Катя Плетнёва никогда не верила во все эти россказни, что беременные становятся чересчур ранимыми, чрезмерно плаксивыми и вообще такими несмеянами. Если ты истеричка, то и в этом пузатом испытании ею останешься. А если нормальный человек, соответственно, ничего на тебя повлиять не сможет. Катя считала себя вполне нормальным человеком. Ну, может, слегка заблуждалась, конечно, в оценке, но в общем и целом заниженной самооценкой не страдала.
Итак, начало января 1989-го, семейное общежитие, огромная 24-метровая комната с высокими потолками. Катя только что ушла в декретный отпуск и радовалась, что не нужно каждый день ходить на работу. Можно спать сколько влезет, а потом упражняться в кулинарии, читать книжки и смотреть телевизор, и тебе за это ничего не будет.
Единственным неудобством было ощущение растущего рюкзачка спереди, из-за которого неудобно надевать обувь. Но Катю утешала мысль, что это не навсегда.
В общем, её нервная система вполне справлялась с нагрузками. И вот однажды ночью, когда сын Сёмка и муж Игорь крепко спали, Катя проснулась от желания немедленно съесть что-нибудь сочное или хотя бы выпить сока. Точно, сока. Томатного! Именно томатного, чуть соли добавить. А можно и не добавлять. Но в доме — никакого сока, тем более томатного. Поэтому нет смысла вставать.
Катя долго лежала с открытыми глазами и пялилась в потолок. Но от этого сока ей меньше не хотелось. Как живые, рисовались в воображении соковые конусы в отделе "Соки. Воды" местного гастронома. Ей нужен только один, вон тот красный, с густой мякотью. Сейчас бы подойти, заплатить монетку и... Катя чувствовала пьянящий запах, похожий и на аромат сломанных помидорных веточек в огороде, и сахарный на разломе помидор сорта бычье сердце. Или не бычье. Бывают же нежные маленькие помидорки-сливки. Такие сладкие! Их ещё в собственном соку консервируют. О, вот чего ей хочется! Конечно, вовсе не сока, а именно вот этих маленьких помидорчиков в собственном соку. Они ещё в таких небольших баночках. Болгарские или венгерские. Какая разница? Слопать сразу всю баночку — и будет счастье. Ну и потом, может быть, запить этим соком, в котором они были. Может быть... А можно и не запивать. И так будет счастье. После целой баночки-то.
Оставался открытым вопрос, где, собственно, их взять среди ночи? На дворе январь 1989-го, ночных магазинов нет, а если бы и были, то с продуктами полный швах, а Кате импортных помидоров подавай. Да их и в светлое время суток, как говорится, днём с огнём...
Катя уселась на постели. Надо подумать. Ведь для чего-то ей даны мозги. Вон в войну люди жарили жёлуди, мололи их, и получался кофе. Как бы кофе. Что-то чуть-чуть похожее на кофе. Суррогат. А что похоже на помидоры в собственном соку? Конечно же, помидоры без собственного сока. Которых, между прочим, Катя сама столько наконсервировала, что до следующей осени хватит. Но это не то, что ей сейчас требуется.
С улицы было слышно, как фонарь на столбу качается от ветра и тихонько скрипит. Как же противно он скрипит. Днём ни разу не слышала Катя этого звука. В полоске лунного света видно, что настенные часы показывают полчетвёртого утра.
Путём несложных умозаключений вскоре выяснилось, что мозги Кате были когда-то даны вовсе не для розыска в кромешной тьме банки помидоров в собственном соку.
Когда она поняла, что никто во всём посёлке ей не поможет в беде, то зарыдала. Молча, в подушку, чтоб никого не разбудить. Говорят, если поплакать, станет легче. Как бы не так. Слёзы закончились, и подушка стала влажной, но ничуть не полегчало.
Тогда Катя решила встать, тихонько вытащить из-под кровати сына трёхлитровую банку консервированных помидоров и попробовать растолочь один помидор толкушкой для картофельного пюре. Но это невозможно сделать в темноте, чтобы никто не проснулся. Когда она это поняла, то выяснилось, что подушка поглотила не все слёзы, кое-что ещё осталось. Катя перевернула её сухой стороной и улеглась лицом к стене, всхлипывая.
Проснулся муж.
— Ты что? Тебе плохо? Скорую вызвать?
— Не надо скорую.
— Что случилось, ты можешь ответить? Не молчи!
Игорь вскочил, включил настольную лампу, сел на край дивана и дотронулся до Катиного плеча:
— Вон уже всё лицо опухло. Успокойся и скажи, чем тебе помочь.
Катя села, вытерла слёзы:
— Мне никто не может помочь. Я хочу помидоров, таких маленьких, в собственном соку.
— Прямо сейчас? — спросил Игорь и покосился на стену, где висели часы.
— Я знаю, этих помидоров нигде не купить, тем более ночью, — сказала Катя и всхлипнула. — Так что мне нельзя помочь. Спи. Тебе скоро вставать на работу.
Игорь стал натягивать джинсы. Звякнула застёжка от ремня.
— Игорь, ты куда? Неужели ты думаешь где-то достать эти помидоры в четыре утра?
Муж молча вышел. Вернулся минут через десять и поставил на стол баночку помидоров в собственном соку. Катя не поверила глазам:
— Где ты их взял?
— Да тут, рядом, — ответил он и улыбнулся.
Что за человек такой? Всё всегда окутывает тайной. Если не захочет, ни за что не скажет.
Пока Игорь откручивал крышку, у Кати от нетерпения тряслись руки. Она съела два. Ровно два маленьких помидора без кожицы, похожих на очищенные крупные сливы. И сделала пару глотков сока прямо из банки.
Игорь стоял рядом и улыбался. Когда Катя поставила банку на стол и закрутила крышку, плечи мужа заходили ходуном от смеха:
— И ради этого весь сыр-бор?
— Да. Так где ты их взял?
— Не скажу.
— Сегодня же Рождество. Понимаешь, что ты сейчас сделал?
— Что?
— Ты сотворил настоящее рождественское чудо!
— А, ну да, ну да, — улыбнулся Игорь.
— Так где всё-таки взял? Колись!
— Нет. Чудо — значит чудо.
Катя потом его всё же дожала, как тот томатный сок. Какое счастье иметь соседку, у которой мама — продавец гастронома. Простое такое счастье.
