Когда моя мама серьезно приболела, большую часть времени стала проводить в квартире, да еще и пандемия поспособствовала домашнему уединению (в её 93 года любая инфекция опасна), она стала чаще вспоминать своё детство, юность, военное лихолетье. Унылые осенние и зимние вечера располагают к беседам на такие темы, тем более, что ранее у меня не было времени уточнить кое-какие факты из жизни своих предков. Теперь детали их деревенской жизни в начале 20 века стали складываться в целостную картину.
С особой теплотой вспоминает моя мама свою матушку, великую труженицу, женщину с непростой судьбой. Моя бабушка Авдотья Кузьминична Слеменева родилась в городе Могилёве на востоке Белоруссии в семье, которую бедность заставила в начале прошлого века перебраться в далёкую холодную Сибирь, в край неосвоенных земель, где, казалось, проще было прокормить кучу ребятишек. Обосновались они в небольшой деревеньке Сарино Колосовского района Омской области. Прадед Кузьма, умный и рукастый мужичок, смекнул, что его умение скорняжничать в условиях долгой зимы, - ух, как пригодится. Так и получилось. Отца маленькая Авдотьюшка видела редко, - разъезжал по деревням. Увезут его со швейной машинкой в какую-нибудь деревню и работает там пока всех обошьёт: кому тулуп овчинный, кому шапку. В больших семьях мог и более месяца жить, пока всем обновы справят, да пока "обмоют" все обновки, - грех от угощения отказываться. А если бездорожье, то ещё не скоро оттуда выберется, или на какой попутной телеге в другую деревню уедет, - хороший скорняжных дел мастер всем нужен.
Весь дом, скотина и огород были на плечах жены Дарьи (моей прабабушки), измученной, но семижильной: восемнадцать детей родила, да только девятерых выходила, крепкими оказались (вот пример естественного отбора!). Дед Кузьма домой никогда не спешил, а привозя заработанное, быстро спускал с друзьями: любил хорошо выпить и погулять. Кое-как хватало денег одеть-обуть детей.
Будучи 7-8-летним ребёнком, Авдотьюшка стала работать "в людях": в зажиточной семье требовались дешёвые рабочие руки. Сначала ей доверяли пасти гусей и уток, потом стали приучать к работе в доме, "приставили" к кухне. К двенадцати годам девочка уже познала все тонкости приготовления крестьянских блюд: варила щи, каши, умела посолить рыбу, мясо, заквасить капусту, заготовить на долгую зиму припасы: овощи и грибы. Она научилась ставить квашню и месить тесто, стряпать булочки, шанежки и пирожки. Сама кормилась и домой приносила еду ведущей хозяйство матери и младшим детям. Так в работе детство и пролетело.
Быстро повзрослевшая Авдотья, скорая на руку, многое успевала: в богатом доме всё переделать, матери помочь, а вечером ещё и с парнями, девчатами погулять. Уж очень ей нравился молодой Костик из соседней деревни, приёмный сын в той семье, где она прислуживала, да и он на неё засматривался, помогал ей с тяжёлой работой справляться. Недолго и погуляли, увёз её из родительского дома ( и погоня не настигла их), стали вместе жить - домой Авдотья не ездила, знала, что прогневала отца, без его благословения ушла в чужую семью. Он своим дочерям подбирал в мужья работящих парней из крепких хозяйств. На глазах младших дочерей в кровь избивал мокрой верёвкой старшую дочку Марфу за то, что упиралась, не шла замуж за нелюбимого, но богатого жениха, когда отец-то уж просватал её (небось, ни одну бутыль самогона с будущим зятьком "приговорили"). Кузьма сильно осерчал на Авдотью и жене приказал, чтоб ноги беспутной дочери в доме не было. Отлегло отцовское сердце, когда родилась у них доченька. Да недолго продлилось Авдотьюшкино счастье: муж-то с военной службы вернулся с туберкулезом, а в то время его не могли вылечить, тем более в такой глуши, где ни врачей, ни больниц-то не было. Умер, оставив жену с младенцем.
Убитая горем вернулась домой Авдотья с годовалой дочерью на руках. Тут уж дед Кузьма отвёл душу: сетовал, приговаривая, что Господом послано ей наказание за непослушание, мол, кому она нужна-то теперь вдовая да с ребёнком. А через пару месяцев привёл в дом немолодого вдовца Павла Ивановича , сосватали горемычную Авдотьюшку, - безмолвно согласилась: не было сил выслушивать упрёки отца. А у Павла Ивановича подрастало трое детей: два сына Алексей и Афанасий и дочь Прасковья (Пана). Полюбила их Авдотья как родных.
Некогда было горевать ей, - забот невпроворот, только успевай - поворачивайся, крутись по хозяйству: приготовить, накормить, обстирать, со скотиной и в огороде управиться. Жарким летом маленькая дочка запоносила и умерла, похоронили рядышком с её отцом, Костиком, любимым мужем Авдотьи (его фотографию бережно хранила до конца жизни). Павлу Ивановичу было не до печалей супруги - колхоз организовали, на разные должности стали назначать: то бригадир, то писарь, то учётчик - лишь бы не в поле. С мужиками он ладить умел и всегда оказывался там, где можно было выпить. Ни одна гулянка без него не обходилась - завзятый выпивоха.
Так жизнь и катилась: муж работал и весело проводил время в компаниях таких же любителей выпить, а Авдотья тянула весь дом да каждый год рожала. Дети слабые были: болели, не выживали. Уже подросли сыновья Павла, когда родилась у Авдотьюшки доченька-красавица: черная, кудрявая, крепкая. Павел Иванович на радостях выпил изрядно, крякнул и заявил: "Моя порода! Выживет!" (Годы показали, как он был прав - Мария выжила, ушла добровольцем на фронт и там выжила, родила троих сыновей, перенесла несколько операций и по сей день в свои 96 лет здравствует!). Вслед за Машей появились и выжили ещё дочка Ирина и сынок Яша.
Шестерых детей Авдотьюшка выпестовала, на ноги поставила: все получили образование, стали специалистами в различных областях - "вышли в люди", обзавелись семьями. Только насладиться спокойной семейной жизнью в послевоенное время, полюбоваться растущими внуками не довелось. Из тринадцати внучат только пятеро появились при жизни Кузьминичны (так уважительно звали её односельчане), да и тем уже ни сердце, ни руки измождённой женщины не могли подарить любовь, ласку и заботу. Болезнь быстро вцепилась в изнурённую работой, уставшую, недолюбленную женщину. Никаких сил сопротивляться не было. Угасла жизнь Авдотьюшки... Такова судьба сельчанок российской глубинки...
Светлая память великой труженице, моей бабушке, которую я знаю по одной-единственной сохранившейся в семье фотографии и по рассказам моей матушки, но безмерно её люблю и жалею.
В трудные минуты своей жизни вспоминаю о тяжёлой доле наших бабушек, сумевших "поднять" своих детей, и это придаёт мне сил, - ведь в наше, хоть и сложное время, нет таких тягот и лишений, и значит - прорвёмся! Опыт поколений помогает нам выживать в новых условиях. Жизнь продолжается...