Старый серый пиджак на его худых костистых плечах походил на плащ-накидку. Чёрные брюки плавно переходили в лакированные туфли. Лицо больное. Почти беззубый пустой рот. Кожаные впадины вместо щёк. Острый, упрямо смотрящий вправо, сломанный нос. На голове вместо волос хлипкие останки былой пышной шевелюры. Несколько белых, почти прозрачных ростков, около ушей- локаторов. Вместо бровей две тонкие русые полосы. Ресниц нет, во всяком случае, их не видно. Глаза манящие глубокие жуткие зеленые, как изумруды, обрамлённые парой гусиных лапок. Они выражали силу, смелость и самолюбие хозяина, за столь долгий срок не потерявшего веру в собственное величие.
На сутулой спине мужчины в летах болтался коричневый кожаный ранец. Потёртый, местами утративший кусочки материала, рюкзак рассказывал о том долгом пути преодолений и невзгод, выпавших на долю его хозяина.
Сумка была полупустой. Повисшая на растянутых лямках, она при каждом шаге хлопала по худой костистой спине. Все отделы в ней, тем не менее, имели своё предназначение. Одежда, запасные туфли, лёгкий спальный мешок, чашка, ложка, нож, немного провизии, туалетные принадлежности - всё, в случае необходимости, являлось на свет в считанные секунды.
В руках у странника был белый чемоданчик. В нем хранились книги. Не больше десятка миниатюрных, напечатанных на прозрачной тонкой бумаге томов. Сплошь классические произведения. Иной раз, пусть и не охотно, путешественник признавал величие того или иного произведения, не желая при этом отдавать должное его автору. Помимо этого, в чемодане лежали обрывки бумаг, газет, тетрадные листы, небольшая записная книжка (старые, жёлтые страницы которой, казалось, вот-вот рассыплются, а перьевая ручка, закреплённая у корешка блокнота, прольётся и запачкает чернилами древние рукописи). Однако, этого не случалось.
Где-то в глубине дневниковых записей этот старый город уже был упомянут. Отмечены ныне почившие жители, внесено несколько корявых, но весьма точных иллюстраций. Сегодняшний облик того, описанного путником, места из прошлого, никак не сходился с тем, что возникал в голове худого старика. «Это не город, а мир меняется». – твердил он себе под нос.
Белоснежная точка в конце улицы обретала черты пышногрудой стройной блондинки. Сухой скиталец на её фоне выглядел, как воткнутая в землю коряга возле молодой березы.
- Зачем ты заходишь в города? – повелительным тоном поинтересовалась блондинка.
- Всегда ходил, чего теперь-то прекращать, – ответил старик.
- Людей нет. Твоя записная книжка не пополнится боле глупостями, людьми свершенными. Разве не радуется змей гибели ужаленной им добычи? Разве не это - цель твоего существования? Жестокий визитёр, пришедший, чтоб уничтожить!
- Но их убила ты, - тихо проговорил путник, - Змеи, дорогая моя, бывают разные. Ты взращиваешь и оберегаешь тех, кто убивает ради пропитания. Смерть ради жизни - парадокс вселенной. Я же гораздо чаще встречал на своем пути ядовитых змей, не обремененных лишениями. Их желудки не были пусты, а в сердцах таилась истинная жестокость. Они жалили и наблюдали за мучениями жертвы. Нельзя теперь упрекать меня в том, что я отравлял гадюк своим ядом. Соразмерное наказание. Всякому воздастся за грехи его, каждому причитается по его заслугам.
- Бесчестный зверь! – вспылила блондинка. От резкого взмаха головы её волосы растрепались и побежали по плечам и груди, – Ты говоришь о собственной справедливости, о воздаянии, но мой поступок не желаешь назвать даже праведным гневом! Честь матери, желавшей сохранить жизнь себе и своим детям!
- Убить одних детей, дабы жили другие. Поступок, достойный лучшей из матерей.
- Ты не только жесток, но ещё и глуп.
- Не спорю. Мучить, искушать, наслаждаться, пусть и со свойственной мне язвительностью, человечеством и их миром - жестоко. А ты стёрла их. Была в силах раздавить букашку, и наступила на неё. Правосудие Матери Природы! Наказала! Безжалостно.
Седой старик уходил. По щекам его катились слёзы. Потерянное человечество не встретится ему на пути. Он будет жалеть о нас. Заблудших. Пропавших. Только ему и будет не всё равно.
Он - дьявол.
Цикл рассказов "О конце", рассказ второй.