дедом ходили за хворостом часто. Я собирала землянику и приносила деду, а он мне говорил: я не хочу, съешь сама, детка. Но я знала, что дед не может не хотеть такой сладкой землянички, я командовала: дед, открывай рот. Дед подчинялся, открывал рот, я вставала на носочки и высыпала ему горсть земляники. Какое это было счастье! Дед называл нас, своих внучек, детками. И путал наши имена. Нас, детей, было пятеро, вот дед и перечислял нас, пока до нужного имени добирался.
Дед раскладывал на земле под берёзами сложенную вдвое верёвочку, на неё мы с ним складывали хворостинки, что собирали по кустам. Я маленькие таскала, дед валежник побольше, потом он тщательно ломал через колено сухие веточки, складывал стопкой, перевязывал верёвочкой, наступал коленом на вязанку, уплотняя ношу, взваливал вязанку на спину и мы шли домой к бабушке. Хворостом распоряжалась бабушка, она летом готовила во дворе поросятам еду на маленьком очажке из кирпичей. Чтобы веточки не валялись под ногами, дед забивал в землю колышки- опоры и аккуратно складывал между ними рядочком сухие хворостинки.
В детстве кажется, что всё будет вечно и неизменно. Солнце в небе, мама, как солнце в небе, все остальные. Возраст деда был, как и у Бога, мне неизвестен. Я знала, что дед вечный и этого знания было достаточно, чтобы ни о чём не печалиться.
И вот мне скоро 65, я теперь знаю, что вечного ничего нет, может, даже Бог не вечен. Или он просто переформатируется время от времени и есть всегда, обновлённый, но с нестирающейся памятью и неизменной жаждой Творить прекрасное и доселе неслыханное. Как, например, нас, на нашей планете.
Жизнь кажется долгой, поэтому мы, от незнания её скоротечности, тратим время бездарно и попусту. Занимаемся не своим делом. Я много чего хотела делать, много чего у меня получалось и получилось, жалею о многом несделанном. Горшки лепить из глины на гончарном круге хочется всю жизнь, да всё некогда было и гончарного круга не было. Круг мне сын обещает. Жалею, что садоводом не стала, это моё, у меня всё принимается и растёт, хоть палку в землю воткни, зацветёт. Прививки принимаются все, я даже на дикарку яблоньку грушу привила, растут уже года 4. Не отторгают друг друга. Груша прошлым летом так нагрузилась плодами, что ветки ломались.
Розы я не укрыла на зиму, вначале заболела Ковидом, потом слабость была, а потом снег как пошёл, так теперь по саду и не пролезешь. Ну, буду надеяться, что всё обойдётся с розами без больших потерь.
За пчёл переживаю, жду, когда кто-то из внуков станет заниматься этим интересным и полезным делом мне в помощь. Желающих особо нет, но я надеюсь. Синицы нападают на пчёл, стучат клювами в летки, пчёлки вылезают, птички их жрут, только крылышки валяются на снегу. Надо сосновыми ветками летки загораживать. Всё работа, одна сделать её я не могу. Озаботила сегодня мужа веточек сосны привезти.
Дел несделанных так много, что очень сильно печалит мою душу. Как много хочется, но время силы отнимает. Это в молодости хорошо горы ворочать, под старость и рад бы свернуть, а силёнок маловато.
Ну да ладно. Ковид пережили, старый год проводили, надо дальше жить.
Несмотря ни на что. На нас смотрят наши дети, внуки и Бог.