Так я приступила к регулярным поездкам на подкачку. Стандартный объём, который закачивали за раз, составлял обычно 20 мл, Однажды доктор, помяв туго натянутую кожу, постановил, что доза для закачки составит 10 мл. Представляете: четыре часа пути ради 10 мл! Самое неприятное, что перевязка могла начаться в 15.00, могла в 12.00, то есть нужно было прийти на работу к 8.00, за пару часов попытаться решить несколько мелких задач, то и дело нервно поглядывая на часы, выехать пораньше с учетом непредсказуемости пробок на дорогах, затем потолкаться в очереди таких же бедолаг, пришедших на перевязку, и спустя час отправиться в обратный путь, проклиная пробки и реконструкцию дорог. Когда я ездила на перевязки после операции, то процесс был организован более грамотно: медицинский центр открывался около 8 утра, доктор, делавший перевязки, появлялся в начале девятого, соотвественно, после перевязки можно было добраться до работы, не рискуя сильно опоздать. В данном случае все медицинские манипуляции осуществлялись в середине рабочего дня, и приходилось либо подстраиваться под график, либо отказаться от данной затеи. Но перед глазами то и дело всплывало ужасное видение груди моей подруги, смотрящей в разные стороны, поэтому, сцепив зубы, я раз за разом шла к руководству, договариваясь о возможности отъехать, обещая задержаться после работы и наверстать упущенное. Жизнь больного напоминает бесконечный марафон: ты пытаешься успеть переделать неотложные дела на работе, и позаботиться о своём здоровье, которое кроме тебя никому не интересно, и совместить несовместимые вещи. Парадоксально, но больному нужно в несколько раз больше сил и выдержки, чем здоровому человеку, чтобы успеть сделать рутинные дела, которые обычно имеют нулевой результат. Например, ты тратишь кучу времени, чтобы получить направление на КТ, съездить на исследование, которое тоже проходит в рабочее время, а не в выходные, если ты хочешь обследоваться в онкологической больнице, а не в платном медицинском центре, где результаты интерпретации данных КТ могут оказаться сомнительными. Ок, ты получаешь отрицательный результат, который на время возвращает тебе душевное равновесие, но с точки зрения работодателя это результат нулевой, так как ему кажется, что у тебя в очередной раз разыгрались нервы, и ты потратил впустую драгоценное рабочее время. Поэтому, если ты хочешь сохранить рабочий статус, приходится выкручиваться, решать, перерабатывать, что в результате выливается в бОльшие временные затраты, чем у здорового работающего человека. К сожалению, такова действительность. Единственным приятным моментом таких больничных визитов являнося общение с себе подобными, причём люди зачастую так буднично рассказывают свои истории, которые для людей, не являющихся членами нашего онкоклуба, звучат как страшные сказки братьев Гримм. Хотя иногда истории потрясают даже вроде ко всему привычную психику. Помню, сидела а очереди перед перевязочной, и рядом пристроилась женщина в хлопковой шапочке, являвшейся неоспоримым свидетельством уже прошедших сеансах химии. Как обычно, завязалась беседа на тему онкобудней, я спросила, приехала ли она договариваться о госпитализации. Она ответила, что хочет проконсультироваться с врачом относительно обьема предстоящей операции, которая будет проходить в частном медицинском центре в Питере. Поймав мой недоумённый взгляд, она рассказала, что ей нужно решить, убирать ли лимфоузлы или оставить, так как она очень боится лимфостаза. Я возразила, что вроде как команда хирургов во время операции принимает решение, нужно ли убирать лимфоузлы, и если да, то сколько. Она ответила, что тамошние хирурги оставляют это решение за ней. Я осторожно поинтересовалась, были ли у неё обнаружены метастазы. Она ответила утвердительно, добавив, что именно в связи с этим ей назначили дооперационную химиотерапию. Хотя я дилетант а вопросах медицины, меня сильно озадачила информация, что при наличии метастаз можно попробовать сохранить лимфоузлы, но я попробовала перевести разговор в нейтральное русло, показала ей свою руку, которая совсем немного толще в объёме, чем здоровая, как доказательство того, что удаления лимфоузлов бояться нечего. Затем я спросила, почему она не хочет оперироваться в государственной онкологической клинике, предпочтя ей частную медицину, и услышала в ответ, что все дело в реконструкции груди. Клиника имеет хорошую репутацию по части пластической хирургии, поэтому, чтобы гарантировать хороший результат в последующей реконструкции, она хочет, чтобы операцию по удалению опухоли желали одни и те же хирурги. Тут наш разговор прервался, так как ее пригласили в кабинет. Вышла она оттуда очень быстро, и я даже не успела рассмотреть ее выражение лица, не говоря уже о возможности расспросить об итогах консультации. Я была следующей в очереди, поэтому шансы на продолжение беседы были равны нулю. Очень желаю, чтобы у той женщины все сложилось удачно, но до сих пор не могу понять, как врачи могут перекладывать принятие решения на пациента, тем более ещё при таких отягченных обстоятельствах как наличие метастаз. Всем большое спасибо! Продолжение следует.