Всё-таки ковид болезнь особенная. Понимание этого пришло позже, когда, избежав тяжёлых осложнений я выписалась из стационара.
Начиналось всё с того, что весь март и апрель пришлось соблюдать режим самоизоляции. Читала, вышивала, растолстела. Не верилось, что коронавирус реальность. Во всех альтернативных источниках информации звучало, что это чьи-то происки, а серьёзной опасности нет. Однако, я как законопослушная гражданка повиновалась объявленному карантину, но заболеть не боялась. Переживала за огород и в середине мая, когда мужу дали отпуск, мы переселились в деревню. Вскоре и внуки приехали, то есть началась обычная дачная жизнь: кухня, обязательное чтение вслух после обеда, интеллектуальные игры, грядки, велосипеды. Одним словом, воспитательный процесс, обусловленный моей идеей – пока жива, буду прививать внукам всё, что считаю полезным для их духовного и физического развития, шёл полным ходом. Однако это должно было подкрепляться вкусными обедами, полдниками, завтраками и ужинами. Старалась изо всех сил вкусно и полезно кормить своих любимых. Для этого раз в неделю приходилось ездить в город за продуктами, т. к. ассортимент деревенского магазина меня не устраивал. Доездилась…
В конце июля я слегла. Поначалу ничего серьёзного, небольшой кашель, температура, но, настораживали выраженная общая слабость и сильные боли в мышцах и суставах, которых раньше никогда не было. Жаропонижающие и народные средства не помогали и пришлось вернуться в город, забросив все дачные дела. Мне повезло в том смысле, что я болела летом, когда и врача на дом можно было вызвать без проблем и «скорая» приезжала быстро. Несмотря на проводимое амбулаторное лечение, моё состояние ухудшалось, я стала задыхаться. Пришлось сделать КТ, на которой выявили 2-х стороннюю интерстициальную пневмонию с 40% поражения лёгких и в тот же день меня госпитализировали. Анализ на ковид тоже оказался положительным. Первые два дня в стационаре я плохо помню, было очень тяжело. Несколько раз даже приходили мысли о смерти, но без паники. Просто думала, что, наверное, умру.
К 9 мая мы с внуками учили стихи фронтовых поэтов. В самые тяжёлые минуты болезни на ум приходили стихи Константина Русиневича – «Ангел смерти».
Надо мной ангел смерти летал,
Оперением чёрным блистая,
И свистел раскалённый металл,
Только мимо, как волк завывая.
Заканчивалось стихотворение так:
К моему прикоснулся плечу,
Оглядел меня взором усталым,
И промолвил:
Потом прилечу…
Но когда прилетит не сказал он.
Пусть, кому-то покажется смешным, что военные стихи мне приходили на ум, но это тоже была борьба за жизнь только не на поле боя, а на больничной койке. Однако Ангел смерти облетел меня стороной. Для этого было сделано очень много: мне ставили капельницы, внутримышечные уколы, давали таблетки, была постоянная кислородная поддержка, то есть я дышала кислородом через маску. Испытывали на мне новый индийский противовирусный препарат ремдесивир (им, кстати, Трампа лечили), но оказалось, что он малоэффективен при этом вирусе. Наконец температура и сон нормализовались, исчезла одышка, улучшились анализы и, меня выписали.
Вернувшись домой, я первым делом посмотрела на себя в зеркало и увидела в нём исхудавшую бледную старуху. Это было ужасно. На следующий день я сгоряча приступила к своим обычным домашним обязанностям, но оказалось, что они мне не по силам. Состояние общей слабости продолжалось ещё целый месяц. Кроме всего прочего совсем не хотелось читать, вышивать, с кем-то общаться даже по телефону. Отсутствие удовольствия от дел, которые ранее приносили радость – это депрессия. Я за свою жизнь, конечно, болела, но такого состояния никогда не испытывала. Целый месяц я чувствовала себя несчастной, никому ненужной, мне всё время хотелось плакать, и я плакала, повергая в ужас мужа, детей и внуков.
Из всех симптомов заболевания, которые сейчас всем хорошо известны меня донимала жажда, которая на фоне высокой температуры была объяснима, но она продолжалась и при нормальных значениях термометра. Обыкновенная вода казалась ужасно солёной, а пить всё время очень хотелось. «Вот разгильдяи, – думала я о своих детях, которые передавали мне в больницу морсы и сладкие компоты. - Сахар с солью что ли перепутали, - с раздражением думала я о них». Невыносимо солёными мне казались все напитки. Изменение вкусовых ощущений – казалось бы, что тут такого, ерунда. Однако это превращалось в муку. Пить хочется, а пить не можешь…
Но самым загадочным и зловещим в этом заболевании было то, что мой нательный крестик приносил мне дополнительные страдания. До госпитализации и потом в стационаре приходилось всё время лежать, потому что как я уже говорила, не было сил. Мой красивый маленький крестик впивался мне в шею, в грудь, в лицо… Как бы я его не поправляла, он обязательно опять начинал колоть меня, будил по ночам. И кто-то шептал мне: «Сними, ничего не случится…» Я сопротивлялась напрягала силы, чтобы препятствовать этому наваждению и это на фоне ночных кошмаров казалось нападками бесов и придавало моим ощущениям и борьбе мистический смысл. Когда моя церковная подруга утверждает, что эта напасть – наказание Божье всем за ту греховность, в которую наш мир с наслаждением погрузился, я не спешу ей возражать.
При других заболеваниях я никогда не теряла самообладания и, если только не спала, всё время старалась молиться. На этот раз всё было иначе, я уже говорила о том, какие трагические стихи приходили на ум, а все молитвы, псалмы, которые знала наизусть я забыла. Твердила только: «Господи помилуй». Иисусова молитва самая важная и её нужно творить непрерывно: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй меня грешную». В ней есть самое главное, что нужно для нашего спасения и непрерывная молитва приближает к этому. Конечно, такое по силам только высоко духовным людям. А остальным, вроде меня надо хвататься хотя бы за обрывок этого великого текста, что я и делала. Через несколько дней я смогла читать и молилась по книге. Могу свидетельствовать, что люди даже далекие от церкви в критические моменты жизни тоже начинали молиться. Однажды один из докторов (а их было несколько, потому что они работали по сменам) нам всем сказал неуверенно: «Молитесь, говорят помогает». Он молодой человек не подозревал, что все в нашей палате, молились кто как умел.
Во время смертельной опасности люди в обычных условиях неверующие, хватаются за молитву, как утопающий за соломинку. Вот ещё один пример из жизни и недавнего прошлого. В нашей военной организации, где я работала, готовилась к командировке в Чечню группа офицеров. Среди них был и наш коллега военврач - Евгений Иванович, совершенный атеист. У нас с подругой, тоже доктором, с ним были всегда дружеские и очень тёплые отношения. И вот наш любимый Е. И. отправлялся на войну. Преодолев его сопротивление, мы надели на него крестик, потому что он был крещёным, но крест не носил. Как известно, кто без крестов - тот не Христов. В нагрудный карман положили переписанный от руки псалом 90. Кстати, во время ВОВ практически у всех защитников страны были такие листочки. Их переписывали матери, жёны, невесты и бойцы прятали их в нагрудных карманах гимнастёрок. Такой отцовский листочек с переписанным «Живый в помощи» хранится у меня как военная реликвия. Отец не расставался с ним всю войну. В Чечне шли активные боевые действия, и мы с подругой молились за своего коллегу. Через два месяца срок командировки закончился, и наш боевой военврач вернулся целым и невредимым. Он, как оказалось, был в самой гуще боевых действий, часто попадал в ситуации довольно сложные и даже критические. Однажды он сказал о том, что на войне неверующих нет, молились все от солдата до генерала, впрочем, не афишируя этого. Поведал он нам и то, что, когда офицеры выпивали, первый тост был за Георгия Победоносца – покровителя воинства.
Ещё одна особенность этой напасти – нет или почти нет контакта с врачом. Вернее, контакт есть, но он «наоборот». Я сама врач и за многолетнюю практику уяснила на сколько важны для больного человека доброе слово, сказанное лечащим врачом. Как важно сесть к больному на кровать, взять его за руку и этим прикосновением утешить или вселить надежду, подбодрить. Странно это выглядело. Мы – болящие видели своих докторов несколько минут за целый день. Мы понимали, что они предельно загружены, что поток больных не прекращается даже по ночам. Все сотрудники были облачены в одинаковые защитные костюмы белого цвета и были похожи на пингвинов. Если пингвин появлялся со шприцами, значит это медсестра. Если со шваброй, значит это санитарка пришла делать влажную уборку. Врачи же, забегавшие к нам на несколько минут, были неузнаваемы. Иногда сквозь приоткрытую дверь мы наблюдали проносящиеся в сторону реанимации каталки, бегущих рядом с ними наших дорогих «пингвинов», и теперь они казались нам ангелами, летящими на помощь. Странное ощущение больного, которому самому нужна поддержка, озабочен тем, чтобы помочь своему доктору имени, которого ты даже не знаешь. Я ни в коем случае не осуждаю коллег, они ни в чём не виноваты. Виновата эта инфекция, малоизученная и поэтому ещё более опасная, и «оптимизация» медицины, проведённая в стране бухгалтерами, которые низвели мою любимую профессию до уровня сферы услуг. Сократили до самых невероятных пределов количество ставок в поликлиниках и больницах, количество коек в стационарах. Доктор обязан теперь выполнить план, от которого зависит его зарплата. Планы чаще всего неподъёмные, и на больного некогда даже взглянуть, не то, что поговорить с ним. Гораздо большее внимание уделяется всевозможным «бумагам». Как коршуны над полем боя нависают над медиками страховые кампании, которые из-за какой-нибудь запятой в карточке или в истории болезни, ничего не значащей ни в диагностике, ни в лечении, накладывают штрафы как на самого доктора, так и на всё медучреждение. Доктора вынуждены работать на несколько ставок, а это, часто отражается на качестве. Помните закон диалектики? Количество обязательно переходит в качество.
Мы, больные, всё понимали и не роптали. В измученных глазах наших «ангелов» мы читали мольбы о прощении, читалась в них и тревога. Тревога за нас, за свои семьи, за себя. Чаще всего глаза были красными от перенапряжения, а может быть от слёз. Мы, их пациенты, едва отойдя от того морока, в который погружало это заболевание, старались их утешить, подбодрить, сказать, что-нибудь хорошее. Мы молились и за них тоже, чтобы они не заболели, чтобы Господь давал им силы бороться, чтобы не завладело ими уныние, которое есть страшный грех.
Господи помоги всем моим коллегам! Господи избави нас всех от этой бесовской напасти – коронавирусной инфекции. Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас грешных.
© Елена Шилова
2020 год, декабрь