В мае 1513 года умер воинственный папа Юлий II, и конклав выбрал на его место молодого кардинала Джованни Медичи, сына Лоренцо. Новый папа принял имя Льва X. Казалось, с возвращением Медичи начинается золотой век для художников, ученых и поэтов. Ведь плоть от плоти Лоренцо Великолепного, его сын не мог не быть меценатом, и средства для этого у него были огромные. Несколько месяцев назад под власть Медичи вернулась Флоренция, а теперь семье Медичи досталась тиара со всеми несметными богатствами. Потому–то художники всех мастей поспешили в Рим. При Юлии II здесь уже работали Микеланджело, Рафаэль, Браманте. Другие, которых выборы Льва X застали вне Рима, немедленно потянулись туда. Поскольку Леонардо оставаться в Милане было нельзя. он поехал в Рим. Его сопровождали Салаи, Мельци и два новых ученика.
Младший брат папы — Джулиано Медичи — радостно принял Леонардо в Риме, поселив его в Бельведере, отведенном братом под его резиденцию. Леонардо получил светлую мастерскую, комнаты для себя и для всех своих учеников и полное содержание. В Бельведере — части Ватиканского дворца — уже тогда стояли лучшие жемчужины папской коллекции античной культуры: Лаокоон, Аполлон Бельведерский, покинутая Ариадна, торс Геркулеса…
Живя в этом великолепии, Леонардо показывал ученикам величайшие сокровища искусства и учил их пропорциям человеческого тела на Аполлоне и Геркулесе.
— Те великие умы, кто создавал эти бессмертные работы — вот кто мог бы научить вас! — говорил им Леонардо. — Увы, все они умерли много веков назад. Но я сейчас попробую их вам заменить…
— А статуи то все голые… — зачем-то произнес Салаи, пожиравший глазами обнаженных Аполлона и Геркулеса.
— Салаи, все они демонстрируют безграничную мощь создательницы нашей — матушки Природы.
— А вот в Библии написано иначе, маэстро Леонардо, — упрямо твердил Салаи. — Там сказано, что все мы созданы по образу и подобию Господа…
— А разве красотой тела мы не показываем красоту Бога? — ответил ему Леонардо. — Позови–ка лучше Франческо, Салаи. Пойдем подышать чистым воздухом.
Они по мраморным ступенькам террасы спустились в ватиканские сады и там гуляли и беседовали, сколько было угодно душе, следя взором за мелькающими вдали стройными силуэтами оленей. Леонардо, наконец-то, мог вновь вздохнуть свободно — все это чем-то напоминало ему спокойные миланские дни при Лодовико Сфорца. Он был счастлив и, в знак благодарности, писал для Джулиано картины. Именно здесь он и создает свои знаменитые «Леду» и «Иоанна Крестителя», для которого ему позировал Салаи, избалованный им любимчик, с годами превратившийся в красивого мужчину.
Леонардо изобразил Иоанна Крестителя с округлыми плечами и полной грудью, с красивым женственным лицом. Мягко мерцающие в темноте струящиеся локоны обрамляли это прекрасное лицо с загадочно зовущей улыбкой и неподвижным взглядом обведенных темными тенями глаз. В левой его руке он держал крест, а правая перстом указывала на крест. Заканчивая этот труд, Леонардо сказал себе: «Вот моя лебединая песнь». Великое спокойствие снизошло на него и растворилось в тихой грусти.
— Ну как тебе мой «Иоанн Креститель», Франческо? — полюбопытствовал он у Мельци, положив кисть на мольберт возле законченной картины.
— Маэстро Леонардо, — сказал ему Мельци, — здесь великолепная игра светотени и такая чудесная гармония вашего знаменитого «сфумато», но… позволю себе также высказать мнение, что выражение лица Иоанна не столь христианское. И сам он не выглядит аскетом… в его улыбке есть что-то такое дьявольское… как иногда бывает, простите, у Салаи…
— Да, Франческо, ты наблюдателен и, отчасти, прав. Добавь, что к тому же он молод, что никак не вяжется с представлениями о знаменитом Святом, суровом аскете с длинной бородой, одетом в верблюжью шерсть, который произносит проповедь на берегу Иордана и провозглашает пришествие Мессии, не так ли? — Леонардо лукаво сощурил один глаз.
— Согласен, маэстро! — Франческо кивнул головой, не отводя пристального взгляда от «Иоанна», что смотрел на него своей зазывающей, двусмысленной улыбкой. И только крест, растворенный в пространстве, говорил, что перед ним, не исключено, сам Иоанн Креститель.
— Ну скажи, Франческо, кого сейчас интересуют измученные, бородатые старики на картинах? Разве они могут радовать глаз? В вот мой Иоанн молод и красив. Одно загляденье! Сущий АНГЕЛ ВО ПЛОТИ!
В течение недели Салаи не мог отвести глаз от картины, все ходил вокруг портрета словно кот у горшочка сметаны.
— Ты любуешься собой, Салаи? — шутливо спросил его Леонардо.
— А что? Любуюсь по праву! Что-что, а Господь наградил меня красотой! — хвастливо произнес влюбленный в свою внешность нарцисс. — Скажите-ка, маэстро Леонардо, — он вопросительно уставился на учителя, — вы вот написали мой портрет, а назвали его «Иоанн Креститель». А почему бы не назвать его моим именем, например, «Портрет Джана Джакомо Капротти да Орено»? Красиво звучит и было бы намного справедливее. Сидел же Я перед вами, а не Иоанн Креститель. Позировал и мучился, застыв в одной позе, с поднятой вверх рукой! Хорошо еще, вы меня крест не заставили держать, дорисовав его позже…
— Салаи, Джана Джакомо Капротти да Орено мало кто знает. А Иоанна Крестителя знают все, — сказал ему Леонардо, улыбнувшись.
— А известно ли вам, кто виноват в том, что меня не знают? — сердито спросил Салаи.
— Кто же, Салаи?
— Вы! Лишь ваша в этом вина! — он был настроен воинственно.
Леонардо поднял глаза. В них отразились боль и беспомощность.
— Вы всегда меня затмевали! — продолжал свои обвинения Салаи. — А я хочу жить своей собственной жизнью, а не на обочине жизни великого Леонардо да Винчи! Я мечтал быть на вашем месте! Вас все почитают! А из меня ничего путного не вышло! Сейчас я хочу лишь одного — жить для себя!
— Каждый должен жить своей жизнью, Салаи. — грустно молвил Леонардо. — Но лишь глупец живет для себя, а мудрый — ради цели…
— У живописца может быть единственная цель, — самоуверенно сказал Салаи, перебив Леонардо, — разбогатеть и стать известным. А не тратить свое драгоценное время на какие-то ненужные науки.
— Эх, дорогой мой Салаи, — грустно сказал Леонардо, — каким хорошим живописцем ты мог бы быть, если бы однажды действительно захотел им стать.
— Глупости! Я хотел. Но вы… вы направо и налево делились своими секретами с каждой канальей, с каждым проходимцем, но не со мной! — укорял его Салаи.
— Не огорчай меня, Салаи, прошу тебя, — взмолился Леонардо. — Ты несправедлив. Ведь я всю жизнь учил тебя.
Но Салаи был не на шутку обижен. Он ушел на прогулку, демонстративно надув губы. А на другой день, отойдя от злости, вновь не отходил от «Иоанна Крестителя» и даже задал вопрос учителю:
— Маэстро Леонардо, в чем смысл писать такие картины? — он кивнул головой в сторону «Иоанна».
— А ты как думаешь? — Леонардо застыл в выжидательной позе.
— Ну раз это, по вашему, Святой Иоанн Креститель, то тогда, наверно, чтобы славить Бога?
— Чтобы будить чувства прекрасного… — поправил его Леонардо. — Но, коли тебе угодно, пусть будет во славу Божию…
— Во славу Божию или ВАШУ славу, маэстро Леонардо? — снова, с какой-то плохо скрываемой обидой, произнес Салаи. Леонардо молчал, а тот небрежно поправил свои густые кудри и стал куда-то собираться, что-то загадочно насвистывая себе под нос. Ночной Рим уже зажигал в фонарях свечи.
— Ты опять уходишь? — огорченно спросил его Леонардо.
— Черт! — досадно произнес Салаи. — Как же мне надоели ваши нравоучения, Когда же вы поймете, что я уже взрослый мужчина — мне почти 35! Вы думаете, я буду сидеть в мастерской за мольбертом, если могу веселиться в городе?
— Но уже поздно. В Риме не безопасно по ночам, — забеспокоился Леонардо. Салаи же, пропустив услышанное мимо ушей, засунул руки в карманы и вышел наружу.
— Салаи! — позвал его Леонардо.
Но тот, продолжая насвистывать какую-то странную мелодию, не обернулся на его зов.
Здесь, в Риме, он стал часто отлучаться из дворца, причем эти прогулки могли затягиваться до самого рассвета. А приходя под утро возбужденным, с какими-то незамеченными доселе искрами в одурманенных и потемневших глазах, он валился навзничь в кровать, не снимая обуви и помятой, местами испачканной, одежды, и погружался в мертвецкий сон до самого вечера. А комната его мгновенно наполнялась смесью запахов дешевого вина и табака. Кто-то из «доброжелателей» поведал Леонардо, что Салаи проводит время за азартными играми в таверне «Спящая лисица», пользовавшейся дурной репутацией, где, в окружении самых отъявленных негодяев, он расточительно и беззаботно растрачивает деньги. Эта реальность приводила Леонардо в крайнее уныние. Его преследовала страшная мысль, что он теряет своего «дьяволенка». Он гнал ее подальше от себя, но она заточенным бумерангом все время возвращалась к нему, не давая покоя и напрочь лишая сна.
Тем вечером, ожидая возвращения Салаи, он создал аллегорический набросок, изображавший неизбежность боли, следовавшей за наслаждением. Наслаждение и Боль изображены в виде мужской фигуры с двумя головами и двумя парами рук. Ниже он сделал надпись, гласившую: «Это — Наслаждение вместе с Болью, и изображаются они близнецами, так как никогда одно не отделимо от другого, словно они срослись вместе». Боль изображена в виде старика с бородой, с выступающим подбородком и обвисшими из-за отсутствия зубов губами. Наслаждение — в виде юноши с длинными волосами. Старик отворачивается от молодого, красивого юноши с вьющимися волосами. Две надписи под фигурой говорили о том, что одной ногой этот гибрид стоит на золоте, а другой — в грязи.
— Если ты получил удовольствие, — размышлял Леонардо над эскизом, — знай, что за ним стоит тот, кто принесет тебе несчастье или раскаяние. — Он изобразил несчастье в виде таинственных маленьких острых предметов, которые сыплются из правой руки старика и могут поражать противника в ступню. Другая же рука Боли машет ветвью, которая, символизирует бичевание раскаяния. А Наслаждение одной рукой сыплет монеты, поскольку наслаждение дорого, а в другой руке держит стебель тростника.
— Тростинка, — рассуждал Леонардо, — пуста и бессильна, а уколы, сделанные ею, болезненны и ядовиты.
Салаи всё ещё не было, хотя уже хрипло прокричали первые петухи. Леонардо даже не пытался уснуть. Он смотрел в бездонное небо, на причудливые облака. Ночь и молчание слились сейчас в едином задумчивом объятии. Его блуждающий взгляд остановился на картине, стоявшей в углу. Он обычно прикрывал ее занавесью, но не мог прожить и дня без свидания с той, кто на ней изображена. Он приблизился к картине и снял покров. На него пристально смотрела Мона Лиза, а абсолютно живое лицо ее, ироничная улыбка и глаза — они смотрели на своего творца пренебрежительно.
— Ты шедевр! — сказал он, смотря ей в глаза, — но знай, что те, кто будут находиться с тобой в тесном контакте, приведут в расстройство свою психику.
Он закрыл тканью картину и на какое-то время погрузился в раздумья, уставившись в дрожавшее пламя свечи неподвижным взглядом. Затем снова стал ходить, словно мерил свою комнату по длине, ширине и диагоналям, то и дело подходя к окнам и напряженно всматриваясь в темноту — ни души! Солнце начало пробиваться сквозь горизонт, сквозь тишину, сквозь свежесть раннего утра. Сердце тревожно клокотало. А рука потянулась к спасительному карандашу, родив от него новый рисунок. Здесь на юношу, с той же линией бровей и густой копной тугих кудрей, пристально смотрит лысый старик с характерным беззубым профилем. Правая рука старика словно лежит на плече юноши, и оба тела сливаются в единый торс, напоминая первый рисунок Наслаждения и Боли. Старик смотрит на любимого юношу и, словно в зеркале, видит в нем свою утраченную юность, а во взгляде его ощущается удивительная нежность к высокомерному мальчишке.
Он опять подошел к окну. Утро вступало в свои права. Стали видны отчетливые очертания деревьев, запели птицы. Вдруг в оконном стекле появилась фигура Салаи, совершенно нагая. Она смотрела на него из Зазеркалья с какой-то надменной насмешкой.
— Где ты был, Салаи? Что же ты со мной делаешь! — с отчаянием вырвалось у него из души…
Данный фрагмент является частью моего романа "Гении тоже люди... Леонардо да Винчи"
* * * * * * *
Друзья, после прочтения не забудьте ПОДПИСАТЬСЯ на этот канал (кнопка "Subscribe") и читайте блоги первыми. Ставьте ЛАЙКИ на мои публикации, делитесь ими с друзьями в соцсетях – этим вы помогаете каналу развиваться. И тогда впереди вас будет ждать ещё много интересного.
Я приглашаю вас также ознакомиться с моим авторским сайтом - в нём всё моё творчество.
Всем спасибо!
Искренне ваш,
В.М.