Снова здравствуйте и добро пожаловать в новую часть статьи про симулякры и симуляции!
В прошлой статье я начала говорить о том, что творится с современным искусством фотографии и чем опасны симулякры и симуляции для чтения текстов.
Теперь появляется новый вопрос: как сделать вещи прозрачными для самих себя. Люди сами превратились в изображения. В каждом изображении скрыто нечто, что придаёт сомнительное очарование изображению. Это понимали древние иконоборцы, которые считали иконопись способом истребления Бога. Последний акт насилия по отношению к образу был сделан при помощи цифровых изображений, возникающей посредством внутренних процессов. Это – виртуальная реальность виртуальной реальности! В нём нет больше той «пунктуальной» точности, того временного пунктума, которые содержались в старых фотографиях, удостоверявших, что нечто происходило в определённом месте, в определённый отрезок времени. Сейчас этого не происходит, потому эта констатация отсутствия придаёт привкус ностальгии: мы по этому скучаем. Цифровой код ведёт к смерти фотографии как оригинального вида искусства. Сущность фотографии исчезает. Цифровое изображение не имеет ничего «отложенного», в нём ничего не умирает и ничего не исчезает. Оно является продуктом инструкции. Фотографическое изображение – честнейшее, поскольку оно не симулирует в себе ни время, ни движение и ограничивает себя наиболее суровой не-реальностью. Остальные формы медийного искусства являются искажёнными формами этого чистого изображения и его разрыва с реальностью. Глубина образа равна его силе отрицания реальности в создании иной среды. Превратить объект в изображение – значит отделить от него все измерения, одно за другим. Технология попадает в свою собственную ловушку. Нам нужно вернуться к очевидному факту: двумерная вселенная совершенна сама по себе. Не надо бежать в трёхмерную реальность. Всё, что добавляет третье измерение изображению (размер, рельеф, etc.) – есть насилие, которое разрушает эту параллельную вселенную. Мы должны очищать, всегда очищать, вернуться к чистому состоянию изображения. Очищение возвращает нас к сути: к тому, что изображение говорит. Реальность не находится в фокусе: ведь он – выверенная модель репрезентации. Правдивым будет лишь то изображение, что учитывает дрожь мира, например, колеблющуюся поверхность воды. Реальность есть процесс становления, следовательно, изображение должно быть таким же. Особая роль фотографии заключается не в иллюстрации события, а в констатации события как такового. Логика постулирует первичность события и вторичность изображения, иллюстрирующего его. Изображение должно донести то, что получается в результате отчуждения события от самого себя. Сегодня мир сфотографирован бесконечное множество раз. Может ли фотография исключить себя из потока изображений и восстановить их первоначальную силу?
Чтобы это сделать, объект должен быть пойман в тот момент, когда вещи ещё не заметили нас, когда отсутствие и пустота ещё не рассеялись. Единственные изображения, которые почитались в древности истинными – те, в которых непосредственно была представлена божественность, как в ткани со Святым ликом. Акт фотографирования был и есть «нерукотворный». Здесь не участвует идеология. Фотография благодаря своей механистичности может служить прототипом буквальности мира без банальности. Не мечтаем ли мы о мире, живущем без нас? Нет ли у нас поэтического желания увидеть мир в наше отсутствие, свободным от человеческой, слишком человеческой воли? Некоторые стремятся увидеть язык, функционирующий само по себе, в его предметности, буквальности. Освобождённая от целого и его трансцендентного чревовещания, деталь неизбежно становится чудесной. Фокус наведён на отсутствие, но не на присутствие. Необходимо отделить реальное от принципа реальности. Исчезнет целая метафизика симуляции реального. В гиперреальности есть место лишь орбитальному самовоспроизведению моделей и самовоспроизведению различий. Искусство теперь повсюду, в самом сердце реальности – искусственность.
Среди серийных вещей, при отсутствии новой структурированности пространства, такая «функциональная» эволюция оказывается лишь эмансипацией, а не освобождением, означая освобождение функции вещи, но не самой вещи. Такие предметы с чистыми очертаниями, непохожие на самих себя, сводятся к наипростейшей конструктивной схеме и окончательно секуляризируются: в них стала свободной их функция. Она не затесняется моральной театральностью старинной мебели, не осложнена ритуалом. Вещи стали кристально прозрачны в своём функциональном назначении.
Сейчас пользуются огромной популярностью такие картины, которые похожи на фотографии. То есть, чем реальнее реальность, которая изображена на холсте, тем лучше. Но на самом деле это продолжает оставаться копией.
Симулякр – хуже, чем копия копии. Он лишён сходства сам по себе. Он строится на несоответствии и на различии. Несёт несходство внутри себя. В симулякре присутствует некое умопомешательство, неограниченное становление. Симулякр – не деградировавшая копия, в нём таится позитивная сила, отрицающая оригинал, копию, модель, репродукцию. Резонанс между сериями повествования вызывает форсированное движение, устремляющееся за пределы самих серий. Привилегированных точек зрения больше нет. Есть сила различного и его производства, сила воспроизводства различного. Тело – язык, поскольку оно по своей сути есть «складка-флексия». В рефлексии она раскалывается надвое, противостоя себе и отражаясь в себе. Освобождённая от всего, что обычно скрывает её.
На этом я заканчиваю свой беглый осмотр двух важнейших в современности понятий: "симулякр" и "симуляции". С нетерпением жду Ваших комментариев, чтобы развеять все мифы! :3