А вот эта история случилась с нами в пионерском лагере. Дело в том, что в доме нашем давали квартиры людям, работающим в одном и том же научно-исследовательском институте - там работали мой отец, отец Юрки, отец Андрюшки Котовского, мать Серёжки Картавого, мать сестёр Наташки и Нади, отец сестёр Якимовых, и даже мать Губасова мыла там полы. Во-от. А профсоюзные путёвки в пионерлагерь тоже распространялись по месту работы, и так вышло, что попали мы однажды в одну смену в один пионерский лагерь, только в разные отряды, потому что возраст у нас маленько отличался.
Не скажу, чтобы мы очень уже поддерживали в лагере дворовые отношения – у всех сформировались свои компании, но всё-таки, встречаясь на дорожках или для общих дел, приветливо здоровались. В моём отряде оказался Юрка и две сестры Якимовых – Танька и Ольга. Якимовых этих, кстати сказать, был полон двор – многодетная семья, очень хотевшая мальчика, но, в итоге, вынужденная мириться с восемью девочками, трое из которых были погодки. Это, впрочем, никого особо не удивляло в те времена несовершенной и малодоступной контрацепции. Губасовых тоже было четверо, Кондрашовых – трое, Абрамовых – пятеро детей. Но я отвлеклась.
Итак, мы жили весёлой коллективной пионерской жизнью, как вдруг кому-то из Якимовых пришла идея посвятить занудный тихий час прогулке по ближайшему лесочку. Не прошло и получаса, как в курсе этой задумки сделалась вся наша компания, и сёстрам, что называется «сели на хвост». Пришлось срочно расширять состав команды прогульщиков во избежание огласки.
Самым сложным было ускользнуть из дачного домика незамеченными. Если бы это прокатило, за остальное можно было не беспокоиться – во время тихого часа вожатые и отрядные воспитатели удалялись по своим делам и в дачках материализовались только, если какой-нибудь отряд совсем уж начинал «сносить крышу».
Точку сбора мы назначили у известной пионерам, но не пионервожатым, лазейки в заборе и практически сразу после сигнала «спать по палаткам» начали собираться, выныривая из кустов, проползая за кустами и проламываясь сквозь кусты. В конце концов собрался следующий боевой отряд: Серёга Губасов, Серёга Картавый, естественно, Якимовы, Юрка, Наташка, и я. Надюшку по малолетству от этого дела отстранили, оставив наблюдателем в лагере.
Мы выступили вверх по тропинке, поднимаясь на Лысую гору, которая только называлась Лысой, а на самом деле курчавилась очень симпатичной дубовой и ореховой порослью. Серёга Картавый – счастливый обладатель ручных часов – засёк время и сказал, что мы должны вернуться не позже, как через два часа. Не то хватятся.
Прогулка была очень приятной – тем приятнее, что альтернативой было лежание в душных спальнях. Стоял июнь, когда ещё расслабляющий зной не запылил листву и не рассеял в воздухе необоримую полудённую сонливость, в дубовой роще чудесно пахло – кто знает этот запах дубового листа, меня поймёт, по краям тропинки росли цветы, перепархивали бабочки, стояла тишина, но не мёртвая – особая, лесная тишина, нарушаемая шелестом листьев, далёким птичьим возгласом, чьим-то похрюкиваньем… Стоп! Похрюкиваньем???
- А вы знаете, что здесь водятся дикие кабаны? – спросил Серёжка, останавливаясь.
- И чо? – храбро выступил его тёзка Губасов.
- А ничего, - ответил Серёжка. – П`гопо`гет живот, тогда узнаешь…
Мы беспокойно заоглядывались – хрюканье и потрескиванье сучьев приближалось.
- Если мы на кабаньей тропе, - сказал Юрка, - он точно нападёт. Секач, знаешь… Я читал.
- Чо стоим-то? – занервничала Наташка. Она училась во вспомогательной школе и считалась умственно-отсталой, однако, как человек, знающий её хорошо и близко, ответственно заявляю: тут врачи и педагоги что-то напутали. Наташка была патологически ленива к учёбе, но в целом развита и соображала даже побыстрее других.
- От кабана не убежишь, - вздохнула Танька Якимова. – У него четыре ноги, а у нас по две.
- Так что, пусть живот пропарывает? – возмутилась её сестра.
-Надо знаете что? – придумала я. – Надо на дерево залезть.
- Тебя ни одно дерево не выдержит, - нахамила Наташка. – И Серого – тоже.
Действительно, и я, и Губасов отличались значительной упитанностью, что, впрочем, не мешало нам активно бегать, прыгать и лазить по деревьям – тоже.
- Вот тебя, может, и не выдержит, - заступился Юрка. – А их – выдержит. Вон какие дубы здоровые.
Сказано – сделано. Мы , подгоняемые сделавшимся уже оглушительным хрюканьем и треском, полезли на деревья. Проблема в том, что у Таньки Якимовой этой полезной привычки не было. Картавому пришлось попыхтеть подсаживая её до первой развилки. И только мы успели вскарабкаться на свои дубы, как из лесу вышла… свинья. Обыкновенная домашняя хрюшка. Она не спеша, прогуливалась, изучая и подбирая прошлогодние жёлуди и орехи.
- Тьфу ты, - в сердцах плюнула Наташка. – Кабан… Секач… Уж молчал бы ты, свиновод.
Оскорбление, понятно, было адресовано Юрке.
- А ты слезай, - не без вызова подначил Юрка. – Слезай-слезай, посмотрим, что она тебе сделает.
- Ничего не сделает, - без особой уверенности сказала Наташка – и не слезла.
Мы были городскими детьми и свиней, соответственно, видели только на картинках или в виде окорока из коопторга на столе. За исключением Губасова, который нередко ездил в деревню « к бабке». Он и слез первым.
Свинья спокойно покосилась на него и пошла дальше по своим делам, вскоре скрывшись из виду.
- Слезайте, - махнул Губасов.
Мы принялись слезать. Все, кроме Таньки.
- Я боюсь, - твёрдо сказала она и крепче вцепилась в ствол.
- Что, так и будешь сидеть? – спросила её Наташка.
Танька не ответила.
- Висит г`гуша – нельзя скушать, - загадал загадку Картавый.
Смех-смехом, но время шло, нужно было возвращаться, если не иметь в виду грандиозный скандал, а Танька продолжала прочно сидеть на дереве.
- Ну и виси, - сказал Губасов. – А мы пошли, - и потянул Ольгу Якимову за руку. Та немедленно заревела:
- Я Таню не брошу!
- Ну, лезь к ней, - сказал безжалостный Серёга. – Сидите вместе.
- Подожди, - остановил мягкий Юрка. – Так нельзя. Нужно её оттуда снять. Серый, ты же кошек с деревьев снимал…
- Кошка лёгкая, - возразил Картавый. – Её силой отод`гать можно.
- Это точно, - оценивающе прикинул Губасов. – Таньку силой не отдерёшь.
- Камнями кидать, пока не слезет, - предложила Наташка. Хорошо, Котовского с нами не было – он бы и кинул.
- Я в тебя сама щас кину! – возмутилась Танька.
- Кинь, - обрадовалась Наташка. – Давай, слезай, и кинь.
- Писать захочет – слезет, - предложил новый вариант Губасов. На этот раз возразила я:
- Пока она, как следует, писать захочет, нас всех уже из лагеря вышибут.
- Слышь, Тань, - проговорила вдруг Ольга, присматриваясь к листве над головой сестры. – Там к тебе гусеница лезет…
- Какая? – живо встревожилась Танька.
- «Король».
"Королями" мы называли оранжевых мохнатых гусениц с чёрными крапинками. В отличие от гладких зелёных, они наводили ужас на значительную часть девчачьего населения нашего двора. Не была исключением и Танька.
- Где? – взвизгнула он, вжимая голову в плечи.
- Вон, вон, - подхватил Юрка. Он сам боялся гусениц и первым после Ольги сообразил, какое мощное оружие применено. – Ой, она тебе сейчас за шиворот упадёт! – и Юрка классически завизжал, давая фору любой девчонке.
Танька белкой соскользнула до нижних ветвей, не удержалась и полетела вниз. Картавый классически, как цирковой униформист отпассировал её падение, и Танька мягко без вредя для себя шлёпнулась на траву, поспешно шаря за пазухой на предмет вторжения гусеницы.
- Где она? Где?
- Где-где, на дереве осталась, - отозвался удовлетворённый Юрка.
- Да вы наврали! – сообразила Танька. – Вы нарочно, да?
- Полезай снова – посмот`ги, - хладнокровно предложил Картавый и посмотрел на часы. – Только быст`го, опаздываем.
Нам повезло – мы вернулись в лагерь незамеченными, но про нашу прогулку в тот же день всем «по секрету» растрепал Губасов. Однако, поскольку в его рассказе фигурировал свирепый кабан-секач, чуть не выпустивший нам кишки, те взрослые, до которых дошла эта история, не поверили ни одному слову, и незаконная прогулка сошла нам с рук без последствий.