Лев Кассиль. Кондуит и Швамбрания. Любимая книжка моего советского детства. Автобиографическая повесть о жизни подростка в маленьком городке на Волге перед Революцией и немного после неё. Конкретно в этой главе время действия - царская Россия начала 20 века.
Отец - высоченный пышно-курчавый блондин. Это невероятно
работоспособный человек. Он не знает, что такое усталость. Зато,
наработавшись, он может выпить целый самовар. Движется он быстро и говорит громко. Когда папа, рассердившись, кричит иной раз на бестолковых пациентов-хуторян, то мы всегда боимся, как бы больные не умерли со страху.
Мы бы на их месте обязательно умерли.
Но, кроме того, папа очень веселый человек. И бывает так: придет к нему
больной, у которого "в грудях як огнем пече", а через несколько минут
забудет про грудь и хватается за живот: заболел от смеха... А когда отец
начинает грохотать сам, то кошка стремглав бросается под буфет и в аквариуме идет зыбь. К ужасу Аннушки, он выносит маму к обеду на руках. Он ставит ее на пол и говорит: "Вот барыня приехала".
Много веселых слов знает отец.
- Жри да рожу пачкай, - говорит он нам за обедом. - Эй вы,
братья-разбойники, кальдонцы, бальвонцы, подберите нюня! - И ущемляет наши носы между указательным и средним пальцами.
И это у него собезьянничал швамбранский царь манеру говорить кучеру:
"Дуй их в хвост и в гриву".
Иногда, упорно отстаивая новую койку для общественной больницы, он
выступает на волостных сходках. А сход - богатеи-хуторяне - сыто бубнит: "Нэ треба..." Потом в газете "Саратовский вестник" обязательно описывается, как господин старшина призывал господина доктора к порядку, а господин доктор требовал занесения в протокол слов господина Гутника, а господин Гутник на это...
Отец знаком со всей слободой. Нарядные свадебные кортежи почти всегда считают долгом остановиться перед нашими окнами. Цветистая кутерьма окружает тогда наш дом. Брешка засеяна конфетами: их швыряют пригоршнями с саней в толпу. Сотни бубенцов брякают на перевитых лентами хомутах. На передних санях рявкает среди ковров оркестр. И пляшут, пляшут прямо в широких санях, с лентами и бумажными цветами в руках багровые визжащие свахи.
А еще вспоминали об отце и такое.
В слободе прежде шибко хулиганили. "Фулиганы", как называли их
покровчане, были пожилыми семейными людьми... От хулиганов этих в слободе не было житья. Полиция бездействовала.
Жители решили действовать сами. Был составлен список самых матерых разбойников. По этому списку адресов толпа шла из улицы в улицу. Толпа шла и убивала...
Было это глухой ночью.
Один из главарей хулиганской банды скрылся у папы в больнице. Он
действительно был серьезно болен. Он умолял спасти его. Он валялся в ногах у папы.
- Бьют вас за дело. Только ваше счастье, что вы заболели вовремя. В
данную минуту вы для меня прежде всего пациент, больной. И больше я ничего знать не хочу. Вставайте с пола, ложитесь на койку.
Распаленная толпа осадила больницу. Она ярилась ; и гудела у закрытых
ворот. Отец вышел за ограду к толпе. - Чего надо? Не пущу, - сказал отец, - поворачивайте-ка оглобли! Вы мне еще тут заразы нанесете в родильный. Дезинфицируй потом...
- Ты, доктор, только бы Балбаша на руки выдал... Под расписку. Мы б
его... вылечили...
- У больного Балбашенко, - строго и раздельно ответил папа, - высокая
температура. Я не могу его выписать. И никаких разговоров! И не шумите. А то больные пугаются - это им вредно.
Толпа тихо подвинулась ближе. Но тут из нее вышел старый грузчик и
сказал так: - Доктор, ребята, правильно излагает. Им ихняя специальность не позволяет. Пошли, ребята. А только мы Балбаша и после закончим. Извиняйте за беспокойство.
Балбаша "закончили" через три месяца.
__________________________________________________________________________________________
Вот так еще сто лет назад общество на Руси решало вопрос с ворами и бандитам. Просто и эффективно. И так было спокон веков. Зато порядок был.