Дейв прорывался сквозь неё уже так долго, что сам себе казался мухой, которая всё больше и больше запутывалась в тенетах паука.
Это какое же чудовище оплело такую большую часть леса паутиной? Дейв пожалел, что у него нет при себе огня. Или что он не маг. Сотворил бы сейчас факел, сжёг бы всю паутину... а если понадобится, то и опоганенный лес. Кое-где в сетях висели мертвецы. Тем страшнее было идти неизвестной тропой.
Устав до противной дрожи в руках и ногах, он прислонился к дереву. Лесная тропа была очищена до полянки, на которой ютился домишко с перекошенной крышей. Уж не здесь ли живёт паук или иное чудище, заполнившее здешние места густой паутиной? Дейв решил перевести дух и затем вломиться в хижину, но тут что-то скрипнуло.
Дверь! Дейв поднял самострел, натянул рычагом тетиву. Приготовился стрелять, как вдруг увидел на пороге хрупкую женскую фигуру в белом платье.
— Стой, ведьма, — сказал он.
Нет, на ведьм они с крестьянами не договаривались. Только на чудовищ. Да и не смог бы Дейв убить человека! Шутка ли... да ещё женщину.
— Стой!
— Кто ты? — спросила она испуганно.
Она была тонкой, слабой и боялась. Знала бы, что и Дейв напуган. Зачем только бахвалился, зачем соврал, что наёмник, что с нечистью дерётся и промаха не знает?
Да вестимо зачем — денег хотелось. Крестьяне глупые тоже... сходи да сходи в лес, убей да убей паука — все тропы заплёл, зверьё пропало, дрова не добудешь...
Пошёл, стало быть.
Ругал теперь себя.
— А ты кто? — ответил вопросом на вопрос. — Ведьма, да?
— Ведьма, — жалобно ответила женщина. — Страшно здесь. Ночью страшно, днём страшно... Скажи, живёт ли там, на холмах, злой некромант?
— Не, — ответил Дейв. — Никакого некроманта. На холме развалины, а дальше пастбище.
И подошёл чуть ближе, не выпуская, впрочем, женщину из виду и из прицела.
— Так ты кто?
— Я боюсь, — сказала она.
— Это ты все тропы запаутинила?
— Я ткала, — сказала ведьма. — Чтобы никто ко мне не пробрался. Страшно здесь...
И что-то жалко её Дейву стало. Не паук и не чудище — напуганная женщина, исхудавшая, истощившая себя ворожбой, замешанной на страхе.
— Расскажи, что случилось, — попросил он.
— Не стреляй, — попросила она.
И рассказала, что жила здесь с тремя сёстрами, каждый год плели они некроманту по рубахе из паутины. И с помощью этой рубахи привораживал он к себе жертву, чтобы жизнь свою нечистую продлевать. Вот ведь как бывает! Но только ведьма взяла ту рубаху и некроманта сама извела. Вернулась, а сёстры её от той ворожбы умерли. И только нежить, жуткая и неумираемая, лезла со всех сторон, отомстить за хозяина желала.
Потому и думала ведьма, что жив он ещё. Скрывалась от нежити и от её хозяина за паутиной, жила в страхе.
Дейв подумал-подумал, и спросил — а давно ли нежить не лезет? Ведьма пожала плечами.
— Потеряла счёт времени, — пожаловалась она.
Вывел её парень из логова, показал, что лес дальше, где паутины нет, стоит чистый, а на холме давно одни руины.
Села на землю ведьма и заплакала.
— Всю жизнь в паутину вплела, — сказала она. — Правильно ли сделала?
Но Дейв помог ей встать и кивнул:
— Некроманта-то нет. Никого не убивает он каждый год. И нежить его вся в паутине завязла давным-давно. Сам видел. Живи! Радуйся! Незачем паутину плести!
— А что же тогда делать? — спросила ведьма и робко подставила лицо солнцу.
— Да что умеешь, — пожал плечами Дейв. — Травы собирай, людей лечи, скот выхаживай.
— Рубашки делать умею, — сказала ведьма. — Из паутины. Хочешь? Словно кольчуга будет, заговорённая, в семи водах и молоке закалённая.
С тех пор вот и живёт в тех краях мастерица, из паутины всякие волшебные рубашки творит. Но иногда по привычке начинает бояться, и тогда весь лес в паутине увязает. Тогда-то и зовут крестьяне Дейва — только он умеет с ведьмой поговорить.