Театральный режиссер Константин Богомолов дебютировал в качестве сериального актера. В драме «Псих», премьера которой состоялась 5 ноября (так совпало, что это день рождения его жены, Ксении Собчак), он сыграл модного психотерапевта за гранью нервного срыва.
«Я похож на человека, который пользуется услугами резиновой куклы?» – очень строгим голосом отвечает Константин Богомолов. Нет, не похож. Более того, судя по тому, что я знаю о его личной жизни, потребности в альтернативах у магнетического режиссера никогда не было и вряд ли будет. Но не могу же я не спросить – тем более что на афише сериала «Псих» Богомолов изображен с этой самой куклой, и именно она скрашивает вечера модного столичного психотерапевта Олега Астафьева в его отполированных апартаментах.
Куклу везли из Японии, стоит она, по словам продюсера картины Алексея Киселёва, «как «роллс-ройс», весь карантин прождала встречи с возлюбленным в коробке в офисе и весит килограммов семьдесят («мы поражались, как Костя легко ее за собой таскал, будто в ней килограммов пять»). «Вообще-то мне обещали, что мне не надо будет ее поднимать, у меня спина травмированная, – ворчит Богомолов. – В итоге я всю дорогу таскал ее через плечо, приобняв. Мне, между прочим, пришлось несколько раз к мануальщику обращаться».
Психотерапевт Олег, одетый во все черное и самое модное из ЦУМа, переживает классический кризис среднего возраста. У него уже год как куда-то пропала жена, и он живет с мамой (ее играет любимая богомоловская актриса Роза Хайруллина). У Олега запутанные отношения с запрещенными веществами, он раздражен, агрессивен, недоволен собой. В общем, ему самому срочно требуется психотерапевт.
«Псих», который выходит на онлайн-платформе More.tv 5 ноября, – это дебют актрисы Паулины Андреевой в амплуа сценариста. Роль Астафьева она писала под Богомолова. «Псих» начался не с истории, а с героя, именно с Кости, – рассказывает Паулина. – Константин был сразу, о нем заговорил Федя (Федор Бондарчук, режиссер картины и муж Андреевой. – Прим. «Татлера»). Все происходило быстро, без длительных переговоров, на уровне ощущений, что это он – и все». Паулина никогда не работала с Богомоловым как актриса – за исключением небольших пересечений в МХТ. Они никогда не общались и не дружили, хотя и побывали с разницей в неделю друг у друга на свадьбах. Именно эта человеческая дистанция, утверждает Андреева, помогла ей в процессе написания сценария, так как она придумывала его сама для себя. «Костя дал согласие после прочтения пилотной серии, а дальше для него был кот в мешке», – добавляет Федор Сергеевич. Для него, кстати, это тоже дебют – первый в жизни подход к снаряду под названием «сериал».
Долгое время Бондарчук вообще не говорил Богомолову, что сценарий пишет его любимая женщина. Дождался согласия и только на прошлом «Кинотавре» раскрыл карты. «Пошел бы я на пробы, если бы меня об этом попросили? – переспрашивает меня Богомолов. – Нет, конечно. Ну это не моя профессия, я не занимался ею раньше и не буду заниматься дальше. Я не буду за нее бороться. Я делал это, когда случались замены актеров в моих спектаклях. Я зашел на один серьезный сценический эксперимент – играя в «Машине Мюллер» у Серебренникова. А сейчас другой серьезный эксперимент – большая роль в материале, который мне интересен, и у человека, у которого мне лестно и интересно сниматься».
Он, безусловно, получил свою порцию удовольствия от общения с Бондарчуком и его командой, но сделал вывод, что это тяжелая работа: за сорок с лишним смен Богомолов устал – физически и психологически – так, как редко когда уставал. В том числе работая как режиссер, а это, согласитесь, гораздо больший объем работы и ответственности даже при условии, что режиссеру не надо таскать на себе резиновых кукол.
Зачем ему тогда это? Очень просто: важно было «совершить экспансию на новые территории» всеядного бренда «Константин Богомолов», чей аппетит простирается от съемок сериала про «ангарского маньяка» до рекламы парового шкафа. «Скажем так: я хороший актер, я это более или менее понимаю, – говорит Костя. – Зайти на эту территорию, сказать «мое» и пойти дальше... Ну почему бы и нет? Почему бы и нет, учитывая то, что я нахожусь в зоне какой-то постоянной борьбы с теми, кто меня не принимает. И лишний раз доказать, что я и здесь состоятелен, приятно и полезно. Не только для собственного самочувствия, но и для дела, которым ты занимаешься, – режиссерского, руководящего, писательского, какого еще угодно дела. Это все тебя немножко подкрепляет, потому что атакуют-то тебя с разных сторон, и надо с очень разных сторон успевать обороняться».
Мне, конечно, интересно, как часто Богомолов, человек авторитарный и в чем-то даже деспотичный, забывал, что он актер, и мысленно усаживался в режиссерское кресло. Ответ у него давно готов: режиссеры, по его мнению, – самые послушные артисты. Потому что режиссер по себе знает, как это тяжело – взаимодействовать с человеком, которого все время нужно убеждать и переубеждать, и хотя бы из солидарности хочет поддержать коллегу, который с ним работает. «Если вы совпадаете во вкусах и мнениях, что у нас происходило в девяноста девяти процентах случаев, это вообще прекрасно. Иногда мы заходили в зону обсуждения, дискуссии. Я говорил: «Федор Сергеевич, мне кажется, все-таки неправильно». А Федор Сергеевич говорил: «Нет, именно это правильно, именно это, вот увидишь. Посмотрим на плейбеке, что в итоге получилось». И иногда Бондарчук соглашался с Богомоловым, а иногда тот брал свои слова обратно. В общем, совет да любовь, встреча министров иностранных дел. Однако главное, что обнаружил Богомолов в процессе своей экспансии, – «Бондарчук чувствует себя заложником штампа, что он режиссер больших постановочных историй, что у него в кадре обязательно должно что-то взрываться. А оказалось, он тончайшим образом чувствует психологию. То ли у Шкловского, то ли у Тынянова есть такое выражение – «малые токи сюжета». Вот эти малые токи сюжета Федор Сергеевич довольно изощренно вскрывал. Мне кажется, ему очень идет психологическое кино. И плюс он вообще тонкий, слышащий мир вокруг себя, его энергии, его талантливости».
«Пошел бы я на пробы, если бы меня попросили? Нет. Это не моя профессия».
Сам Богомолов был в кабинете психотерапевта лишь однажды – «по просьбе другого человека». И вышел оттуда с единственным ощущением: тот, что перед ним сидит, понимает в этой жизни еще меньше, чем он сам (где-то в мире в этот момент, наверное, грустит один создатель модного онлайн-сервиса для поиска психотерапевтов Данила Антоновский). Костя, кстати, вовсе не считает расцвет психотерапевтической индустрии завоеванием нашего нервного времени. «По-моему, так было всегда, просто раньше эту функцию исполняла церковь. А с ее ослаблением... Понимаешь, это не что иное, как делегирование ответственности. Либо ты сам говоришь себе: «Так правильно, а так нет», либо ждешь, что кто-то другой скажет тебе, как надо. Просто сегодня для образованного и богатого класса церковь – недостаточно комильфо, и эту функцию выполняют психологи. Плюс я думаю, есть еще не изученный феномен платы за психологическую помощь. Ты платишь за то, что кто-то слушает твое... в том числе говно. Значит, принимает тебя, подмывает, приглаживает, делает тебе массаж, но не стоп и не жопы, а массаж душевный. Какой-то сердечный массаж. Или мозговой. И то, что ты платишь за это деньги, – своего рода сладострастное удовольствие. Вот люди ходят к психологу решать свои жизненные проблемы, а есть большая проблема – тот факт, что они вообще ходят к психологу. Понимаешь, их надо лечить от потребности ходить к психологу. И для этого нужен еще один психолог – генеральный».
В недавнем интервью огнедышащему кинокритику Зинаиде Пронченко Богомолов упомянул выражение «личная травма» (связана она была с провалом старинного уже спектакля «Турандот» в Театре им. А.С. Пушкина). Константин улыбается: «Ну я скорее эту травму придумал. То есть мне как бы хочется, чтобы у меня тоже была какая-то травма. Ну почему все с травмами, а я без травмы?» И действительно, почему, задумываюсь я. В этот самый момент звонит мобильный Богомолова, и в эфир по громкой связи прорывается Людмила Борисовна Нарусова, которая считает, что ей звонит зять, а зять спокойно, но настойчиво уверяет тещу, что это она ему звонит.
Рискну предположить, что за иммунитет Богомолова к психотерапии надо благодарить его родителей. Папа, Юрий Александрович Богомолов, – рассудительнейший киновед, бывший завотделом культуры газеты «Известия», многолетний телеобозреватель «Российской газеты». Мама, Ольга Георгиевна Ульянова, – тоже кинокритик, интеллигентнейший автор доброй книги о Евгении Евстигнееве. У Кости, мальчика из английской спецшколы №31 (ныне это гимназия Капцовых), выросшего в доме на Васильевской улице (там, где Дом кино и Союз кинематографистов), было благополучное детство. «Я рос залюбленным ребенком. Ну наверное, можно было вспомнить какие-то мелочи, но это если уж совсем искать блох», – говорит режиссер. Такие люди если и идут когда-нибудь к психотерапевту, то тогда, когда это им уже не поможет.
Ну хорошо, специалист ему не нужен. А сам он мог бы им быть? По моему мнению, Костя безошибочно чувствует других людей с их малыми токами. Я абсолютно солидарна с главредом «Медузы» Иваном Колпаковым, который говорит, что главный редактор по сути своей во многом психотерапевт. Потому что ежедневно должен искать ключик к людям с тонкой душевной организацией и делать так, чтобы они выполняли свои бездушные KPI. В этом смысле на худрука театра возложена еще более серьезная миссия. «Ты понимаешь, я человек достаточно жесткий, – говорит Богомолов. – Ко мне не приходят со своими травмами. Своей жизнью занимайся сам. Есть театр, есть работа. Я понимаю какие-то обстоятельства. Мне можно их кратко изложить, я быстро оценку поставлю. А так в принципе меня это не очень волнует. Я не хочу в это вовлекаться. Это принципиально профессиональная позиция».
А как же эмоциональный интеллект, эмпатия, софтскилс, которых сейчас требуют и ждут от любого руководителя? «Ну я достаточно владею общением, чтобы человеку со мной было весело и интересно, – отвечает Костя. – А выяснять, у кого что болит, кого пилит жена, кого муж, у кого ребенок что-то там... Я с уважением ко всему отношусь, мне нужно просто сказать: «Константин Юрьевич, мне надо быть вот там-то и там-то, потому что у меня тото и то-то». – «Хорошо, окей». – «А еще мне надо быть там-то». – «А вот это нет, извините, потому что это уже многовато». Ну и все. Вы отвечаете за свое время, я – за свое. Я готов услышать, понять все, но выступать исповедником, медсестрой или еще кем-то я не буду».
Тем удивительнее, что, придя в Театр на Малой Бронной, Богомолов почти не поссорился ни с кем из старожилов. Точнее, так: если зубастые телеграм-каналы и пишут о его театре, то скорее о том, сколько постановок планируется в новом сезоне, сколько денег Роман Абрамович дал на ремонт исторического здания, ну или в крайнем случае о том, как автор премьерного спектакля этого сезона, режиссер Молочников, беспечно обращается со своим ковидом. Театр на Малой Бронной в глазах общественного мнения – безусловное место силы, а это уже победа нового худрука. В МХТ имени Чехова, в котором Богомолов, к слову, провел славные годы, – разброд, шатание и регулярные «увольнения» худрука Женовача. В «Гоголь-центре» Серебренникова тоже кипят страсти. Про МХАТ имени Горького мы лучше умолчим. А к Богомолову ничего не пристает, он будто тефлоновый. Как так? «Ну смотри, – объясняет он. – За сезон было уволено, наверное, человек пятнадцать, а то и больше. И много людей перешло на срочные контракты, прямо много. То есть процесс идет. Просто он происходит без скандалов, воплей и судов. Почему? Потому что это честная история. Придя сюда, я не стал ничего рубить сгоряча, не стал приводить сюда своих звезд. Я реально даю людям работу. И если люди заинтересованы, если они хорошо работают, то проблемы нет. Я привел других режиссеров, не стал использовать площадку для того, чтобы самому реализовать все свои мечты и проекты. Я только сейчас делаю «Бесов». Более того, не скрываю, что у моих «Бесов» ровно тот же бюджет, что и у других спектаклей. Бюджет в десять миллионов для большой сцены не должен быть превышен – это наш внутренний принцип. И я делюсь с актерами. Миркурбанов репетирует у меня, но я его отдал в «Бульбу» Молочникову. Нет никакой причины мне что-то вменить. Я с утра до вечера в театре, вхожу во все сметы, на свои деньги покупаю общую кофеварку и капсулы. С утра до репетиции захожу во «ВкусВилл», покупаю бананы, печенье, шоколад, воду, набиваю этим пакеты и приношу сюда».
Все вышеперечисленное сейчас стоит на столе в кабинете худрука – рядом с неожиданным аппаратом для обогащения крови кислородом, который в ковидном марте «посоветовала приобрести добрая душа». Аппарат, к счастью, так и остался нераспакованным.
А если актеру был дан шанс, но он им не воспользовался? «Тогда я вызываю его и говорю: «Вы знаете, вы ничего в театре не делаете. Вы не играете, на вас нет спроса, уже пришло энное количество режиссеров, которые вас не позвали. И мое личное мнение, что у вас нет в театре перспективы. При этом вы сидите на госденьгах, сидите на ставке. Вы живете в городе Москве, где много возможностей. Если вы хотите заниматься актерской профессией – ради бога, это ваше дело. Только освободите ставку, чтобы она была отдана кому-то другому, на кого будет спрос». И мне кажется, учитывая то, как я живу и себя веду – даже при всех моих хулиганствах, – это лишает людей аргументов спорить. Нет, я не золотой мальчик, на которого все это свалилось».
«Мне хочется, чтобы у меня тоже была травма. Ну почему все с травмами, а я без?»
В отличие от жены, Ксении Собчак, чей съемочный райдер мы в редакции регулярно читаем как поэму, у актера Богомолова райдера нет вовсе. У него нет агента, он сам ведет свои дела, соглашается, что делает это довольно небрежно, за что регулярно подвергается критике со стороны Ксении Анатольевны. С одной стороны, это плохо. С другой – это его органика. Он сам себе ассистент, юрист, домработница и, что уже совсем невероятно, водитель – притом что если что-то и водил за сорок пять лет своей жизни, то максимум электросамокат. Но когда впервые в своей биографии после свадьбы переехал за город и покатался несколько месяцев на такси, то сдал на права, купил белый «мерседес» и теперь водит сам. Хотя, казалось бы, сиди себе тихонечко на заднем сиденье, правь «Хромоножку и Ставрогина» или созерцай рублевских бесов. Но нет. Потому что час за рулем по Рублево-Успенскому шоссе – это богомоловская медитация. «Мой внутренний комфорт – помыть посуду самому, прибрать за собой кабинет, точно знать свое расписание, самого себя отвезти, знать, где стоит моя машина, контролировать, что я не выпиваю и поэтому в любой момент могу в нее сесть и поехать». Внутренний комфорт для него важнее, чем возможность перегрузить на кого-то свои дела. «Эта возможность и создает зону дискомфорта. А так я остаюсь для себя тем человеком, которым хочу быть».
Хотя это, конечно, тоже манипуляция. Всеми силами разграничивая «ваше и мое», утверждая, что чужое его не интересует, Богомолов тоже воздействует на других. «Понимаешь, моя профессия предполагает работу с человеческим материалом, психическим материалом, – объясняет он. – И в силу глубокой своей укорененности в профессии я уже не могу контролировать, когда профессиональное переходит в жизненное. То есть в любое мое общение очень сильно внедрились профессиональные ухваты. Честно говоря, я уже не помню, когда общение для меня было бы получением информации, энергии. В девяноста девяти и девяти десятых процента случаев это воздействие. И связано оно не с тем, чтобы помочь человеку, а чтобы получить свою выгоду. Моя выгода заключается в том, чтобы люди, которые рядом со мной, были лучше и круче. Профессия режиссера очень эгоистичная, диктаторская, но в ней заложен один очень положительный момент: если артисты на сцене хорошо работают, это твоя заслуга. Если они плохи, это тоже твоя заслуга, уже в кавычках. Я все время хочу кого-то улучшать – в соответствии со своим взглядом, естественно. Поэтому я так или иначе выполняю в общении функцию не психотерапевта, а некоего – отвратительная сегодняшняя профессия – коуча».
Я вспоминаю свое предсвадебное интервью с Ксенией Собчак, где она, переполненная любовью, рассказывала, как будущий муж помогает раскрыться ее творческому потенциалу. Нет, разумеется, он не подсказывает, кого снять в программе, какой вопрос задать и когда уйти на рекламу, чтобы эффект получился особенно драматическим. Просто он делает так, что она фонтанирует энергией. «Ну не знаю, – на секунду задумывается Костя. – Ксения и сама очень сильный человек и очень сильно на меня воздействует. Я могу сказать, что она меня очень многому учит. Не своим примером, а неким... Это труднообъяснимые вещи. Благодаря ей я становлюсь сильнее, с какими-то вещами справляюсь. Но хорошо ли я на нее влияю, не мне судить».
Автор: Ксения Соловьева
Вам может быть интересно:
Константин Богомолов_ — о театре, творческих планах и немного о _Ксении Собчак
Ксения Собчак_ — о свадьбе с _Константином Богомоловым
Все грани Ксении Собчак — на пяти обложках Tatler
А еще рекомендуем прочитать остальные материалы из ноябрьского номера Tatler — в App Store и Google Play.
