Этот резонансный случай мне рассказала коллега. Ольга Юрьевна работает школьным психологом, но даже ей не удалось мирным путем урегулировать конфликт, участниками которого стали семья, состоявшая из матери-одиночки и её сына, воспитанники коррекционного детского сада и их родители, работники детсада и в какой-то степени система дошкольного образования.
Димасик - сын Ольги Юрьевны - оказался в коррекционной группе в детском саду из-за дефектов речи. Учреждение числилось на хорошем счету, имело дополнительное финансирование, в нём велись развивающие занятия, имелся логопед, так что место достать в этот садик было непросто. Димасик с удовольствием посещал детский сад лет до пяти, пока в группе не появился новый ребёнок. Матвей, назовём его так, с первых же дней стал настоящей головной болью детей, воспитателей и родителей.
Да что такого может сделать один малыш! - удивится мой читатель. Начну по порядку. Редкий ребёнок обошёлся без травмы с появлением Матвея. Димасик, например, разбил нос. Случилось это так. Съев свой обед, Димасик встал из-за стола и понёс тарелки к специальному столику. У них в группе был такой порядок. Малыш старательно нёс посуду в обеих ручках, поэтому не заметил, что Матвей подставил ему ногу. Димасик упал, не успел подставить ручки и разбил себе нос. Матвей мог подойти к играющим, выхватить какую-то игрушку, и если ребёнок начинал сопротивляться, он бил тем, что попадалось ему под руку. Конечно, после нескольких эпизодов начался родительский ропот. Пика он достиг, когда Матвей во время приёма пищи нанёс одному из ребят травму вилкой!
Ни одного занятия воспитателя с детьми Матвей проводить не давал, они случались только тогда, когда мальчик заболевал. Если воспитатели пытались корректировать поведение Матвея, он начинал так биться, судя по всему, в каком-то припадке, что его с трудом удерживали взрослые женщины, а потом он, как тряпочка, несколько часов лежал в кабинете медработника, не двигаясь и не реагируя ни на кого. Даже нам, неспециалистам, очевидно, что у ребёнка было серьёзное психическое отклонение, что общеобразовательное учреждение для его воспитания не подходило, а обычные воспитатели не обладали соответствующей методической базой, чтобы работать с Матвеем.
Так что же родители, воспитатели, заведующая детсадом и даже управление образования нашего города? Почему не предприняли никаких мер? Предприняли и неоднократно! Были беседы родителей с матерью Матвея, воспитателей, детсадовского медработника, заведующей с ней же, были коллективные обращения родителей в управление образования. Ни-че-го! Мать Матвея упорно делала вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит, избегала общения со всеми участниками образовательного процесса до последнего момента, пока её не загоняли в угол. По мере того, как накалялся градус в общении с родителями, менялась и её риторика от "я поговорю с Матвеем" до " сами вы больные, идите, сами знаете, куда". Дело в том, что без разрешения матери только на основании рекомендации работников детского сада показать Матвея психолого-медико-педагогической комиссии было невозможно, а мать, конечно же, согласия не давала. Поэтому официального диагноза у мальчика не было.
Отчаявшись добиться какого-то решения проблемы с Матвеем, заведующая д/с записала на телефон один из приступов мальчика, явилась с записью в УО, спрашивая руководство, что же ей делать. Те сочувственно посмотрели видео, покивали, но дали понять, что без разрешения матери на видеосъемку несовершеннолетнего они все рискуют встретиться в суде за нарушение прав ребёнка. Правда, вызвали мать Матвея и проинформировали, что для всех будет лучше (и в первую очередь для ребёнка), если она перейдёт либо в режим домашнего воспитания, либо в спецучреждение для детей с отклонениями в разитии. Первое предложение её категорически не устраивало, второе вроде как заинтересовало, но она тут же дала задний ход, как только узнала, что это спецучреждение находится в столице республики. Она не хотела отдавать сына в интернат, не хотела и переезжать в другой город. Мама Матвея опять включила режим "мой сын нормальный, сами вы такие".
Шел второй год этого бега по кругу. Терпению родителей пришёл конец, когда Матвей нанёс одному из детей травму вилкой. Несколько отцов остановили женщину около детского сада и поговорили с ней языком угроз, намекая, что много трагических случайностей может произойти с некоей упрямой женщиной, если её ребёнок продолжит ходить в одну группу с их детьми. Она их поняла. Оставшиеся до школы полгода Матвей в садик не ходил, но саму мать видели в городе с сыном, значит, в спецучреждение она так и не отправила ребёнка.
И тут возник резонный вопрос: какому же учителю достался ком нерешённых с Матвеем проблем в первом классе? Страшно даже подумать!
Конечно, можно понять одинокую женщину с больным сыном. А теперь представьте, что травма нанесена вашему ребёнку. Чувствуете, как улетучивается понимание? Каково это: привести ребенка в садик утром весёлым и здоровым, а забирать вечером испуганным, заплаканным и травмированным? Неприятно и то, что законными методами родители решения вопроса так и не добились. Права одного больного ребёнка оказались защищены лучше, чем права целой группы здоровых детей. Обвинить же работников сферы образования в бездействии тоже нельзя. Они всё сделали, что могли, в ситуации с Матвеем и его матерью. Выделить же отдельного воспитателя, который прелупреждал бы все попытки больного мальчика нанести вред здоровью других детей в группе, невозможно.
Как вы видите решение проблемы пребывания в одной группе здоровых детей и агрессивных детей с отклонениями в развитии? Приходилось ли вам сталкиваться с чем-то подобным? Поделитесь с нами своим видением вопроса.