Студенческое общежитие... Там страсти были... Я был творец и мной творили.
Шла летняя сессия. Поэтому в общежитии стояла непривычная тишина. Заскрипит вдруг протяжно дверь и редкая студентка, замороченная учебником, конспектами и шпаргалками, "вытележится" из комнаты и шаркающей походкой в стоптанных тапочках доплетется до туалета и - обратно. И снова тишина, только ветер-сквозняк стучит открытой рамой
Вахтер по прозвищу Штирлиц – вредная бабка с острым взглядом сквозь очки – и та отступилась от норм общественной морали и молча пропускала Михаила, городского жителя, в эту «обитель непорочности» университета. Именно это его туда тянуло.
Все было приготовлено к застолью после очередного "госа": стол поставлен посреди комнаты, принесены стулья, отмыты вечно залапанные стаканы, скатерть на столе - газета. На ней нарезанное тающее сало с отпечатками газетного шрифта, вечный графин с водой, какие-то консервы на томатной основе, бормотуха по рубль с копейками – словом, полная сервировка студенческого стола конца семидесятых…
Оттого ли, что - жара, оттого ли, что приходит конец студенческой беззаботности, но праздника не наблюдалось, хотя на каждой пяди периметра стола шли попарные беседы, но общей темы не было.
- Вроде радоваться надо – заканчиваете... А у вас – наоборот, - попытался Михаил объединить коллектив.
- Сам поймешь это состояние, когда подойдешь к финалу. Это как после новогоднего праздника: ждешь его, готовишься к нему, а он проходит, обманывая ожидания, и на душе в результате пусто. Не знаешь, куда себя деть, да еще никому не нужен, - одарил его откровением Гена Авдеев.
В скромно приоткрытую дверь просунулась мордашка девушки.
- Ну что вы там, – обратился Василий Востриков к мордашке, - скоро?
- Я и пришла узнать. Все готово? Ну, мы – сейчас...
Личико исчезло.
- Кстати, рекомендую, - мотнул головой в сторону ушедшей девушки Гена. - Девчонка неплохая - уламывать не надо. Правда, не в себе. Вообще, бабы наши все потерянные ходят – кому же захочется после города возвращаться к грядкам и коровам. Не нашли себе городских женихов. Сейчас они придут - поесть принесут. Мы им про тебя сказали, сейчас увидишь, как они будут перед тобой…
Горячая закуска вошла в комнату вместе с ароматом и девчонками. Жареная с луком картошка оживила беседу. Заметив воодушевление, Михаил подумал:
«Это именно еда произвела такой фурор, а не появление девушек».
У студентов, проживающих вдали от родителей, пропитание занимает не последнее место. Парни быстро прогуливают деньги, даваемые родителями. Остается надежда на натуральные продукты: быстро тающую солонину из висящей за форточкой сетки да картофель из мешка в кладовке. И вот тут не обойтись без студенток, которые поддержат, правда, только до поры своей заинтересованности. А там нужно искать другие пути выживания. Поэтому часты явления в общежитии, когда полоротые первокурсники, готовя обед на общей кухне, на мгновение отходят от плитки по каким – то делам и возвращаются к уже пустой сковороде или кастрюле. В общежитии это не считается воровством. Однажды «пролетевшие», вскоре сами начнут «тырить» кастрюли и сковородки.
Кивки головами для знакомства.
Новенькие, Марина и Лена, с интересом взирают на незнакомое лицо. Михаил чувствует их внимание на себе. Это его не смутило, скорее, восхитило и привело к болтливости. При этом, он не концентрировал свое внимание на отдельной особе - всем улыбался, со всеми успевал вести диалоги.
Праздник как-то быстро закончился, и в комнате остались только Михаил и две девушки. Вино кончилось. От этого или от чего другого разговор потерял свою плавность, повисла тишина, ситуация приобрела характер неловкости. У каждого были свои мысли касательно другого человека, и, похоже, они не совпадали только у подруг. Михаил чувствовал интерес выпускниц к своей персоне, но и напряжение. Оно нарастало. Чем сильнее натягивалась струна непримиримости и желания ухватить на последнем отрезке удачу, тем опаснее был ее разрыв. Михаил понял, что не в силах уже отключить тикающую мину - выбор оставил за ними. «Да пусть идет все по своей логике – не буду вмешиваться», - успел подумал он.
Марина пихнула под столом ногу Лены. Та никак не отреагировала а, наоборот, переместилась ближе к желаемому объекту. Марина вдруг резко встала, подошла к своей подруге и со всего размаха треснула ее рукой по голове. Лена прижала руки к голове, словно защищаясь от возможно новых ударов. Но, словно что-то вспомнив, резко, отбросив стул, подскочила. С каким остервенением сокурсницы вцепились в волосы друг друга, как стали их рвать, как будто ненависть друг к другу копили они весь период учебы.
- Ой, – промяукал невольный провокатор и выплыл из комнаты.
Михаил видел такое впервые и понимал, что этот спарринг из-за него. Стоя у окна в холле, он размышлял:
«Наверное, я что-то должен был предпринять? Одной сказать: ты уходи, а другой – останься. Глупость! Да и…. Мы за них деремся - почему бы им за нас?.. Кстати, довольно сладкое чувство».
Растрепанная Марина вылетела из комнаты и, не заметив его, скрылась за своей дверью. Следом появилась Лена и вальяжно заявила:
- Заходи.
Замок в дверях был сломан, поэтому ее просто подперли шваброй. Железная панцирная кровать, по мнению Лены, была неудобна для любви – точкой опоры стал стул.
Она ушла еще до заката. Он стоял и смотрел в окно. Снова скрипнула дверь. Михаил обернулся. В приоткрытую дверь смотрела милая мордашка Марины.
- Она ушла?
Утро они встретили на жуткой панцирной кровати.