Роман. Продолжение
Этого странного и опасного в этот вечер и попробовала Лора. Ей так хотелось вернуть расположение Игоря, что она готова была на все. Она не удивилась, что компания у них была маленькая, что без лишних слов – будто она виновата в чем-то! – было разлито вино по пластиковым стаканчикам, что вместо сигарет достали одну беломорину и пустили ее по кругу. У Лорки от первой затяжки в первое мгновение закружилась голова, во второе она уже стояла на четвереньках и хохотала, как сумасшедшая, до колик в животе. А потом занавес опустился, и она не помнила, как закончился этот день.
Она проснулась в комиссарском корпусе, в захламленной комнате Игоря Соловьева, на узкой кровати, с продавленной чуть не до пола сеткой, с несвежим бельем, от вида которого ее затошнило. Лора заглянула под простынь и все поняла. На ней не было одежды. Только носки.
Ей было стыдно и больно, и страшно гудела голова. К счастью, в комнате никого не было, и она выползла из-под простыни, нашла свою одежду, грязную и рваную, с брезгливостью надела на себя, и выскользнула за дверь.
Когда Лорка отмылась в пресном ручье, отдраила пучком травы с кусочком розового обмылка, найденного на деревянном отмостке, грязные пятки, съела две таблетки аспирина и выпила стакан горячего чаю, ей полегчало. Правда, работу пришлось пропустить, за что по головке не погладят: ладно, что в табеле на зарплату пропуск нарисуют, так еще и пристыдят вдоль и поперек, и никакой комиссар Соловьев не спасет.
Странно то, что ей не было стыдно. Ну, разве что чуть-чуть – перед собой. И еще немного – перед отцом, который хоть и не знал ничего, но ей казалось – все видел.
Совсем не было стыдно перед матерью и отчимом. Она даже рада была, что так славно отомстила им. «Здравствуй, взрослая жисть!» - сладко потянулась Лорка, и захлопнула книжку, которую на пляже читать было невозможно из-за слепящего солнца.
-… Вот. Это было начало. Но узнал я об этом поздно. Лорка не афишировала, что у нее появилась тайная жизнь, при мне была такой, какой была всегда. А Таня с Константином Ильичем не видели, что с ней происходит. Дальше – больше… - Гронский с трудом подбирал слова – Лада это хорошо видела. «Слепые» бывшая жена и ее новоиспеченный муж заслуживали других, тех, которые он произносить не умел. – Когда Таня прибежала ко мне в слезах и соплях, и сообщила, что Лорка связалась с наркоманами, дочка уже действительно увязла по самые уши. И чего мы только не предпринимали! И больница дорогая, и колдуны какие-то, и на три месяца в Испанию – в лагерь специальный. А толку – ноль! Из дома вынесла все, что смогла. Костя – Танин муж, по морям мотаться перестал, сидел дома и охранял нору. Но стоило ему отлучиться в душ или в туалет, как Лорка хватала то, что плохо лежит, и три дня ее искали по дворам и подвалам! Отчима она капитально разгрузила: перстень-печатка золотой, размером в полкирпича, часы швейцарские, запонки золотые с камнями, зажигалок штук пять! Ой, всего и не перечислить! Но, видимо, он любил Таню, раз, несмотря на такое разорение, не ушел от нее. Но Лорку пару раз приложил лбом о стену. Я с ним разбирался по этому поводу, но у меня рука не поднялась… Я же понимаю, ему обидно… Но я-то любил ее! Это он спросил меня: «Как ты можешь любить эту сволочь?!» Наверное, и ты вправе спросить меня сейчас: «Как ты любил эту сволочь?!»
Лада вздохнула.
- Я знаю, что значит «любить эту сволочь», Паша. Как никто другой знаю… - Она хотела сказать, что знает это на собственном опыте, что в доме у нее такая же невыносимая «сволочь», которую она любит больше жизни, но не успела. Гронский остановил ее жестом:
- Лада, если бы меня спросили: согласен ли я жить, как на вулкане, врезать в свою комнату железную дверь, чтобы прятать за ней телевизор и шубу, носить зарплату в кармане, пришитом на трусы, шарахаться в прихожей от темных личностей, бояться звонков и стесняться соседей, и при всем при этом любить свою несчастную дочь, я бы сказал, не раздумывая: «Да!!!» Потому что я жил бы с надеждой…
Лада хотела сказать ему, что он почти слово в слово повторяет ее мысли, которые она никому, даже лучшей подруге, не могла доверить. Потому что однажды, доверив это любимому человеку, тут же потеряла его. Потому что это хоть и болезнь, но она хуже излечимого стыдного сифилиса, а многие так и не определились с тем, болезнь это, или преступление.
-… А сегодня, Лада, передо мной уже не стоит вопрос – «да» или «нет», потому что все уже в прошлом, - Гронский поднял глаза, как у больного щенка, наполненные слезами. – Сегодня сорок дней, как Лора ушла, и я не могу себе простить, что не уберег мою девочку, такую ласковую, как котенок, умную и красивую.
Когда они перепробовали все, что можно, и опустили руки, Лора вдруг словно проснулась. Она перестала огрызаться и хамить Тане и Константину Ильичу, и даже попросила прощения за все. Они ей, конечно, не поверили. Переглянулись, и быстро перепрятали самое дорогое: мать – свой кошелек, отчим - борсетку.
Лорка усмехнулась, заметив домашнюю суету.
- Мам, ты извини, что вынуждаю вас в прятки со мной играть. Я отвернусь, а вы перепрячьте получше, а то я все видела!
Татьяна дерзости этой не выдержала, накричала на дочь, и указала ей на дверь. Отчим не заступился, не остановил.
Лорка вышла на улицу, в февральскую метель. Идти было некуда. Отец уехал в Израиль, бабка Альбина отпадает без него – мозг съест! Всё! Идти некуда. Друзей и подруг нет. Никого нет!
Лорка спустилась в подвал. Она и раньше бывала в нем, но ей было куда пойти из этого подвала. А сейчас – некуда. Пока отец не вернется, некуда. Ему она скажет, что по-серьезному хочет завязать, и готова на все, хоть в монастырь, только побыстрее.
Лора прикинула, что продержаться ей нужно неделю. Только до приезда отца.
В подвале было холодно и влажно. Согреться можно было только сидя на трубах. При этом одному месту было горячо, а другое леденело.
К вечеру в подвале появился Вадик. Лорка знала его, приходилось сталкиваться. Вадик принес еды, и еще кое-чего. Он устроился на трубе перед деревянным ящиком, служившим столом, под тусклой лампочкой, разложил на нем съестное и «лекарство». Лорка наблюдала за ним издалека. Вот он, расплескивая воду, наполнил чайную ложечку, аккуратно вытряхнул в нее содержимое фунтика от сигарет, чиркнул зажигалкой и подержал ложку на огне…
Лорка встала с трубы. Затекшая нога не хотела идти, и она замешкалась. Вадик понял ее замешательство по-своему, вздохнул и позвал:
- Ну, иди уж, бедолага…
Лорка хотела отказаться, и от еды, и от «лекарства», но сил не хватило сказать «нет». Сил хватило на беспомощное «спасибо»…
- …Ну, и что, батю неделю тут дожидаться будешь?
- А что делать? Домой не пустят…
- Пустят. Иди домой, Лорка. Не подвальная ты, подохнешь тут за неделю. Сейчас тут только я, а через час гопота подвалит. Не знаешь ты, на что эти дикобразы способны! Ты ведь всегда была при деньгах. А как девочки зарабатывают на дозу в подвалах, знаешь только по рассказам. Не, ты не сможешь. Иди домой, переживи неделю, и, раз решила завязать, проси батю помочь. Батя поможет…
- Батя поможет… - Лора не сомневалась в этом.
Дома не открыли.
Мать и отчим ругались за закрытыми дверями. Лорка долго звонила, они не могли не слышать, но даже не подошли, не спросили. Закрылись на задвижку, чтобы Лорка не могла открыть своими ключами.
Лорка знала, откуда этот метод борьбы с ней. Мать ходила в какое-то общество, где родителей обучали общению с детьми-наркоманами. Одно из правил, которое Таня вынесла оттуда: выгнать наркомана из дома, и не пускать обратно. «И, даже выйдя утром из квартиры на работу, и, увидев под дверями собственного ребенка, отодвинь его в сторону, и уходи. Пусть знает, что дома у него больше нет. У него он может появиться снова, но при одном-единственном условии: полной трезвости».
С последним Лорка не могла не согласиться. Она все понимала: кому нужна в доме дочь-наркоманка? Она понимала. Только справиться сама не могла с бедой, а помощи ни от кого не было.
«Отец поможет…», - снова повторила про себя Лора.
Она села на грязные ступеньки, прислонилась к холодной обшарпанной стене, и не заметила, как задремала.
Часа через полтора дверь в их квартиру открылась, Таня с помойным ведром прошлепала к мусоропроводу, который находился на один лестничный марш ниже.
Лора тихонько поднялась со ступеньки и скользнула в квартиру. Она на цыпочках прошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь.
Скандал разыгрался утром. Таня обнаружила дочь, и учинила ей допрос. Лора не отвечала, и ее молчание вывело мать из себя.
- Собирайся и вываливайся из дома! – скомандовала Таня. – Хватит издеваться над нами!
- Мам, я не могу сегодня, я, кажется, заболела… Температура у меня… Мне нужно позвонить бабушке… - Лора собрала волосы в хвост, и на тощенькой ее спине под светлой выношенной пижамой, словно крылышки ангела выступили острые лопатки. У Татьяны ком встал в горле, но она наступила на свою жалость, как учили в обществе для родителей, ведущих войну с детьми-наркоманами. «Война! До последнего вздоха! – учила зависимых родителей волевая женщина со старомодной халой на голове. – Чем жестче, тем лучше для всех! Не жалейте! Гоните из дома! Пусть земля горит под ногами, чтоб понимали, что надо менять в корне жизнь. А если не хотят – пусть умрут!»
Таня помнит, как женщины в группе рассказывали, что каждая из них в минуты отчаяния думала о своем ребенке: «Лучше б ты умер! Кольнулся так, чтоб на раз! Лучше переплакать один раз, чем рыдать каждый день!» Таня не готова была с этим согласиться, но, что греха таить, и ее такие мысли посещали, когда Лорка закатывала истерику, выпрашивая деньги, когда была уличена во лжи, поймана на воровстве.
Нет, вариант с «переплакать один раз» не для Тани. Тем более, негоже проклинать своего ребенка и говорить ему: «Что б ты сдох!» Не по-божески это! Если Всевышний сделал ее такой, значит, так нужно. А вот отправить из дома, чтоб поняла, что с такой, какая она сейчас, Таня будет отныне бороться!
Все это она выложила Лорке. В спину. Прямо в лопатки, похожие на крылышки ангела. Она увидела, как зябко передернула дочь плечами. Ей показалось, что она издевается над ее словами. Заболела?! А кто виноват? Сама виновата! Да еще вопрос: чем заболела!!! Нечего придуриваться!
Татьяна решила выпроводить Лорку из дома во что бы то ни стало. Она позвонила на работу, извинилась, и сказала, что задержится, по семейным обстоятельствам.
Пока Лорка шарахалась по кухне, подогревая чай, Таня пошарила в карманах ее куртки и нашла ключи от квартиры, которые бросила в свою сумку.
Потом отправилась в кухню, стуча каблуками по кафелю.
Лорка сидела за столом, и ковырялась в коробке с лекарствами.
- Ма, у нас есть аспирин быстрорастворимый? – хрипло спросила она.
- У нас – есть! – зло ответила дочери Таня. – У нас! А ты, если болеешь, могла бы сама позаботиться о таблетках!
Она нашла цветной круглый пенальчик с шипучими таблетками, вытряхнула на ладонь две штуки, кинула их в стакан с водой. Таблетки заплясали, пуская пузырьки. Лорка выждала, когда они растворятся до конца, и мелкими глотками, морщась от бьющих в нос пузырьков, выпила воду.
Потом взяла трубку домашнего телефона, набрала номер, дождалась соединения и поздоровалась:
- Ба, привет! Это я…
Послушала, слегка отодвинув трубку от уха, что в ответ на приветствие выдала Альбина Борисовна.
- Ба, ну, не лечи меня! Если честно, голова раскалывается! Нет, не от этого! Простыла я! Не ори! Ба, когда папа приедет? Завтра? А во сколько? Ага, хорошо. Скажи ему, чтобы он мне позвонил. Да… Я буду ждать. Пока…
Лора положила трубку на стол, и ее тут же подхватила Таня. «Сейчас спрячет…» - Подумала Лора тоскливо.
В кухню выполз отчим, Константин Ильич. Увидев Лорку, запахнул поплотнее свой сине-белый полосатый халат, скривился, кинув взгляд на жену. Она в этом взгляде точно прочитала то, что он хотел сказать: «Вот, етить, день начинается, а? Это что, я сегодня опять не …выходной?! Я давно уже не выездной! Забыл, что такое отпуск! Так теперь я и из дома выйти не могу! Уйду к чертовой матери, в свою квартиру!!!»
Таня все это уже сто раз слышала. И от последней фразы ей становилось плохо. Если Костик уйдет в свою квартиру, это конец! Не Костика конец! Он–то один не останется. Это Танин конец!
- Полечилась?! – спросила она, скосив глаз на Костика, который заваривал себе кофе. – Пошли!
- Куда? – спросила Лора.
- Мне все равно – куда! Куда хочешь! – Таня увидела, что Костик одобряет ее решительные слова.
- Ма, я болею, - прохрипела Лорка. – Я сейчас лягу, буду спать. А завтра папа прилетит, позвонит мне, и все решит.
- Вот, завтра и поболеешь при папе! Собирайся! – Татьяна была непреклонна, а Костик одобрительно кивал головой.
- Мам, а куда мне идти? – голос у Лорки задрожал от обиды. – Это ведь и мой дом!
- Дом твой? А то, что ты обнесла этот дом, как последний урка?!! – Таня завелась и перешла на повышенный тон. Каждый ее вопль в пространстве одобрял Костик – кивал лысиной, спокойно попивая кофеек.
-… Вот и всё. А дальше было всё мерзко, чего я Татьяне никогда не прощу, - Павел чуть пальцы не сломал, выворачивая их. – Она выкинула Лорке куртку и сапоги. На лестницу выкинула. И ее следом вытолкала. Я бы этого не узнал, но соседка – свидетельница этого, мне сама всё рассказала. Ключи Таня у нее отняла. Лорка подобрала выброшенные вещи и поднялась этажом выше. А там - как будто специально! - она увидела приоткрытую дверь на технический этаж. Туда она и полезла. А через час Лорку нашли на тротуаре…
В жизни можно всё исправить: «двойку» по алгебре, испорченную стрижку, неудачный брак. Абсолютно всё! Кроме того, что перестает существовать, потому что виной тому была смерть.
Продолжение следует