Ветер задувал нешуточный. Он приносил откуда-то из мутных глубин вечернего неба пригоршни похожего на битое стекло снега и швырял эту колючую крошку прямо в лицо, норовя запорошить глаза. Но мужчина стоял, упрямо повернув лицо против ветра — в ту сторону, откуда должен был появиться автобус. Его пожилая коренастая фигура выражала терпеливое величие. Судя по всему, этому человеку приходилось и не такое переживать.
Силантьев вежливо кашлянул.
— Давно ждете? — спросил он в широкую спину незнакомца и притопнул войлочными ботами, будто замерз (на самом деле, конечно, не успел — до остановки было всего-то два дома ходьбы).
Мужчина неторопливо развернулся к Силантьеву всем своим основательным корпусом и, чуть помедлив, весомо произнес:
— Здравствуйте. Минут двадцать. А то и больше.
— Понятно, — Силантьев качнул головой. — Ну, подождем, что поделаешь.
Мужчина приподнял бровь, но промолчал.
— А вы, кажется, не местный, — через некоторое время снова заговорил Силантьев.
— С чего вы решили?
— Да сразу видно, — хихикнул Силантьев. — Не знали, что нужно к половине шестого подходить. Автобус-то в шесть тридцать будет, никак не раньше.
— Гм, — проворчал мужчина и отвернулся, но Силантьев продолжил:
— Да и не видел я вас тут не разу. К нам чужие редко заглядывают... А с транспортом совсем плохо стало, точно! Оно и понятно — теперь всё на рельсу переводят...
— Вы считаете, это плохо? — вдруг серьезно спросил мужчина.
— Нет, что вы! — Силантьев махнул рукой в вязаной варежке, будто отгоняя муху. — Я ж не против! Даже так скажу: не моего это ума дело. Государству всегда виднее! Только когда еще трамвай-то по нашей улице пустят... А мне до работы не близко. Летом еще ладно, а зимой?
Мужчина издал неопределенный звук, который был принят Силантьевым за согласие.
— А вы чем, простите, занимаетесь? — состроив заинтересованную мину, поинтересовался Силантьев.
— Я кондуктор, — весомо, с мыслью во взгляде ответил мужчина.
— Надо же! — обрадовался Силантьев. — Я тоже люблю это дело! Полтора года назад в кондукторский кружок записался. Приятно, что ни говорите, почувствовать себя хозяином жизни, так сказать, лучшей частью общества. Прикоснуться. Охота, рыбалка — все не то...
— Нет, — перебил мужчина со смесью скуки и всепрощения. — Я настоящий проводник, в штате.
Силантьев застыл с открытым ртом, и ветер немедленно вогнал туда порцию мелкого снежного порошка.
— Господи! — наконец очнулся Силантьев. — В штате! Да что же вы сразу-то... — Силантьев потянулся к руке кондуктора, намереваясь то ли пожать ее, то ли облобызать. — Ох, батюшки... А как же вас, простите, по имени-отчеству?
— Иван, — пряча руку за спину, ответил собеседник. — Просто Иван. Мы с вами, похоже, ровесники.
— Да-да, — согнулся в подобии поклона Силантьев, — Конечно! Я Дмитрий... Силантьев. Ну и дела! Вот как оно бывает! На остановке!
Иван теперь глядел на Силантьева с презрительным любопытством — так, наверное, можно следить за бегающими по полу тараканами.
— Ладно, — наконец протянул он, — будет вам!
Силантьев охнул и вжал голову в плечи.
— А позвольте, — произнес он, глядя на кондуктора как-то снизу вверх (при том, что оба были примерно одинакового роста), — поинтересоваться, Иван... э-э-э... спросить как у профессионала... Какой он сейчас, пассажир? В среднем, то есть... Отличается?
— Это смотря с чем сравнивать, — пожевав в основательной задумчивости сизыми губами, ответил кондуктор Иван. — Если с прошлыми годами, то одно...
— Сейчас вот, сейчас какой он, пассажир? — притоптывал в нетерпении Силантьев.
— Сейчас, — повторил с сомнением Иван. — Ну, теперь пассажир зимний пошел. После новогодних праздников он всегда самоуверенный такой, крепенький. Плотный. Отъелся, жирок нагулял. Осмелел пассажир (кондуктор на этих словах басовито хохотнул), вплотную подпускает. Подойдешь, бывает, осторожно к нему, в глазки-то заглянешь — сидит, не шелохнется! А в глазках-то, в глазках будто даже ум теплится, сознание какое-то...
— Скажете тоже, — подобострастно взвизгнул Силантьев, — сознание! Какое у нас, пассажиров, сознание! Брюхо бы набить да махнуть пару остановок, рубля не заплатив...
— Этого не позволяю! — окаменел лицом Иван. — Шалишь, брат!
— Нет-нет... Это ж я так, — попятился, опустив глаза, Силантьев, — вы уж, господин штатный кондуктор, простите мне шутку... Глупо пошутить изволил! То есть... Извините, ради бога!
Лепеча оправдания, Силантьев продолжал пятиться куда-то во тьму, к редким квадратам тусклых окон. Лицо кондуктора утратило каменную суровость.
— Куда ж вы? — растерянно спросил он.
— Не держите зла,— донеслось из пронизанной снежными нитями темноты.
— Да я не держу ничего! — воскликнул кондуктор. — Эй! Э-э-й! Как вас там... Дмитрий!
Прислушался. Ни слова в ответ, только ветер взвыл, будто тоже сказать хотел.
Кондуктор вздохнул, неразборчиво выругался и развернулся всем своим заснеженным корпусом в ту сторону, откуда должен был появиться автобус.
---
Другие рассказы и сказочки: